Рождение и смерть похоронной индустрии: от средневековых погостов до цифрового бессмертия - Сергей Мохов

потребителю: превращение тела в красивую мумию было встречено верующими с пониманием. В основе кремации лежали аргументы гигиены и медицины, но они были гораздо более модернистскими, а сама кремация слишком быстро уничтожала тело — для фетишизированного, материалистичного мировоззрения европейского и американского общества это было чересчур.

Кроме того, кремация требовала довольно серьезных вложений. Нужно было построить крематорий, стоимость которого была довольна высока, а окупался он достаточно долго. Поэтому приверженность к «огненным» похоронам долгое время оставалась скорее движением энтузиастов, особенно в Европе. В США процесс шел гораздо интенсивнее, кремация довольно быстро нашла своих клиентов: уже в 1899 году проводилось около 2 тысяч кремаций в год, в то время как в Англии кремировалось около 300 тел умерших. В одном только штате Нью-Йорк проводилось больше кремаций, чем в Англии и Италии вместе взятых, но в общем количестве захоронений это все равно были лишь десятые доли процента (Там же).

Похоронное дело в XIX веке и первые корпорации

Государственное вмешательство в похоронный бизнес, передача мест захоронения в частные руки или под управление муниципалитетов, казалось бы, дают возможность извлечения прибыли: теперь предприниматели могут администрировать похоронную инфраструктуру и зарабатывать деньги. Именно в это время в похоронный бизнес впервые приходит крупный капитал, поскольку кладбища требуют серьезных финансовых вложений: для выкупа земли, межевания участков, строительства дорог (в том числе железных) и т. д. Вполне ожидаемо, что заметнее всего это происходит в такой промышленно развитой стране, как Англия, именно здесь частные дельцы создают архитектурно продуманные проекты некрополей.

Однако нужно признать, что, несмотря на довольно амбициозные проекты, о которых я уже говорил, кладбищенский бизнес разочаровывает инвесторов. Кладбища трудно и долго окупаются: поддержание инфраструктуры требует средств больше, чем поступает от продажи могил. London Necropolis Company уже в 1880‑е годы распродает землю, купленную для кладбища Бруквуд, под гольф-клубы; Хайгейт — культовый памятник викторианской эпохи — уже в XX веке приходит в упадок и вынужден постоянно прибегать к государственному субсидированию. Таким образом, к концу XIX века для кладбищенских бизнесменов становится очевидным тот факт, что без развития дополнительных услуг и искусственного повышения цен (как это всегда делали и делают обычные гробовщики) бизнесу не выжить. Поэтому, например, London Necropolis Company внимательно присматривается к крематорию, появившемуся по соседству в городке Уокинг, строит колумбарий, занимается изготовлением и продажей памятников. Как итог — всё те же попытки повысить маржинальность путем навязывания и развития различных дополнительных услуг.

Появление и развитие бальзамирования в конце XIX века приносит свою пользу: оно быстро срастается с традиционным похоронным бизнесом, становясь одной из его важнейших практик. В XX веке к этому процессу присоединятся морги, однако пока они не играют существенной роли.

В результате, несмотря на серьезные изменения в похоронной сфере, бизнес-модель этой индустрии остается ровно той же, что и сто лет назад: борьба за каждого клиента и попытка повысить средний чек похорон. Похоронщики понимают, что единственный способ выжить — это сосредоточение всех услуг в одном месте — от производства гроба до хранения тела и захоронения. Многие компании, пытаясь снизить издержки, начинают образовывать похоронные корпорации и кластеры.

Если до начала Нового времени погребения по всей Европе администрировались достаточно однообразно, то постепенно рынок приобретает разный институциональный дизайн — даже в европейских странах порядок погребальной деятельности начинает сильно различаться[89], и происходит это именно из-за вмешательства государства в контролирование похоронной сферы.

Здесь нужно вернуться к Эдвину Чедвику. Из его доклада мы можем узнать не только об ужасающем состоянии дел на похоронном рынке Лондона, но и об интересных тенденциях в других странах. При этом не стоит забывать, что Чедвик был учеником и последователем Иеремии Бентама, то есть он рассматривал рынок с позиции убежденного либерального идеолога, сторонника свободных экономических отношений.

Начнем с его размышлений о похоронном рынке Англии. Из записей автора можно сделать вывод, что английская похоронная индустрия первой половины XIX века — это своего рода неудавшийся рынок. Чедвик вполне основательно критикует его фрагментарность. Например, чтобы организовать похороны, клиенту нужно обращаться к нескольким представителям похоронного рынка: могильщику, гробовщику, продавцу траурной одежды и т. д. Таким образом, цена похорон многократно возрастает только потому, что на них должны заработать сразу несколько продавцов, что практически исключает любые попытки улучшения качества услуг.

Чедвик пишет о неэластичности спроса и ограничениях для его роста. Согласно подсчетам автора, в Лондоне 1840‑х годов происходит 140 смертей в день. На рынке работает 235 официальных гробовщиков, имеющих торговые карты. Но их реальное количество оценивается Чедвиком в 750 игроков, то есть на одну похоронную лавку в год приходится примерно 70 похорон, что немногим больше одного заказа в неделю. При этом, опять же согласно оценкам Чедвика, для нормального функционирования бизнеса и тем более его развития нужно не менее 2 заказов в неделю. Таким образом, рынок оказывается перенасыщенным и высококонкурентным.

На основе этих данных автор делает вполне логичный прогноз: уже в XX веке похоронная индустрия столкнется с серьезными проблемами. Например, он пишет, что в подобных обстоятельствах главным ресурсом для похоронного рынка является информация, и говорит о покупке и продаже сведений об умершем, поскольку в условиях ограниченного рынка именно этот фактор является решающим[90]; Чедвик также отмечает высокие издержки и сложность принятия решения покупателями. В итоге общественный деятель называет похоронную индустрию мертворожденным ребенком рыночной экономики.

Чедвик сравнивает похоронный рынок английской столицы с рынками погребальных услуг во Франции, Германии и даже в Бостоне и делает весьма примечательные выводы. Например, он отмечает, что в Бостоне реализуется практика лицензирования всех работающих гробовщиков и контроль со стороны местных властей, и это положительно влияет на рынок: в городе работает только необходимое количество похоронщиков, поэтому цены в несколько раз ниже, чем в Лондоне, где предложение в несколько раз превышает спрос[91].

Во Франкфурте похоронные услуги защищены обязательствами государства, которое гарантирует каждому гражданину место на кладбище. В Берлине, согласно данным Чедвика, местные власти ограничивают рынок, выбирая ключевых поставщиков для осуществления похоронной деятельности, по крайней мере там, где это касается социальных обязательств города. Автор рассматривает регулирование похоронной сферы как безусловное преимущество.

Развитие похоронного рынка в Париже и во всей Франции подтверждает тезисы Чедвика: здесь государство фактически стало монополистом после того, как во время Великой французской революции в похоронной сфере наступил настоящий коллапс. Он был вызван тем, что новое правительство решительно отобрало у католической церкви ее право на управление кладбищами и захоронениями, при этом частные предприниматели оказались не