Сказание о распрях 2 - Lars Gert

хорошее жалованье. Юноша даже заволновался: как-то слишком уж всё гладко пошло в его жизни; даже странно. Не предвещает ли это беды?

Элеонора, которую называли «Вечерняя звезда», была старшей из двух сестёр, и наследовала в ближайшем будущем трон своего отца-кронинга, дабы стать великой кронинхен. Ей было двадцать шесть.

Младшая же из сестёр была ровесницей Бренна, и краше её была лишь Хризольда, мать его. И только увидел эту деву стражник юный, как тут же и нахлынули на него новые, неизвестные ему доселе чувства. Но держал себя Бренн в руках, прекрасно понимая, что он не барон, не маркиз, не граф, не герцог; не один из ярлов на альтинге. Куда ему, Бренну до таких высот? Да, его предками были князья, но он-то – нет! Кто он? Что он?

«Нет, дорогой мой», убеждал себя юноша, вздыхая. «Это невозможно».

Но Элеонора, которая была не по годам мудрой девушкой, заметила взгляды Бренна на её сестру, и уличив момент, когда та была в библиотеке под присмотром многочисленных пажей и гувернанток, пригласила охраняющего её, наследницу, Бренна к себе в беседку. Это случилось одним тёплым июньским утром.

– Вижу я, какие ты кидаешь взоры, норд. – Так начала Элеонора, и непонятно было по её лицу, сердится она, или же нет. – Вижу я, по нраву твоему дофина.

Бренн вначале покраснел, но быстро пришёл в себя. Теперь на его лице не дрогнет ни один мускул.

– Я виноват; я больше так не допущу. – Выговорил он.

– Речи ты мои истолковал неверно: будь покоен. Ибо вижу я, что человек ты неплохой. Однако должен ты прекрасно понимать, что даже в случае взаимной тяги не бывать вам вместе. Не я придумала законы; не мне тебя учить.

– Пусть же отошлёт меня твой отче куда подальше, ибо так мне будет легче.

Но Элеонора не торопилась отпускать ставшего им всем другом Бренна:

– Грустно, что так вышло. Но немало с нами ты недель; предотвратил ты нападение, и от зверя грозного ты также уберёг. Чем могу тебе помочь? Но не проси с отцом моим вести сей разговор; расценит он, что недоволен ты положением своим, предателем да трусом он сочтёт.

– Я доработаю до конца лета. – Твёрдо решил Бренн. – После же, не обессудь, о госпожа моя: уйду я, чтоб глаза ей не мозолить. Нестерпимо будет понимать, что рядом, но не вместе. Получаю здесь я хорошо, но развеяться бы надо в море, дабы смыть тоску. Шторм не заглушит всех чувств моих, но лицезреть подле себя её больней в разы.

Прошёл июль. Се, венчает август кратковременное лето: ненастье вскорости придёт в эти края. Ливни сильные, ливни холодные; ветер, ветер неприветливый. Желтеют, увядают не по дням, но по часам сизый корень, змиеглавник, волчцы, сивач, щипачи и прочие кустарники.

И воззвал тогда Бренн к Элеоноре вновь, и вот: отпускает она его сама; в тайне, не боясь навлечь на себя гнев отца.

– Благодарю тебя, о госпожа, за то, что дозволяешь мне уйти. Ибо лучше уйти с благословения твоего, нежели просто сбежать. Мне необходимо успеть, ведь надвигаются осенние грозы, а за ними – лютые зимние морозы. Поспешу я к Васильку своему, ведь давно я её не видел. Плату я внесу за следующий год обучения, а после – будь что будет. В море иль на суше я непрестанно буду себя искать, дабы найти. И найдя, встану на тот путь и более уже я не сверну.

В это время в беседку пожаловал кто-то ещё.

– Смотри же, кто пришёл. – Улыбнулась Элеонора. – По твою душу.

Влюблённый обернулся.

– За сестру твою могу платить и я. – Сказал девичий голос. – Хочешь ли?

И встретился Бренн взглядом с зазнобою своею, Элеоноровой сестрою. И понял норд в тот самый миг, что не одинок в терзаниях своих! Что привязалась к нему та дева также, и любит изначально, но молчит до сего дня.

И протянула было ему руку, но вместо того, поправ устои, взяла и кинулась к нему на могучее плечо. И плакала в его объятьях.

– За сестру свою плачу я сам. – Шептал на ухо деве норд. – Не смей с казны отца монеты брать. – Тебе желаю счастья я; прощай.

– Прости, что не могу пойти с тобою! – Стенала дева, слезами заливаясь. – Что сказала б я отцу? Что влюбилась в чужеземца, чужестранца? Пусть и норда, но тезорианина; который князем должен быть, но есть бастард, невольник и скиталец. Казнят тебя тогда, без следствия, суда; в башню чёрную меня запрут.

– Но откуда?.. – Не поверил своим ушам Бренн.

– Мы, женщины, народ до крайности любопытный, – Ответила на это Элеонора, подходя ближе. – Не удержалась я, и заглянула в волшебное зеркало! Ещё тогда – в тот самый день, когда приняли тебя на службу. Ибо захотелось знать, какой ты есть; кому доверили свои жизни. И увидела я всё, через что ты прошёл.

И поведала Элеонора, что является она выпускницей Высшей школы магии и волшебства.

– И сестра моя могла бы также ею стать; но только лишь один в семье имеет на то право. И поскольку старшая в семье, я поступила.

– Думал я, что во дворце лишь отчем коротают свои дни принцессы. – Молвил Бренн, добавив. – Что ж, мне уже пора идти.

– Побудь со мной ещё немного! – Просила Тарья.

Элеонора же, сестра её, башней перегородила Бренну дорогу: она была очень высока.

– Не торопись. Выйдешь из дворца только по моему сигналу – когда все часовые будут спать. Я сама выведу тебя за пределы замка.

– Спасибо тебе, моя госпожа.

– Не называй меня госпожой, княжич. – Осадила его старшая из сестёр и добавила, продолжая своё напутствие. – Помни же, что обратной дороги не будет долгие и долгие годы: я постараюсь сделать всё, что от меня зависит, чтобы придумать для отца и всех остальных, куда же ты мог подеваться. За нас же не переживай: с Севера угрозы покуда нет; троннары больше облизываются на твою родину, а Варвария и Тирания отсюда далеко. Спеши, спеши к своей сестре; я так и вижу, как сидит подле окна она, и ждёт. Спеши к своим друзьям…

Но у Бренна не было друзей. Ещё в детстве один друг предал, другой узрел в Бренне нечто большее, нежели друга – о сём умолчал, утаил Бренн, не придал огласке. Третий друг пытался склонить его в свою веру, а четвёртый хотел довлеть над ним мнением своим. Пятый же оказался и не другом вовсе (как впоследствии выяснилось), но злейшим врагом. Василёк и Криспин – вот и все его