Хождение к Студеному морю - Камиль Фарухшинович Зиганшин

уже тронутая желтизной. Менялась и сама Лена. Ее ширина и мощь с каждым часом росли. Местами берега расходились так далеко, что деревья сливались в сплошную полосу.

На одном, открытом всем ветрам, взгорке чернела дремлющая в косых лучах вечернего солнца шатровая церковь с луковичной главкой. Подплыв ближе, разглядели рядом с ней несколько могильных срубиков с покосившимися крестами внутри. Очевидно, прежде тут было селение. Судя по могилам, староверов. Домов нет, а церковь все стоит…

Призывая на обед, пробила рында. Все собрались в кают-компании. В буржуйке уютно потрескивали дрова. Кок разлил щи с тушенкой и раздал по четыре галеты. Корней, перед тем как сесть за стол, чуть слышно прочитал молитву и трижды перекрестился.

– Товарищ Корней, вы на советском пароходе, ваши молитвы здесь недопустимы, – произнес механик и посмотрел на капитана.

– Да, товарищ Корней, если вы не можете не молиться, молитесь у себя в кубрике, – поддержал тот.

* * *

Лес с каждым днем становился все жиже. Иные склоны почти голые. Вода потемнела, в ней уже не было летней живости. Волны, вяло накатываясь на берег, оставляли после себя по утрам на камешках тонкий слой льда.

Капитан понимал, что дойти до Индигирки уже вряд ли удастся. Надо постараться добраться хотя бы до Усть-Янска. Поэтому двигатели работали на полную мощность.

Утром 13 сентября на горизонте появился и стал быстро приближаться, грозно разрастаясь, вал мрачных, свинцовых туч. Солнце, словно олень на аркане, какое-то время билось среди них, но тучи поглотили его. Подгоняя эту армаду, засвистел ледяной кнут северного ветра и на «Арктику» хлынули потоки града. Крупные горошины громко застучали по судну, заглушая голоса людей. За несколько минут палубу укрыло слоем ледяной крупы. Ходить стало трудно – ноги разъезжались в разные стороны.

Температура падала. Град сменился обильным снегопадом. В густой белой мути пропали очертания берегов, и «Арктика» перешла на самый малый.

Более двух суток неистовствовала пурга. Снега навалило по колено. По Лене пошло льдистое сало. На третьи сутки прояснилось, снег прекратился, но мороз с каждым часом крепчал. Присыпанных снегом ледяных «блинов» становилось все больше. Местами они соединялись в сплошные поля. Забереги ширились, а лента подвижного льда становилась все уже.

Капитан и вся команда понимали, что дальше ситуация будет только ухудшаться. Петр Порфирьевич ворчал:

– Говорил, что не успеем дойти до ледостава. Так нет – приказали плыть…

– Что ж ты не убедил? Насколько помню, у тебя это всегда получалось, – удивился Николай Александрович.

– Да это я так, бурчу для порядка. Начальство тоже понять можно. Северянам на зиму позарез нужны уголь, мазут, стройматериалы. А судов не хватает. С голоду люди не помрут – рыба, оленина выручат, а котельную чем топить? Там же голая тундра, а иной дороги для завоза нет. Все по Лене – она здесь дорога жизни.

Капитан запросил по рации разрешение на зимовку. В пароходстве знали, что Лена в устье встала, и дали согласие.

Зимовать на самом русле нельзя – весной, во время ледохода льды сомнут, раздавят. Следовало искать глубокий затон. Судя по лоции, впереди по курсу ничего подходящего не было. Единственный пригодный прошли вчера. Капитан экстренно собрал команду и, разъяснив ситуацию, приказал разворачиваться.

Судно, осторожно раздвигая молодые льдины, повернуло назад. На исходе дня пробились в уже замерзшую заводь, обрамленную елями в белых ризах из навалившего снега. Прозвучала команда «стоп машина». В тишине загрохотала цепь спускаемого якоря и «Арктика» застыла на долгие восемь месяцев. В ту же ночь мороз спаял плывшие по реке ледяные поля в сплошной панцирь. Встали удачно: чуть ниже, справа, устье Бегюке. В ее среднем течении, судя по карте, имеется селение Саханджа.

До острова Столб, за которым собственно и начинается гигантская дельта Лены, отсюда было еще более двухсот километров.

Ночью Корнея разбудили глухие удары. Такие сильные, что судно вздрагивало. Он не сразу сообразил, что это по «Арктике» бьют резкие порывы ветра. Мелкий, как мука, снег проникал в кубрик сквозь невидимые глазу щелочки у иллюминатора. Под ним уже образовался маленький сугробик. Определив рукой, откуда дует, он достал из котомки свечку. Насухо протерев обшивку, размял воск и замазал им щелочки. Ветер не только намел снег, но и выстудил кубрик. Корнею с Географом пришлось надеть все теплое, что у них было.

Призывая экипаж в кают-компанию, забила рында. В ней, благодаря соседству с камбузом, было тепло. Когда все собрались, капитан попросил внимания:

– Товарищи, до вскрытия реки и возобновления навигации, в лучшем случае, восемь месяцев. Исходя из наличия мазута, необходимого, чтобы весной дойти до Тикси, мы можем отапливать лишь кают-компанию. Запасов продовольствия хватит на три месяца. Поэтому часть экипажа придется эвакуировать. Остающимся на зимовку переселяться сюда.

– Товарищ капитан, а кого оставляете?

– Останутся те, без кого весной сложно будет дойти до Тикси. Это в обязательном порядке: механик, моторист, боцман, радист и два матроса.

– А я? – заволновался кок.

– Вы тоже домой. Готовить будем по очереди.

– Петр, а как с нами?

– Николай Александрович, извините, но вас отправить не могу. На сухогрузы запрещено брать пассажиров. Если в пароходстве узнают, что я взял посторонних, у меня будут большие неприятности.

– Так мы только рады и готовы выполнять любую работу. Корней