Лондонский туман - Кристианна Брэнд

кружки горького, Бедд, будьте хорошим парнем. Я хочу поговорить с мистером Кокриллом. — Он обернулся к старшему коллеге. — Полагаю, вы здорово на меня злитесь?

— Я не имею права на что-либо рассчитывать, — отозвался Кокки. — Мне кажется, вы могли предупредить меня, прежде чем предъявить ему обвинение, но, очевидно, у вас были свои причины.

— Все произошло слишком быстро. Когда мы с вами расстались вчера, я не собирался обвинять доктора Эванса, но, вернувшись с Мейда-Вейл, узнал, что на циновке в автомобиле кровь той же группы, что у убитого. Что мне оставалось делать?

— Я не жалуюсь, — сказал Кокки. — Просто мне было бы легче поговорить с миссис Эванс. Ведь они мои друзья.

— Знаю и клянусь, что, если бы у меня тогда было хоть малейшее намерение предъявить ему обвинение, я бы предупредил вас. Откровенно говоря, я сам удивлен. Но против фактов не попрешь — кровь идентифицирована, а он заявляет, что не возвращался к машине после того, как увидел труп. Я не мог продолжать допрос без предупреждения.

— Но ведь он врач, — проворчал Кокрилл, — и, возможно, весь день работал по колено в крови.

— Но не в этой — где плавают куски мозга.

— Мозга?

— Ну, не то чтобы куски серого вещества, — признал Чарлзуэрт, откинувшись на спинку стула и ища в кармане пачку сигарет. — Но следы. К тому же врач общей практики не работает по колено в крови, если только не имеет дело с несчастным случаем, но такого, по его словам, давно не происходило. Когда я допрашивал его, он был бледен и запинался — словом, обычные признаки. — Чарлзуэрт протянул пачку. — Сигарету?

— Нет, спасибо. — Кокрилл достал табак и бумагу и начал скручивать сигарету. — Значит, вы обвинили его в убийстве?

— А как еще кровь могла попасть в машину?

Сержант Бедд вернулся с тремя кружками в огромных лапах и поставил их на столик. Они машинально подняли кружки, словно провозглашая тост за здоровье друг друга, но Кокрилл даже не поднес свою кружку ко рту.

— Он кого-то защищает — вот и все.

— То же самое сказала его жена. О’кей, но кого именно?

— В деле замешаны три женщины — четыре, если считать старую леди.

— Женщина тут ни при чем, — возразил Чарлзуэрт.

— Вот как? Докажите!

— Это доказывает телефонный звонок: «Кто-то вошел и ударил меня мастоидным молотком».

— Роузи не уверена: возможно, он сказал «человек вошел и ударил меня мастоидным молотком».

— Тем более это была не женщина, — весело заявил Чарлзуэрт.

— Ладно, пускай будет «кто-то».

— Хорошо. Итак, Рауль Верне стоит в холле, кто-то входит и ударяет его молотком. Заметьте: «входит», а не «спускается». Таким образом, это исключает двоих, потому что обе миссис Эванс, старая и молодая, были наверху или, во всяком случае, в доме, так что он не сказал бы «вошел».

— Одна из них могла выйти и войти снова, — заметил Кокрилл. — И как бы то ни было, Роузи могла неправильно расслышать — на нее полагаться нельзя. — Тем не менее он отнюдь не хотел навести подозрение на миссис Эванс или Матильду.

— Ладно, отбросим слово «вошел». Верне стоит в освещенном холле — миссис Эванс не выключила свет, поднимаясь наверх. Допустим, на него нападает Матильда Эванс. Стал бы он говорить «кто-то»? Конечно нет — он сказал бы «Матильда подошла и ударила меня». То же самое относится к Роузи Эванс — только она, разумеется, отпадает вовсе. Старую леди он тоже не назвал бы «кто-то» — сказал бы «старуха вошла и ударила меня». Вы со мной согласны?

— Да, — кивнул Кокрилл. — Приходится согласиться.

— А если бы Мелисса Уикс подошла к вам и огрела вас по голове, вы бы назвали ее «кто-то»? Нет, вы бы сказали «девушка» или «какая-то паршивая девчонка».

Может, это звучит неубедительно, — задумчиво продолжал Чарлзуэрт, — но мне это кажется неоспоримым. Раз убийцей не может быть ни одна из четырех женщин, значит, это мужчина. А единственный другой мужчина...

Кокрилл уже пришел к тому же выводу, но другим путем. Убийцей должен быть врач, а единственный другой врач... Единственный другой мужчина и врач находился на расстоянии полумили на другом конце телефонного провода — в этом, по крайней мере, можно не сомневаться.

Кремовые пузырьки зашипели вдоль ободка кружки, когда Кокки поставил ее на стол, уставясь в янтарные глубины глазами такого же цвета. Напротив него Чарлзуэрт также смотрел в свою кружку.

— Я очень сожалею, инспектор, но ничего не поделаешь. Мне было тяжело арестовывать его и сообщать об этом миссис Эванс — они оба мне нравятся. Судя по всему, убитый — не такая уж большая потеря, тем более если он соблазнил эту девушку, но так это или нет, Томас Эванс, очевидно, этому верил. Он врач и, должно быть, заметил, что с ней что-то не так, а тут еще этот иностранец внезапно появляется из Женевы, миссис Эванс хочет поговорить с ним наедине, а девушка старается избежать с ним встречи и уходит в туман... Доктор Эванс обожает младшую сестру и считает ее невинной, как белая лилия, но соблазненной и покинутой. Он выходит из дома, ждет, пока не зажжется свет наверху, означающий, что жена оставила визитера одного в гостиной, входит в холл, достает из ящика бюро оружие и молоток, вызывает Верне в холл, заставляет его подойти к телефону, направив на него пугач, и ударяет его молотком, потом идет к автомобилю в окровавленных ботинках, ездит немного поблизости и возвращается домой, изображая ужас. — Чарлзуэрт оторвал взгляд от пива, с беспокойством посмотрев на маленького инспектора. Все отлично сходится — это должно быть правдой! В миллионный раз он тайком спрашивал себя, не слишком ли поспешил с предъявлением Томасу Эвансу обвинения. Но, черт возьми, улики были только против него. — Убийцей был мужчина и, вероятно, врач. А единственный другой мужчина и врач, фигурирующий в деле, находился на расстоянии полумили, когда Рауль Верне звонил по телефону.

Пепел задрожал на кончике сигареты Кокрилла и серой снежинкой опустился на стол. Он рассеянно смахнул его, оставив серое пятно, и мечтательно произнес:

— Если Рауль Верне звонил по телефону.

Чарлзуэрт бросил на него резкий взгляд.

— Если? Но мы отлично знаем, что он звонил. — Сержант