Гипотеза любви - Али Хейзелвуд

был проблеск правды. По отношению к Оливии Адам был кем угодно, только не мудаком. Но раз она принимала его помощь в то время, как он издевался над ее сокурсниками, не становилась ли она плохим человеком?

Оливия лежала на своей незаправленной постели, глядя на светящиеся в темноте звезды. Прошло больше двух лет с тех пор, как она взяла стремянку Малькольма и аккуратно приклеила их к потолку. Клей начал выдыхаться, и большая комета в углу у окна могла отвалиться в любой момент. Не позволяя себе слишком долго раздумывать, Оливия скатилась с постели и в поисках мобильного порылась в карманах джинсов, которые сняла по возвращении домой.

Адам дал ей свой номер несколько дней назад, но она им еще не пользовалась. «Если что-нибудь случится или нужно будет отменить встречу, просто позвони мне. Это быстрее, чем электронная почта», — так он сказал. Когда она нажала на синий значок под его именем, появился белый экран, чистый лист без истории сообщений. Это вызвало у Оливии странный прилив беспокойства, настолько сильный, что она набрала послание одной рукой, прикусив ноготь большого пальца на другой.

Оливия: Ты что, только что завалил Грега?

Адам никогда не сидел с телефоном. Никогда. Ни разу, находясь рядом с ним, Оливия не видела, чтобы он его доставал… хотя с такой большой лабораторией, как у него, он, наверное, получал порядка тридцати писем каждую минуту. По правде говоря, она даже не знала, есть ли у него мобильный. Может, он был странным современным хиппи, ненавидящим технологии. Может, он дал ей номер стационарного телефона в кабинете, когда просил звонить ему. Может, он не знал, как писать сообщения, а это значило, что Оливия никогда не получит ответа…

Ладонь завибрировала.

Адам: Оливия?

Она поняла, что забыла дать Адаму свой номер в ответ. Значит, он не знал, кто ему сейчас пишет, и, угадав правильно, демонстрировал почти сверхъестественную интуицию.

Черт бы его побрал.

Оливия: Ага. Я.

Оливия: Ты завалил Грега Коэна? Я видела его после заседания. Он был очень расстроен.

И злился на меня. Из-за тебя. Из-за той дурости, которой мы занимаемся.

Последовала примерно минутная пауза, во время которой, как думала Оливия, Адам вполне мог злобно хихикать, представляя себе страдания, которые причинил Грегу. Затем он ответил.

Адам: Я не могу обсуждать с тобой заседания диссертационных советов других аспирантов.

Оливия вздохнула, обменявшись многозначительным взглядом с плюшевой лисой, которую Малькольм подарил ей после сдачи квалификационных экзаменов.

Оливия: Я не прошу тебя ничего мне рассказывать. Грег мне уже все рассказал. Не говоря уже о том, что я приняла удар на себя, потому что я твоя девушка.

Оливия: «Девушка».

Внизу экрана появились три точки. Затем пропали, а затем появились снова, и вот наконец телефон Оливии завибрировал.

Адам: Члены диссертационного совета не валят аспирантов. Они отклоняют их диссертации.

Она фыркнула, отчасти жалея, что он не может ее услышать.

Оливия: Ну конечно. Скажи это Грегу.

Адам: Я так и сделал. Я объяснил слабые стороны его работы. Он пересмотрит ее соответствующим образом, и тогда я поставлю свою подпись.

Оливия: Значит, ты признаешь, что именно ты принял решение его завалить?

Оливия: Или как там. «Отклонить его диссертацию».

Адам: Да. В текущем состоянии эта работа не приведет к результатам, имеющим научную ценность.

Оливия прикусила щеку, уставившись на свой телефон и размышляя, не ужасная ли идея продолжить этот разговор. Не переходила ли она границы тем, что хотела сказать. Затем она вспомнила, как говорил с ней Грег, пробормотала: «К черту все это» — и набрала.

Оливия: Ты не думал, что, возможно, мог бы дать свой отзыв более вежливо?

Адам: Зачем?

Оливия: Потому что в этом случае он, возможно, не стал бы так расстраиваться.

Адам: Все еще не вижу причин.

Оливия: Серьезно?

Адам: Не мое дело отвечать за эмоции твоего друга. Он учится в аспирантуре, а не в начальной школе. Если он будет заниматься наукой, то до конца жизни будет получать отзывы, которые ему не понравятся. Как он будет разбираться с этим — его личное дело.

Оливия: И все же, может, ты мог бы сделать усилие, чтобы не казалось, что тебе нравится откладывать его защиту.

Адам: Это нерационально. Причина, по которой план его диссертации нуждается в изменении, заключается в том, что в текущем состоянии он обрекает ее на провал. Я и остальные члены совета даем ему обратную связь, которая позволит ему получить полезные знания. Он учится, чтобы стать ученым. Он должен ценить поправки, а не расстраиваться из-за них.

Каждый раз, набирая ответ, Оливия стискивала зубы.

Оливия: Ты, наверное, в курсе, что валишь аспирантов чаще других преподавателей. И твоя критика больно ранит. Настолько, что иногда люди хотят немедленно бросить учебу и никогда не возвращаться. Настолько. Ты не можешь не знать, как выглядишь в глазах аспирантов.

Адам: Я не знаю.

Оливия: Враждебным. И неприступным.

Это еще мягко говоря. «Как последняя сволочь, — имела в виду Оливия. — Только вот я знаю, что ты можешь и не быть сволочью, и я не могу понять, почему со мной ты настолько другой. Я для тебя абсолютно ничего не значу, так что нет никакого смысла в том, что рядом со мной у тебя случается подмена личности».

Три точки внизу экрана прыгали десять секунд, двадцать, тридцать. Целую минуту. Оливия перечитала свое последнее сообщение и подумала, что, может, на этом все и закончится… может, она наконец зашла слишком далеко? Может, он собирался напомнить ей, что текстовые оскорбления в девять вечера не входили в их соглашение о фейковом романе?

Затем появился синий пузырь сообщения, заполнивший весь экран.

Адам: Я делаю свою работу, Оливия. А она заключается не в том, чтобы делать отзывы приятными или поддерживать самооценку аспирантов. Моя работа состоит в том, чтобы воспитывать строгих исследователей, которые не станут публиковать бесполезную или вредную чушь, отбрасывающую нашу отрасль назад. Академические круги переполнены ужасной псевдонаукой и посредственными учеными. Мне совершенно плевать на то, как меня воспринимают твои друзья, главное, чтобы их работа соответствовала стандартам. Если, услышав, что работа стандартам не соответствует, они хотят бросить учебу, то так тому и быть. Не у всех есть качества, необходимые для академического мира, и тех, у кого их нет, следует отсеять.

Оливия уставилась в телефон, ненавидя Карлсена за эти бессердечные, черствые слова. Проблема была в том, что она прекрасно понимала Грега, потому что сама была в подобной ситуации. Возможно, не с Адамом, но ее опыт в академических кругах и опыт как женщины в науке был отмечен неуверенностью в себе, беспокойством и чувством неполноценности. Две недели перед квалификационными экзаменами она почти не спала, часто задаваясь вопросом, не помешает ли ей страх публичных выступлений сделать карьеру, и постоянно боясь оказаться самым глупым человеком в аудитории. И все же большая часть ее времени и энергии уходила на работу над собой, на попытки проложить себе путь и достичь чего-то в науке. Мысль о том, что кто-то так хладнокровно может пренебречь ее работой и чувствами, глубоко ранила. Вот почему ее реакция была такой незрелой, почти эмбриональной.

Оливия: Ну и пошел ты в жопу, Адам.

Она сразу же пожалела об этом сообщении, но по какой-то причине не могла заставить себя извиниться. Только двадцать минут спустя она поняла, что Адам не собирается отвечать. В верхней части ее экрана появилось предупреждение, что уровень батареи упал до пяти процентов.

С глубоким вздохом Оливия встала с постели и оглядела комнату в поисках зарядного устройства.