Рождение чудовища - Гульнара Черепашка

Да он, скорее всего, и не пытался догнать. Просто применил печать, чтобы остановить беглянку.

- Я не вижу, куда возвращаться, - шепнула девушка. – Мастер Амади! – заорала она, не выдержав. – Я не вижу, куда возвращаться! Слишком темно!

Из глаз хлынули слезы – все навалилось разом: и невыносимая боль, и усталость, и темнота, и отчаяние. Со всех сторон по-прежнему окружала темнота. Нужно подниматься и идти – но куда? Бродить наугад сил не осталось. Накато забыла, когда ощущала себя такой разбитой, вымотанной и несчастной. Кажется, когда ее впервые наказали, отправив копать червей – после первого дня. А может быть, в начале второго – и третьего, и дальше – пока не привыкла…

Сейчас-то ее никто не наказывал. И червей она не копала.

Она вообще ничего не делала – даже к зеркалу не села. Испугалась и помчалась прочь, будто духи уже гнались за ней. Не так-то и много пробежала – даже из кустарника не выбралась. А вымоталась так, словно бегом преодолела расстояние до границы гор и степей.

«Встань. Осмотрись».

Боль ослабла, откатилась. Накато с трудом поднялась на ноги. Колени подгибались, ее пошатывало. Опереться не на что – кругом колючий кустарник.

«Посмотри по сторонам».

Да куда ни глянь – повсюду мгла. Вот только что три звездочки тускло загорелись высоко в небе, где-то в стороне.

Вон же он, костер! Сбоку. На мгновение показался слабый рыжеватый отсвет и скрылся – должно быть, Амади отодвинул развешенную Иму вокруг небольшой площадки перед входом в шатер материю, а потом – вновь задернул.

- Вижу. Вижу, мастер Амади, - прошептала Накато.

И, спотыкаясь, кое-как волоча ноги, потащилась в ту сторону, где приметила огонек.

- Долго же ты шла, - проворчал колдун, когда она наконец-то добрела. – Я уж было решил – ты с пути сбилась. Хотел напомнить, что нужно возвращаться.

При этих словах девушка поежилась. Она поняла, что он хотел сказать. Это было напоминание о печати. О том, что она, Накато, не вольна творить все, что вздумается.

- А деру дала – что твой молодой горный тур, - продолжил Амади насмешливо. – Я и понять не успел – куда помчалась. Пятки сверкнули – и нету! – он издевательски развел руками. – Ну, усаживайся, - кивнул на сиденье возле подставки с зеркалом. – Все готово.

Да, все было готово. По обеим сторонам от зеркала курились жаровни. Накато огляделась. Кустарник. Колючки вроде бы затаились, до поры скрывая хищную натуру – но готовы в любой момент протянуться, чтобы вцепиться в горло. Накато подурнело.

- Э, да ты вся серая – даром, что кожа с прозеленью, - усмехнулся колдун. – Присядь-ка. Сейчас я тебя в чувство приведу.

Девушка села на поваленное бревно у костра. В том, что он может привести ее в чувство, она не сомневалась. Чувства оцепенели, навалилось тупое равнодушие. Амади принялся возиться с котелком и травами.

- Куда ты удрать-то надумала? – полюбопытствовал он весело.

- Не знаю, - ответила с запозданием – не сразу нашлась, что сказать.

- Ты от меня хотела сбежать? – он пристально взглянул на нее.

Девушка вяло помотала головой. Амади подвесил котелок с водой над огнем.

- Нынче начнем позже, - заявил он с усмешкой. – То-то Иму сейчас недоумевает – чего нас не слышно, - помолчал. – Не знаешь, значит.

Сыпанул горсть сушеной травы в котелок, и над площадкой разнесся сильный травяной запах. Непривычный – обычно колдуны заваривали сбор, пахший по-другому. Это, должно быть, особенная смесь, чтобы привести в чувство забывшуюся рабыню.

- Накато, ты – не животное, - проговорил Амади медленно. – Животному свойственно убегать, не рассуждая, оттуда, где оно когда-то подверглось опасности. Избегать вещей, которые вызвали страх или запомнились в связи с ранением. Человек умеет преодолевать свой страх. Должен уметь.

Она равнодушно кивнула. Человек. Должен. Она – человек.

Она – человек?

Амади вылил содержимое котелка в кружку, протянул ей. Запах показался девушке острым, резким. Она осторожно отпила. От горячего питья во рту странным образом холодило.

- Пей, - он кивнул. – Пей и приступим. А страх пройдет, - прибавил он ободряюще. – Ты привыкнешь и перестанешь бояться.

Питье и правда чуть взбодрило. Слабость прошла, оцепенение отпустило. Ноги перестали трястись. И, когда она вставала с бревна, уже не норовили подогнуться.

Зеркало по-прежнему пугало, но не до такой степени, чтобы снова бежать без оглядки. Да, сердце заколотилось быстрее, когда она уселась перед ним и устремила взгляд вглубь полированной поверхности. Накато сделалось не по себе – но не так жутко, как в первый раз.

- Мастер Амади, а если они опять? – она запнулась, не зная, как сказать, и опасаясь рассердить его.

- Не если, а непременно, - поправил колдун. – Ты не должна бояться, - прибавил он настойчиво. – Они чуют страх, слабость, растерянность. Если ты будешь продолжать делать то, что делала – они не сумеют тебя тронуть. Ты ведь помнишь – они всколыхнулись, когда пришел отклик на твой зов.

Только и оставалось, что кивнуть. Жаровни закурились, и в медную гладь затемнили отразившиеся в ней клубы дыма. Костер приник к земле, как крадущийся зверь.

Накато устремила взгляд в зеркало. Глубоко вздохнула и позвала Бапото. Раз и другой. Тени плясали, дым затемнял медную поверхность. Сердцебиение понемногу успокаивалось. Девушка звала раз за разом – правда, в этот раз настороженно ждала ответа.

И он пришел. Знакомое чувство, которое ни с чем не перепутать. Даже если оно приходило лишь раз.

Невидимое неосязаемое прикосновение. Неуловимое, оно пробежало, заставило всколыхнуться тянущийся из жаровен дым. И вновь породило из тьмы и переплетений кустарника чудовищ. Дыхание на миг оборвалось, в животе скрутился холодный ком. Накато, помня наставления Амади, глядела прямо на свое отражение. Пока не глядишь на чудовищ – они бессильны! Мысль билась в уме, заставляя взгляд стекленеть – девушка боялась отвести взгляд на долю мгновения.

Звать. Она услышала отклик и замерла, парализованная страхом.

Но она должна звать. И Накато, цепенея от того, что делает, позвала еще раз. И еще, уже чувствуя новый отклик. Выждала несколько мгновений и позвала еще.

Ее слышали! Вождь Бапото слышал ее зов. А чудовища, тянувшие к ней из темноты длинные пальцы, замирали бессильно, не дотянувшись.

«Зови, зови! Не отвлекайся».

Это Амади. Не глядеть на духов, звать. Звать, ощущая каждый раз, что ее