Жена шута - Эмилия Остен

После чего вышел как ни в чем не бывало.

Колетт сидела, растерянная, прижимая к горящим губам ладонь, и рассерженно думала о том, что мужчин ей все-таки никогда не понять.

Глава 9

К себе в спальню она не пошла. Немного вздремнула на кушетке в гостиной нового дома, затем верная Серафина принесла книги и вышивание из захваченного с собою заветного сундучка. Колетт осведомилась о здоровье графа и узнала, что после утомительного путешествия его светлость почувствовал себя отвратительно и даже отказался от ужина, закрылся в спальне и велел не мешать ни ему, ни мигрени. Колетт провела вечер в одиночестве. Стежки ложились на полотно вкривь и вкось, в книгах внезапно исчез весь смысл. Колетт сидела, перебирая цветные нити, иногда снова пыталась читать и жалела, что не может заснуть. Когда стемнело, слуги принесли свечи и разожгли огонь в камине; Серафина мягко предложила хозяйке перейти в спальню, но Колетт отказалась.

– Позовите меня, мадам, когда пожелаете переодеться ко сну, – кивнула верная служанка.

Незнакомый дом исходил неведомыми звуками, все полы, все лестницы звучали по-иному, и совсем непривычно, с хрипотцой, отбивали четверти часы на колокольне ближайшей церкви. Слуги все еще не ложились; Колетт слышала их отдаленные голоса, шаги, звонкий девичий смех и густой мужской хохот. В саду, куда выходили окна гостиной, как и окна хозяйских спален, бродил ветер и шуршал листьями розовых кустов. Бог знает, у кого Ренар снял этот особняк, с его оленьими головами, старыми чадящими каминами и таинственными шорохами, – но как хорошо, что в Париже у Колетт есть место для ее одиночества.

Она сидела так долго, глядя то на нитки, то на неповторяющиеся узоры огня, когда в уже привычные голоса дома вплелись резкие бряцающие звуки. Где-то зазвучали чужие голоса, послышались торопливые шаги, и двери гостиной распахнулись. Растерянная Серафина проговорила:

– Мадам, эти господа…

Не дав ей закончить, некий мужчина отодвинул ее в сторону и без приглашения шагнул в комнату, окинув обстановку быстрым внимательным взглядом. Следом за ним вошли еще трое, все при оружии, в коротких куртках ярко-красного цвета с малиновыми рукавами и надетых поверх коричневых латах; синие пороховницы, погромыхивающие перевязи – Колетт уже видела на улицах Парижа этих людей и сочла их городской стражей. Человек же, вошедший первым, резко отличался от них своим костюмом, сшитым из прекрасного зеленого сукна, отделанного золотой нитью. Богатство искрилось и в переливах вышитых узоров, и на внушительной рукояти шпаги.

Колетт поднялась и шагнула мужчинам навстречу. Предводитель поклонился ей.

– Мадам, прошу прощения за вторжение. Я барон Фильбер де Саваж, капитан мушкетеров и командир роты. Я бы никогда не позволил себе нарушить границы вашего владения, однако меня вынуждает к тому необходимость. Около вашего дома всего несколько минут назад видели известного преступника, так называемого Идальго.

Колетт стояла, не шелохнувшись, хотя сердце тревожно застучало.

– Мы не представлены, барон, – сказала она прохладно, вспомнив тон, которым в совершенстве владел Ренар. – Я оказываю вам честь и говорю свое имя – графиня де Грамон, супруга Ренара де Грамона. Мы с мужем и слугами только сегодня прибыли из Наварры и очень утомились. Надеюсь, вам не… показалось, что вы видели преступника поблизости.

Барон внимательно смотрел на нее, ничуть не обескураженный ее словами. Похоже, этого человека непросто сбить с пути. Фильберу де Саважу было за сорок, его волосы уже изморозью покрыла седина, а ростом капитан оказался невысок. Однако приземистая, кряжистая фигура вряд ли кого-то могла ввести в заблуждение: когда барон вошел, то двигался он стремительно, и Колетт почему-то не сомневалась, что военное дело он знает отменно.

– Мадам, я и мои люди еще раз приносим вам свои извинения, – произнес он. – Знаете ли вы об Идальго?

– Я слышала о нем, – кивнула Колетт с достоинством.

– Этот человек чрезвычайно опасен и препятствует закону, смеется над правосудием. Он может скрываться в вашем доме. Мои люди видели его, и направился он именно сюда. Я прошу вашего позволения на то, чтобы осмотреть особняк.

Опасность подкралась – как там сказал Ренар? – на мягких лапах. Колетт стремительно размышляла. Если Идальго и вправду где-то поблизости (а это возможно, учитывая его знакомство с графом де Грамоном), то ни муж, ни народный герой не поблагодарят слабую женщину, не нашедшую в себе сил на толику лицедейства. Очаровательно улыбнувшись, Колетт заметила:

– Уже поздний час, барон. Я уверяю вас, что никто не смог бы проникнуть в этот дом без моего ведома. И слуг разумеется.

– Вы не знаете этого негодяя, мадам. – Саваж начал проявлять нетерпение. – Он дьявольски ловок! И каждая минута отбирает у нас преимущество. Я не хотел бы оскорблять вас, сударыня, никоим образом не хотел бы, однако у меня имеется грамота за подписью ее величества Екатерины, позволяющая мне заходить в любой дом и просить содействия его обитателей для поимки опасного преступника.

– О, прошли времена трубадуров, – пропела Колетт, – когда мужчина верил слову дамы! Не так ли, барон? Дама не станет отставать от вас. Покажите мне эту грамоту, прошу.

Саваж, недовольно поморщившись, вытащил из рукава сложенные бумаги и протянул их графине; та не сделала ни шага навстречу, и барону пришлось подойти самому. Настроения его это не улучшило. Колетт неторопливо развернула бумаги, неторопливо прочла несколько строк и возвратила барону со словами:

– Вы правы. Это несомненно тот документ, который дает вам право искать Идальго в моем доме. Что ж, ищите! Только, прошу вас, не тревожьте моего мужа. Его мучает мигрень, и я не желала бы, чтобы ему мешали отдыхать.

– Если найдем раньше, не потревожим, мадам.

Повинуясь короткому приказу, мушкетеры загрохотали сапогами по лестницам, вспугнули служанок у кухни, заглянули в конюшни, в кладовые и в темный сад, переполошили кур в курятнике. Колетт вышла в прихожую и ждала окончания этого немыслимого безобразия. Она надеялась, что мушкетеры нынче вечером выпили лишнего и загадочный Идальго им просто померещился. Однако нет, нежданные визитеры оказались настойчивы.

– Остались только покои вашего супруга, сударыня, – сообщил ей барон, спустившись в прихожую. Колетт продолжала стоять, не двигаясь, будто жена Лота. – Нам придется потревожить его.

– Вы уверены в том, что это был Идальго? Каждый может надеть черное и разгуливать ночью по улицам. Ведь в город съезжаются гугеноты, не так ли?

Саваж скривился, будто Колетт сунула ему в зубы лимон.