Жена шута - Эмилия Остен

Саважа немедля увидели, и от человека к человеку метнулся шепоток; да и сам барон уже достаточно услышал, чтобы разобраться в происходящем. Сохраняя каменное выражение лица, он направился к окружившей Ренара группе и с большой неохотой, но поклонился Беарнцу.

– О, Господь щедр сегодня! – проговорил граф, глядя на Саважа. – Вот и главный герой нашей истории! Сопутствует ли вам успех, дорогой барон, в поимке самого отъявленного негодяя на свете?

– А вы находите возможным шутить об этом, сударь? – холодно осведомился капитан, мельком глянув на Гиза, однако тот не подал ему никакого знака. – Преступника и его сообщников неоднократно видели в городе, и чем дальше, тем их больше.

– Имя им – легион, а у страха глаза велики, – сказал Ренар. Колетт, глядевшая на него во все глаза, позабыла, что рядом стоит Ноэль, хотя в прежние дни ее никто бы не интересовал, кроме кузена. Но сейчас перед нею стоял ее собственный супруг, и хотя с виду он выглядел обыкновенным бездельником, придворным пустоцветом, – он притягивал взгляды в этот миг сильнее, чем Беарнец.

– Они завели новую моду, – продолжал барон, словно не понимая, что Ренар играет с ним. Если бы Саваж не был столь прямолинеен и включился бы в этот поединок острословов, он скорее завоевал бы симпатии окружающих. Но Ренар успел очаровать их, и бычья упертость не могла сослужить капитану мушкетеров хорошей службы. – Носят горностаевые хвосты, прицепленные к поясу.

– Горностай ведь – один из символов справедливости? – уточнил, забавляясь, Генрих, а стоявший рядом с ним шевалье де Миоссан отвечал:

– Истинно так, ваше величество.

– Хотя бы один недостаток есть у нашего Идальго, – сокрушенно заметил Ренар, – он изводит животных ради собственной прихоти! Впрочем, его можно понять. Не в обиду будет сказано, сир, но в городе множество протестантов, а значит, и черных одежд хватает; как бедняге Идальго отличать сторонников от случайных прохожих?

– Это лишь подтверждает, что он – человек благородного происхождения, – продолжил барон.

– Или ограбил какого-нибудь парижского торговца шкурками, – предположил Ренар под общий смех.

– Возможно, и сейчас он среди нас, вы, насмешник. И пока вы потакаете ему, он все более убеждается в своей безнаказанности. Хотя он не столь неуловим, как кажется, только никто не желает об этом упоминать! Весной мои люди настигли его в Гаскони, – продолжал барон довольным тоном, – и ранили его. И хотя преступник скрылся, я уверился в том, что он не сам дьявол, явившийся из преисподней, а обычный человек – и человек смертный. Возможно, он безумен, – я почти что убежден в том. А вам лишь бы смеяться. Если вы, граф де Грамон, когда-нибудь станете звать на помощь, так как Идальго решит, что вы ему неугодны, – можете не дозваться городской стражи.

– Это меня ужасно огорчит, – поведал Ренар, – а вас, дорогая Колетт?

– Безмерно, – ответила Колетт недрогнувшим голосом. – Но, возможно, Идальго пощадит меня? Мой кузен – протестант.

– Тогда несомненно. А мне придется отправиться в мир иной, – развел руками Ренар. – Я буду ужасно скучать по вам, дорогая, и переживать, что покинул вас во цвете лет. Однако я ведь оставлю вас в надежных руках Идальго! Возможно, вы утешитесь в его объятиях?

– Ах, не знаю, – протянула Колетт с сомнением, – но ведь он может позволить себе горностая? Значит, позволит и жену!

Переждав новый взрыв смеха, барон произнес, глядя на Ренара в упор:

– Вы так много знаете о привычках Идальго, сударь, что в мою душу начинает закрадываться сомнение, которое крепнет с каждой минутой. Уж не вы ли, нацепив плащ, шляпу и горностаевый хвост, разъезжаете ночью по улицам, сея смуту?

Граф де Грамон посмотрел на барона с таким восторгом, как смотрят на другого игрока в карты, который внезапно показал все, что есть у него на руках. Однако прежде, чем Ренар успел выжать из слушателей еще толику смеха, раздался возмущенный женский голос:

– Да как смеете вы, сударь, обвинять его светлость?

Матильда де Левейе, разумеется, прибыла на парижскую свадьбу в свите Генриха и сейчас, выйдя вперед, обвиняюще наставила палец на опешившего барона.

– Во-первых, вы клеймите человека, который никому зла не сделал; а если кто попался на острие его шпаги, так попросту был нерасторопен! Я говорю об Идальго, сударь, которого благословляют целые семьи! Но, во-вторых, и это важнее, да, слышите меня, важнее, – как смеете вы называть преступником графа де Грамона? Это же добрейший человек!

Из свиты короля Наварры послышались смешки: вряд ли в По и его окрестностях остался хоть кто-то, неосведомленный о привычке Ренара поднимать всех на смех. Крестьяне разве что, да и то Колетт не была в этом уверена.

– Боже, какое представление, – пробормотал Ренар, адресуясь к жене.

Матильда, впрочем, ни на что не обращала внимания.

– Граф де Грамон – человек широкой души, но слабого здоровья! Я много лет знакома с его семьей, и уж поверьте, догадалась бы, если бы он вздумал затеять такое дело. Да к тому же не далее как в июне мы встретили Идальго на одной пустынной дороге, и я находилась в карете вместе с графом, его супругой и бароном де Аллатом, и могу со всей уверенностью утверждать, что господин граф ни в чем не виновен!

– Мадам… – попытался барон остановить этот поток красноречия.

– Не перебивайте меня, сударь! Не перебивайте! Я видела Идальго при солнечном свете, и этот человек не причинил нам вреда! Он всего лишь любезно пожелал нам счастливого пути. И я не позволю вам намекать на то, что кто-либо из присутствующих здесь запятнал себя бесчестьем. Вы считаете, что Идальго преступник, – это ваше право. Однако я не позволю плодиться лжи!

– Великодушнейшая баронесса, как же я благодарен вам за защиту! – воскликнул Ренар, отвешивая Матильде изящный поклон. – Ведь сам я, увы, в защите не так силен, хотя и польщен, что барон приписывает мне физические качества, коими я не обладаю! Но это правда – мы все видели Идальго, а так как еще никто не смог бы раздвоиться, придется вам, де Саваж, смириться с тем, что это не я. Однако скучать я вам не дам. – Он повернулся к Генриху. – Ваше величество, разрешите мне пари?

– О, вы задумали биться об заклад, дорогой Лис? – еще более оживился Генрих.

– Хочу поспорить с бароном де Саважем. Предметом спора станет Идальго, коль скоро он снискал популярность у всех нас. Сударь, – Ренар кивнул капитану, – я утверждаю, что вам не удастся поймать Идальго до свадьбы его величества короля Генриха и ее высочества принцессы Маргариты Валуа. Если я проиграю, публично извинюсь перед вами, признав ваши несомненные охотничьи таланты. Если же нет, вы… – он задумался на мгновение, – вы преподнесете моей жене плащ, подбитый горностаевым мехом, и разойдемся на том. У нее уже есть один, но разве красивая женщина откажется от горностая?