Жена шута - Эмилия Остен

Предложение Ренара вызвало разный отклик у придворных; кто-то весело восклицал: «Пари! Пари!», некоторые католики из свиты Гизов угрюмо молчали, а шевалье де Миоссан заметил, что у графа, черт побери, талант хорошо заканчивать шутки.

– Вы хотите поспорить, сударь? – произнес наконец барон де Саваж. Он успокоился, стоял, уверенно положив ладонь на рукоять шпаги, и еле заметно улыбался. – Хорошо. Я принимаю ваш вызов. Да будет так, и когда несколько дней спустя вы принесете мне извинения, я буду великодушен и не стану смеяться над вами.

– Не вздумайте прислать мне кошачий плащ вместо горностаевого, – предупредил Ренар, противники пожали друг другу руки, и на том пари было скреплено.

Барон удалился с поманившим его к себе герцогом Гизом, его величеству доложили, что скоро к собравшимся выйдет Маргарита Валуа, а Ренар предложил Колетт непременно потанцевать, если луврские музыканты когда-нибудь закончат играть заунывные мелодии и сумеют изобразить, например, бранль.

– Это было превосходно! – сказал Ноэль, смеясь. Колетт, моргнув, уставилась на него – она совсем позабыла, что кузен стоит рядом! – Вы можете научить меня искусству словесной дуэли, дражайший родственник? Я хотел бы блистать, как и вы.

– А ненавистью вы закусывать любите? Этот барон не питает ко мне любви, как и многие другие.

– Ну, разве что понемногу.

– Тогда возможно, возможно.

– Барон де Саваж – один из многих французов, кто хочет увидеть голову Идальго на плахе, – сказала Колетт. – Вы уверены, что не сделали своему знакомцу хуже, Ренар?

– О нет, – уверенно ответил граф. – Насколько мне известно, он не опасается подобных вещей.

– Вы вправду с ним встречались? – спросил Ноэль с любопытством. – Мне вот ни разу не довелось.

– Сдружитесь с его величеством королем Наварры, и можете приглашать в гости Идальго, сударь. Я – глупый почтовый голубь, курлычущий на подоконнике. Но я приношу вести и смешно выпячиваю грудь. Посмотрите, как приятно этим людям обсуждать теперь – кто он такой, загадочный Идальго? Судя по тому, как вы осматриваете зал, вы тоже включились в эту игру… кузен.

– Но это так притягательно, не правда ли? Один из нас – таинственный герой и спаситель! – воскликнул Ноэль. – Разве вам не хочется узнать, кто это?

– Ничуть. Не люблю гадать на облаках в небе. И к тому же сейчас начнутся танцы. Пойдемте, Колетт. – Граф предложил жене руку и бросил Ноэлю: – Не стану веселить Идальго, высказывая ему, кто же им может быть. Почем я знаю, может, это вы, дорогой кузен, – любитель горностаевых хвостиков. А?

И повел жену танцевать бранль, оставив открывшего рот Ноэля позади.

Глава 11

Дни сплетались друг с другом и катились, словно огромный тряпочный ком. Колетт меняла наряды несколько раз в день и вместе с графом ездила с визитами: довелось обедать у принца де Марсийака и прогуливаться в карете с полководцем Франсуа де Бовэ, сеньором де Брикмо, с которым Ренар свел когда-то знакомство в Тулузе и который привез оттуда ныне жалобы от гугенотов Карлу IX. Другой видный протестантский полководец, Антуан Первый д’Ор, виконт д’Астер, граф де Грамон, приходился дальним гасконским родственником Ренару и с радостью принял того с супругой, познакомив Колетт с Арманом де Клермоном, бароном де Пилем, – еще одним талантливым военным. Она выслушала множество историй о войне и королеве Жанне, выяснила, почему так искривилось родовое древо Грамонов, и научилась говорить свободнее, высказывая свои мысли. Никто не смеялся над нею. Никто не велел помалкивать. Граф нашептывал ни к чему не обязывающие советы, и Колетт почти поверила, что все изменилось.

Одна лишь мысль не давала ей покоя – имели ли под собой основание брошенные Ренаром слова о том, что Ноэль может оказаться Идальго?

О наваррском герое много говорили в Париже. Несколько знатных гугенотских семейств, приехавших в столицу к свадьбе, внезапно вернулись обратно в родовые владения, и поговаривали, будто к этому причастен ночной гость в испанской шляпе, распространявший слухи, рассылавший письма и предупреждения. Легкие стычки между католиками и гугенотами случались постоянно, и с каждым днем Колетт ощущала возрастающее напряжение. Когда экипаж проезжал по улицам, она опасалась смотреть на зловеще выглядевшую толпу. Никто не знал, как поведет себя чернь. Шепот летел от одного человека к другому; кто-то проклинал Беарнца, кто-то надеялся, что брак положит конец религиозным распрям. Ренар утверждал, что верить в это – наивно: слишком глубоко пустила корни вражда. И где-то посреди этого медленно закручивающегося водоворота был неизвестный человек в черном, пытавшийся сделать… что? Спасти несколько жизней?

Несколько жизней – уже так бесконечно много пред Богом!

Барон де Саваж так и не загнал пока своего зверя. О его споре с Ренаром стало известно многим, и каждый день мушкетеры обшаривали улицы, однако не нашли и следа Идальго. Между тем человека этого видели в Париже – и Колетт догадывалась, как, должно быть, зол барон, которого раз за разом оставляли с носом.

А если это Ноэль? Ведь кузен сам сознался, что приехал в Париж заранее. Мог ли Ренар знать? Мог ли он вычислить, кто прячется под маской, – ведь он так наблюдателен? Колетт видела Идальго несколько мгновений, и то успела составить о нем представление как о человеке физически сильном, с уверенными движениями и гордой осанкой. Если это Ноэль…

Ее несбывшийся Тристан, скользящий в темноте по улицам. Ее утренняя песня, оборвавшаяся на середине. Ее мечта, которую Колетт лелеяла много зим, согреваясь ею в холодные ночи. Сладкий шепот Ноэля там, в полутемном бальном зале. Это ведь было – и, в отличие от предположений, это оставалось настоящим.

Но рядом был не Ноэль, а граф де Грамон, с каждым днем становившийся все более важным. Не песня жаворонка, не томление души, не крылья, о которых так светло говорил кузен. Ренар – терпкий запах земли, лиственный шорох. Прикасаясь к его руке, Колетт чувствовала себя защищенной. Достаточно ли этого для крепкого брака? Или следует придумать что-нибудь еще, вообразить ореол вокруг графа, раньше, казалось, окружавший Ноэля?

Ни одна выдумка не уживалась рядом с Ренаром, ни одна фантазия. Он был слишком земным.

В день перед королевской свадьбой Колетт поняла, что любовь к нему нельзя придумать – его можно только полюбить. И ей стало страшно, потому что она совсем не знала, как.

В тот день Ренар постучался в спальню супруги, когда Серафина заканчивала укладывать ее волосы ко сну.

– Могу ли я недолго поговорить с вами, дорогая? – спросил он.

– Конечно, – с приятным удивлением ответила Колетт.