Бегство из психушки - Георгий Богач

– Но она может обидеться.

– Они настолько уверены в себе, что об этом даже и не думают.

– Значит, вам нравятся мускулистые болваны?

– Нет, Леня, мне понравился ты. Но от детского стресса в тебе осталась неуверенность в себе. Ее надо преодолевать.

– И ты мне поможешь?

– Помогу. Я действительно не Абакумова, я – Валко. Пятнадцать лет тому назад под гипнозом ты, худенький лопоухий пацан, сказал, что рано или поздно добьешься меня и только ради этого перестанешь заикаться и бояться собак. У тебя были тонкая шейка и горящие глазенки, но говорил ты так серьезно, что я невольно рассмеялась. Я не думала, что ты вырастешь в такого ладного мужика. Я горжусь тобой и собой тоже. Это я тебе внушила, чтобы ты занялся восточными единоборствами и не боялся женщин.

– И ты это помнишь?

– Я помню всех своих пациентов. Но я не думала, что встречусь с тобой еще раз. Ты же с родителями уехал в Америку.

– Я работаю в русском отделе издательства «Нью-Йорк» и часто читаю рукописи писательницы Абакумовой. В твоем рассказе «Обида» врач Федорова произносит фразу, которую я когда-то слышал от тебя. И я понял, что под псевдонимом Абакумова скрывается доктор Валко. Я приехал в Москву и поставил Илье Ильичу условие, что буду писать сценарий только вместе с автором этого рассказа.

– А где ты остановился в Москве?

– У меня тут есть небольшая квартирка, и я…

– Смелее, смелее. И ты хочешь пригласить меня к себе. Да?

– Да.

– И вовсе не для того, чтобы вместе писать сценарий. Ты просто хочешь затащить меня в постель. Ты же мечтаешь об этом с детства, правда?

– Ну зачем же так грубо?

– Иногда грубость нравится женщинам. Ты даже не представляешь себе, как мне интересно сравнить худенького закомплексованного мальчишку, каким ты был, с мускулистым мужчиной, в которого ты превратился. И я горжусь, что это произошло благодаря моему пролонгированному внушению.

– Чему, чему?

– Пролонгация по-латыни – продление. Пролонгированное внушение программирует поступки человека лет на десять вперед. Такое проникновение в подсознание человека позаимствовано мною из трактата средневекового рыцаря тамплиера фон Грица о воспитании воинов из мальчиков. На занятиях со своими учениками он чередовал словесные внушения, физические упражнения, умение переносить боль и голод и умение пользоваться разнообразным оружием. Так фон Гриц вкладывал в подсознание своих учеников храбрость и хитрость, мстительность к врагам и послушание командиру, злость и фанатизм. Я же этой методикой избавляла тебя от комплексов и вложила в тебя установки на силу, доброту и мужественность. Ну что, поехали к тебе?

– Я даже не верю, что ты будешь у меня в гостях. Помню, когда я лечился в твоей небольшой клинике, то после работы тебя встречал мужчина лет сорока. Я думал, что это твой муж.

– Это и был мой муж. Мы с ним расстались.

– Почему?

– Никогда не спрашивай женщин об этом. Ни одна из них не скажет тебе правды. Ты далеко отсюда живешь?

– В соседнем дворе.

Двухкомнатная квартира Леона Кафа была заставлена столами, столиками и тумбочками, на которых размещались компьютеры, окруженные стопками бумаг. Компьютеры были утыканы флешками, стены увешаны диаграммами, графиками и фотографиями. Взгляд Софьи остановился на фотографии в застекленной рамке.

– Это я?

– Это ты пятнадцать лет тому назад.

– Ты меня фотографировал?

– Да.

– Такое впечатление, что я попала в издательство, а не на квартиру.

– И в Америке, и здесь мне приходится много работать. Выпить хочешь?

– Я пойду в душ.

Из душа Софья Николаевна вышла укутанная полотенцем.

– Ты что, спишь на этих бумагах?

– В большой комнате у меня отгорожено нечто вроде спальни, – Леон взял Софью за руку и повел за ширму.

– Вообще-то в постель женщину несут на руках, – Софья стала расстегивать на Леоне рубашку.

…Когда Софья уснула, Леон, не одеваясь, подошел к столику, включил ноутбук и стал стучать по клавиатуре. Он не заметил, как сзади подошла Софья. Она обняла его за шею.

– Что пишем?

– Сценарий. Сюжет резко изменился. Решил писать без соавторов.

Софья прочитала страницу на дисплее.

– Пиши, пиши. Ах вот какой ты меня видишь! Но со стороны виднее.

Леон услышал, как за его спиной что-то тяжело упало на пол. Он оглянутся. Софья лежала по полу, раскинув руки в стороны. Глаза ее были закрыты. Леон опустился на пол рядом с Софьей и стал ее тормошить.

– Соня, что с тобой? Поднимайся!

Софья подняла голову, открыла глаза, посмотрела на Леона мутным взглядом и что-то прохрипела. Потом ее глаза закатились, а голова бессильно упала на руки Леона.

Леон позвонил Илье Ильичу. Трояновский внимательно его выслушал.

– У Абакумовой сильнейшее переутомление, – ответил он Леону, – Писать столько, сколько пишет она, не под силу ни одному нормальному человеку. Я знаю клинику, где ее приведут в себя, а вы, Леон, ее туда сопроводите.

– Я не смогу сопровождать Софью.

– Значит, ее настоящее имя Софья? А ее настоящей фамилии ты, Дон-Жуан хренов, конечно же, не знаешь?

– Абакумова.

– Понятно. Ты с ней заодно.

Глава 13. Врата в мозг

– Ну, как ты себя чувствуешь? – услышала Софья знакомый голос. – Открой глаза. Я же вижу, что ты уже проснулась и меня слышишь.

Софья открыла глаза и увидела Николая Павловича Соколова.

– Ты? – удивленно спросила она. – Где я?

– В Институте психоневрологии.

– А что я здесь делаю?

– Тебя привезли сюда в тяжелейшем состоянии в результате психического срыва. Тебе надо восстановить силы. Ты проспала двое суток и пришла в себя после капельницы с витаминами, общеукрепляющими и комплексом минералов.

– «Скорую помощь» вызвал Леня Кафарский?

– А кто это?

– Мой новый друг. Работает в американском издательстве.

– Нежкову позвонил директор московского издательства «Равнина» Трояновский и сказал, что ты лежишь без сознания и тебя надо спасать. Нежков выслал за тобой машину с бригадой врачей, и тебя привезли сюда.

– Значит, Трояновский и Нежков друзья? И давно они знакомы?

– В 1983 году, после публикации во Франции книги Трояновского «Кремлевская стена», его тут же определили в Институт психоневрологии с диагнозом «параноидальный бред». Из Москвы его перевели подальше от любопытных глаз – в добываловскую больницу, где главврачом был я. И перед Ильей Ильичом встал выбор: либо написать покаянное письмо о том, что книгу «Кремлевская стена» он написал, находясь в периоде обострения параноидальной шизофрении, либо пройти у нас курс усиленной терапии, после которой он забудет даже слово «мама». Письмо он написал и выступил с ним по радио. Мы выписали его из больницы с правом работать в издательствах, но с обязательством периодически осматриваться психиатром в Институте психоневрологии. Не будь дураком, Илья Ильич Трояновский написал брошюру, иллюстрированную цветными фотографиями, об академике Нежкове и о возглавляемом им Институте психоневрологии. Она издавалась в нескольких странах. Так Трояновский заслужил покровительство Нежкова.

– Понятно. А ты что делаешь в Москве?

– Когда я уволился из добываловской психушки, Нежков пригласил меня в свой институт заведующим отделением острых психических состояний.

– Значит, ты мой лечащий врач?

– Да. С тобой хочет поговорить сам Владимир Андреевич.

– Когда?

– Сегодня. Он не любит откладывать неотложные дела на завтра.

– А разве разговор со мной – это неотложное дело?

– Возможно.

– Вы здесь всех больных держите в отдельных палатах?

– Нет, не всех. Но не мог же я положить тебя в одной палате с психами в стадии обострения. Да и Владимир Андреевич не смог бы с тобой разговаривать при них.

– Может, для разговора с ним меня сюда и привезли? А, Коленька?

– Соня, ты всегда была сообразительной девочкой. Я – ученик Нежкова, ты – моя ученица. Значит, ты принадлежишь к психиатрической школе Нежкова. Но ты считаешь его ретроградом, самодуром и борцом с прогрессом. Поверь мне, что он намного умнее и современнее, чем ты думаешь. Сейчас тебе принесут обед, а потом к тебе зайдет Владимир Андреевич и вы с ним обо всем поговорите.

Николай Павлович вышел из палаты. Походка его была по-прежнему легкой и энергичной.

После обеда Софья уснула.

Разбудил ее скрежещущий голос.

– Не хочется будить вас, Софья Николаевна, но разговор с вами я тоже не хочу откладывать.

Софья открыла глаза и увидела словно вырезанное из мореного дуба лицо Владимира Андреевича Нежкова.

– Здравствуйте, Владимир Андреевич.

– Здравствуйте. Рад, что вы меня узнали.

– Вас ни с кем не спутаешь.

– Вас, пожалуй, тоже. Но вы истощили свою незаурядную нервную систему. Вас доставили сюда в бессознательном состоянии.

– А может, кто-то умело ввел меня в это состояние?

– Излишняя подозрительность так же вредна, как и беспечность. Вы сами себя в него и ввели, ибо наибольший враг человека – это он сам. Вы работали на износ, на пределе человеческих возможностей. Вы одновременно занимаетесь медициной, разработкой новых лечебных методик и литературой. Да еще и монографию по лечению острых психозов пишете. Такая нагрузка не каждому коллективу под силу, не то что одному человеку. Вам помощники нужны. Умные, верные и умелые помощники.