Клан душегубов - Алексей Петрухин

Ох, мне бы твои заботы, Настенька. Опять пишет мне. Похоже, ей нравится морочить голову незнакомому человеку.

Настенька to Охотник

Привет еще раз. Так ты – в ресторане. Я сразу поняла, кто ты. Ты обедаешь и ужинаешь в ресторане. У тебя, конечно, есть дом и, весьма вероятно, жена и семья. Но ты бываешь дома редко, так что они уже давно привыкли, что ужин и просмотр семейного кино проходит без тебя, а ты давно привык, что вопрос, с какого блюда начнем, тебе задает не жена, а официант. Ты – бизнесмен, я думаю. Предпочитаешь добротную, слегка консервативную кухню. Европейскую, по настроению – японскую. Знаешь толк в еде, но и не слишком ею заморочен.

Должна тебе признаться, я тоже сейчас уже с трудом вспоминаю, когда последний раз готовила. А ведь я это, как ни смешно, умею и люблю. Причем не просто умею – делаю это весело, а не мучительно.

Я считаю, что настоящая стряпня – это праздник. Это кайф. Но только когда в доме все-все есть, до мельчайшего ингредиента. Тогда я готовлю очень вкусно. А если, например, нет в доме ажгона, тогда все, фиг вам бухарский плов, будете есть макароны с сосисками! Вот такой уж я человек. Можно, конечно, плов и без ажгона приготовить, но это будет уже не плов. Это будут макароны.

Поэтому я готовлю редко. К тому же дела, все на бегу. Так что фраза «я в ресторане» мне о многом сказала.

Значит, ты тоже. Живешь на бегу. А я-то думала, ты такой суровый мужчина у костра. Захотел поесть – пошел в лес, убил. Поел. Сидишь потом, смотришь на журавлиный клин.

Кстати, хмели-сунели у нас толком смешать не умеют.

Да, слушай! Я вот ни разу не видела в составе ни одной смеси для плова ажгона, и только в одной – барбарис. А ведь спросите любого узбека – это основные компоненты, которые делают плов пловом. А карри тут вообще ни при чем – это приправа из другой страны и другого времени. Все-таки раньше я любила готовить. А твоя жена, что она любит, Охотник? Кроме тебя, конечно?

Извини за «многабукоф» и наглость в вопросах, просто стояла в пробке. Так что спасибо, что, сам не зная, развлек меня. Удачной охоты в меню!

Ну и несет эту Настеньку. А она с юмором, даже начинает мне нравиться. Как виртуальный собеседник, я имею в виду. А ей, похоже, я тоже начинаю нравиться. Ну, конечно, я не склонен относить эту заслугу на свой счет. Это все аватар Хемингуэя. Удачные я нашел ник и аватар. Романтичные.

Все-таки надо бы удалить этот блог. Отвлекает. И вообще, нехорошо морочить голову студенткам, которые думают, что пишут бизнесмену, любящему французскую кухню.

Удалю блог, решено.

Клерк метался по своей огромной квартире, голый и несчастный, демонстрируя присутствующим здесь же девицам свои прелести, но не столько их, сколько многострадальные части своего израненного тела – шеф его здорово обработал, не пожалев даже дорогую клюшку.

Теперь Клерк жаждал сочувствия и душевного тепла. И не находил их. «А ведь перло. Да еще как перло! И когда меня подобрал Седой и пристроил к делу. И когда появилось бабло, а потом даже начало вываливаться из карманов. И позже, когда, уже оперившись и поняв, что к чему, начал потихоньку отпочковываться от Седого и «мутить свое». И вот теперь – все обвалилось. А что случилось-то? Да ничего не случилось. Просто встретил на своем пути мента. Обычного мента. И вся жизнь полетела в жопу, как кокос на сквозняке! Седой – тоже зверь, настоящий! Ну, отнял мент у меня эту хрень! На то он и мент, с него и спрашивайте. А меня-то за что? И где справедливость, где человечность и, главное, где искать теперь этого мента?»

Все, дальше с этого места думать Клерку не хотелось. Хотелось нюхнуть и забыть обо всем.

– Кто-нибудь в этом доме сделает мне дорогу? – Не дождавшись к себе внимания, он начал его требовать.

Надо заметить, Клерк не страдал недостатком женского общества. Разумеется, за деньги. Он любил девочек, и об этом знали многие проститутки, их подруги и подруги их подруг, поэтому к Клерку приходили женщины в любое время суток. Вернее, времени неурочного не было. Приходили нюхнуть, у Клерка кокса всегда было вдоволь, и, надо отдать ему должное, он не был жадным, приходили просто перекантоваться, приходили принять душ и просто так приходили, ни за чем.

Выставив на всеобщее обозрение свою филейную часть, Клерк склонился над стеклянным столиком, усыпанным горками белого порошка, и начал перебинтованными пальцами демонстративно беспомощно ладить себе из него дорожку.

– Давай я сделаю, – послышался чей-то слабый, почти детский голос из дальнего темного угла комнаты, и из темноты вышла молоденькая девушка. Почти девочка.

– Что? – переспросил Клерк, силясь вспомнить, кто это такая.

– Я говорю, давай сделаю тебе дорожку, – повторила она.

– Ты кто такая? – Девушка не ответила, и тогда Клерк обратился ко всем присутствующим девицам – их было еще три: – Кто это такая?

Вопрос остался без ответа. Девушки продолжали заниматься своими делами. Одна из них делала себе педикюр, устроившись на диване, вторая, облаченная в его, Клерка, рубашку, вышагивала по квартире, бесконечно разговаривая по телефону, а третья, судя по шуму воды в ванной, сейчас принимала душ.

– Ты кто? У тебя есть имя, паспорт? И вообще, ты можешь отличить муку от кокса? Дорожку она сделает, тоже мне. Сестра милосердия, да?

– Имя есть. Паспорт есть. Отличить могу. Я дизайнер.

– Дизайнер? – На израненном лбу Клерка проявилась усиленная работа мозга. В голове начали проворачиваться какие-то шестеренки, лопнула пружина, и вдруг что-то прояснилось.

«Дизайнер! Ах да! Когда же это было? Ну да, месяца четыре назад. Правильно, четыре месяца назад я пригласил дизайнера, чтобы... – Лопнула еще одна пружинка, и какая-то шестеренка выскочила из паза. – Чтобы расписать одну из стен гостиной. Все правильно. Так, и что, она здесь торчит уже четыре... Интересно. То есть интересно, а что со стеной?»

Клерк, сбивая стул, кинулся к дальней стене гостиной и застыл около нее, как изваяние.

Передать, хотя бы приблизительно, содержание этой росписи было невозможно, но можно было дать ей название. И звучало оно так: «КОКАИНОВЫЕ ГРЕЗЫ».

– Так, все подошли сюда! – громко крикнул Клерк. Он хотел, чтобы все присутствующие оценили этот шедевр, обменялись мнениями. – Что вы видите?

Однако мнений, как ни странно, не было.

– Похоже на татуировку. На лобке, – задумчиво сказала та, что с педикюром, и все снова разбрелись по квартире.

Шедевр остался неоцененным. Клерка опять игнорировали.

Он вернулся к столику, сел перед ним в кресло и еще раз попытался принять дозу. Руки не слушались, кредитная карточка выпадала из пальцев, и кокаин сыпался со стола.

– Почему я обо всем должен просить?! Видя мое состояние, мои страдания, неужели вам не захотелось задать вопрос?

– Какой? – спросила та, что с педикюром.

– Что – какой? – удивился Клерк, плохо помня только что сказанное, как большинство кокаинистов.

– Какой вопрос?

– А, вопрос... «Милый, а не помочь ли тебе сделать дорожку?»

– Милый, а не пошел бы ты в жопу, – ласково ответила девушка и включила фен, чтобы просушить лак на ногтях.

Клерк часто замигал, и у него на глазах выступили слезы. Ему до жути было жалко себя.

– Дай сто долларов, – сказала девица с телефоном, не отрываясь от трубки.

– Ты еще ничего не сделала!

Теперь Клерк хныкал и не стеснялся этого.

Не дожидаясь разрешения, девушка вынула из портмоне, лежащего тут же на столике, стодолларовую купюру и ловко скрутила ее в трубочку. Потом изящно выдернула из ноздри Клерка ватный окровавленный тампон и воткнула трубочку в освободившееся отверстие.

Через четыре минуты Клерк был уже в норме. В голове стало ясно и прохладно. Пошел «приход». Теперь он видел мир в правильном свете. И его понесло.

– Все пошли вон! Вон!

Он бегал по квартире, сбивая на своем пути мебель, орал как оглашенный, судорожно собирая в большой ворох то тут то там разбросанные предметы женского туалета. Потом открыл дверь и безжалостно выбросил на лестничную площадку собранный урожай женского белья. Туда же вытолкал и всю стайку полуобнаженных барышень.

В его адрес с лестничной клетки сыпались какие-то ужасные и одновременно смешные девичьи проклятия, но он в ответ только сильно хлопнул дверью и, наконец, остался один.

Нужно было «догнаться», тем более что из ноздри по-прежнему торчало стодолларовое приспособление. Не тратя времени на всякие деликатности, он просто вонзился им в кучку кокаина и втянул порошок в себя. От этого упоительного занятия его отвлек пронзительный дверной звонок. Бесконечно длинный.

– Всё, сучки, надоели! – «прожужжал», ощущая себя в этот момент насекомым, Клерк. Звонок не унимался. – Что? Соскучились по папочке?

Он спикировал к двери и широко распахнул ее. Нет, это были не девушки. Но кто это был, он не успел рассмотреть, потому что резко согнулся в поясе от сильной боли ниже живота, а в следующее мгновение ощутил в затылке острый укус, посильнее комариного.