Клан душегубов - Алексей Петрухин

– Вы здесь руководите? – негромко спросил Суворовцев старшего.

– Ну руковожу, если не мешают, – прищурившись, ответил тот.

– Майор Суворовцев, заместитель начальника отдела по борьбе с незаконным оборотом наркотиков, – представился Суворовцев.

– Майор Мамочкин. Только сразу предупреждаю: не надо упражняться по поводу моей фамилии. Будет хуже.

– Упражняться я не собирался. Отойдем-ка?

Вершинин увидел из окна, как Суворовцев с фээсбэшником отошли от машины и, пристроившись около «Скорой помощи», завели неспешный разговор. При этом больше говорил старший. Он мотал головой, пожимал плечами, разводил широко руки и постоянно показывал то в сторону сгоревшей машины, то в сторону Вершинина.

Суворовцев слушал его молча. Затем вдруг что-то негромко и подчеркнуто доверительно стал говорить старшему.

Вершинин, смеха ради, представил, что Суворовцев говорит:

«Сдадим Вершинина в психушку, я скажу, что у него припадки, что он угрожал погубить весь мир, а вы подтвердите, а? Он оттуда никогда не выйдет, не волнуйтесь. Ему там дадут таблетку, после которой он не сможет держать в руках ничего, тяжелее этой таблетки. Ну что, идет? Ну соглашайтесь. Кому нужен на воле этот дикарь?»

Старший внимательно выслушал Суворовцева, подумал немного и нехотя согласился.

После чего пошел к машине, открыл дверь и стал снимать с Вершинина наручники.

«Точно, в психушку! Сволочи, как быстро договорились! Зачем наручники снимает? Усыпить бдительность хочет. Если сейчас скажет – давай с тобой проедем в одно хорошее место, бью его в подбородок головой и убегаю. Пусть стреляют в спину!»

Но убегать Вершинину не пришлось, и подбородок старшего уцелел, потому что он с сожалением сказал:

– Выходи, майор. Свободен. Тут вот твой коллега нам все объяснил. Взял ответственность, так сказать. Ну что, я вынужден отпустить. Повезло тебе с коллегами.

Потирая затекшие запястья, майор вылез из машины. Она тут же круто развернулась и, резко рванув с места, исчезла в конце улицы.

– Зачем ты меня отмазал? – подошел Вершинин к Суворовцеву.

– Не из симпатии.

– Я догадался, но все равно приятно.

– У меня к тебе есть вопрос.

– Для тебя – все что хочешь. Но... только в присутствии адвоката, друг.

– Где здесь можно поесть?

Очень важно уметь сохранять адекватность. Например, важно хотеть есть. Если ты еще хочешь есть, значит, во-первых, ты живой, а во-вторых, адекватен, не в шоке, не в трансе, не в мандраже, в общем, ни в одном из нештатных состояний. Во время своей первой серьезной операции, помню, есть совершенно не хотелось. Не то что не хотелось – не мог. Ни есть, ни спать. Это плохо, так быстро доходишь до ручки. А этого делать нельзя. Молодой тогда был. За пять дней – семь кило долой, без всяких там диет и фитнеса. Да, наша работа – лучшая диета, один час заменяет сто часов фитнеса, точно. Адреналин. Но с тех пор прошло много времени, много было операций, много всяких неприятностей и приятностей. Я стал опытнее и не пропускаю прием пищи. Это тоже часть работы, в конце концов. Если есть аппетит, значит, ты в строю.

Интересно, где мне предложит поесть Вершинин. Могу себе представить. Какая-нибудь богадельня в китайском квартале. Впрочем, в этом городе нет китайского квартала, он растворен в вещевых рынках. Значит, студенческая столовая. Но их, по-моему, уже не существует. Вот интересно – есть вещи, о которых я уже не знаю, например, есть они или нет. Например, я знаю все технологии переработки героина из пакистанского сырца и могу по оттенку цвета наркотика определить его происхождение, знаю, кто из основных деятелей наркосети сейчас на свободе, а кто в тюрьме и когда выйдет, а есть ли на свете студенческие столовки – не знаю. Вот что значит – среда обитания определяет круг интересов. А ведь были времена, когда с друзьями мы могли забежать в столовку, подкрепиться после тренировки.

Я понял, куда Вершинин предложит мне сходить поесть. Это будет, скорее всего, заведение, которое он пару раз разгромил и в котором с тех пор его бесплатно кормят.

День, уже к этому часу сумасшедший, нормальнее к вечеру вряд ли станет. Ничего. Я готов.

Вершинин и Суворовцев сели в машину Вершинина, причем за рулем оказался Суворовцев.

– Нам ее дали на двоих, – сказал он.

– И какое же у тебя звание, «майор»? – поинтересовался Вершинин, намекая на разговор с фээсбэшником.

– Не генерал, – усмехнулся Суворовцев.

Этот короткий разговор, на самом деле, был их первым настоящим разговором, одним из тех, в которых люди говорят друг другу мало слов, но много информации. Оба поняли, что знают друг о друге многое и явно собираются узнать больше. Хороший первый разговор двух оперативников, по призванию, только очень разных – по стилю.

День клонился к закату. Ветер стал прохладнее, и жара начала потихоньку спадать. Что ждало впереди этих двух людей, столь непохожих друг на друга, было известно одному Богу. А Он, в отличие от людей, своими планами раньше времени делиться не любил, потому что знал жизнь и был мудрым.

...Ресторан «Лагуна», куда Вершинин вез своего преемника отужинать, был известен не столько тем, что здесь подавали отменный суп с мидиями и не имеющие никакого отношения ни к лагуне, ни вообще к морю свиные рульки, сколько тем, что здесь всегда можно было приобрести наркоту и девочек, в любом количестве, неплохом качестве и со скидками для постоянных клиентов. Сам Вершинин бывал в этой забегаловке три, ну, может, четыре раза, и то только по делам службы. Нет, «Лагуна» не была в их отделе на особом счету, как одно из самых злачных мест в городе, но все-таки в разнарядке на облавы против нее всегда стояла твердо заслуженная галочка.

В этом ресторане Вершинин хотел убить по крайней мере двух зайцев. Во-первых, накормить Суворовцева, тем самым хоть как-то отблагодарить его за свое освобождение из цепких рук ФСБ. И, во-вторых, к тому же самое главное – ему нужен был Клерк, или тот, кто стоял за этим именем. Сама по себе кличка Клерк, ему ни о чем не говорила. Больше того, впервые он услышал ее по телефону от Адвоката, а позже – от ныне покойного Скалы. Если люди Седого не ошибаются, а скорее всего это так, то он, Вершинин, где-то встречался с Клерком и вполне мог у того что-то изъять, даже сам того не зная. И встреча эта могла произойти именно в «Лагуне», на стоянку которой сейчас медленно въезжал Суворовцев.

«Здесь я бывал, может, здесь и изъял? Проверю, хуже не будет. Даже если сегодня здесь не окажется никакого Клерка, – размышлял Вершинин, – все равно, тут работает один человечек, который, может, расскажет мне о нем. В общем, не знаю, как двоих, а одного-то зайца я здесь точно прибью».

Так, или примерно так, рассуждал Вершинин, входя в «Лагуну». А Суворовцев просто подумал: «Как же хорошо я все-таки знаю уже Вершинина. Знаком с ним один день, но знаю. Точно, он громил это заведение».

Вскоре они сидели за столом, внимательно изучаю меню.

– Любишь это место? – как бы невзначай поинтересовался Суворовцев.

– Не. Место меня любит. Зовут и зовут. Не могу отказать.

– Я так и думал.

– Тебе что, здесь не нравится?

– Да пока, вроде бы, нравится. А у тебя какие планы?

– У меня? Да какие у меня планы? Планы простые. Служить стране, – мрачно ответил Вершинин, оглядываясь по сторонам и явно высматривая кого-то. – Ты вот что, спаситель, пока заказывай, а мне тут надо кое с кем перетереть.

Суворовцев поднял руку, к нему через зал поспешила аппетитная официантка, а Вершинин, хмыкнув, куда-то исчез.

Я не хотел, вроде бы, смотреть, но все же, пока принесут, почему не посмотреть. Мне опять пришли «каменты» на мой блог. Рейтинги растут, хорошо.

Снова куча какой-то чуши. Все-таки блог надо удалить. Зачем зря Сеть засорять? Мало там, что ли, своих любителей поговорить? И роботов-болтунов, или как их, о которых писала Настенька. А вот, впрочем, снова пишет она.

Настенька to Охотник

Привет, Охотник. Да, ты прав. Я ничем не лучше. Тоже веду дневник не на бумаге, а здесь, в Сети. Я даже хуже, потому что еще и осуждаю, типа, всех за это. А сама делаю так же. Но надеюсь, ты меня простишь, потому что таков человек, а я, Охотник, человек.

Я сейчас в лифте была, и у кого-то на телефоне заиграла «Огней так много золооотых...». Такой миленький винтаж: старая, давно забытая песенка и старая, вообще наглухо забытая жизненная позиция. «Его я видеть не должна – боюсь ему понравиться!» Это ж надо... Вот об этом напишу сейчас пару строк. Не то чтобы тебе, скорее, сама себе. Да, вообще-то, в Сети, если вдуматься, все пишут сами себе, потому что лица собеседника не видишь и вообще его не знаешь. Разговариваешь как бы со всеми, то есть ни с кем. Нормальная городская шизофрения. Почему городская? А что, нет? Ты можешь себе представить деревенского жителя, который сидит на форуме или в социальной сети? Типа, народ, у меня отелиться корова должна, что делать? Оставляйте каменты!