Плохой ребенок - Генри Сирил

кран на место и «спускаюсь» на лифте на парковку. Две секции – наши. Тут стоят черный спортивный кабриолет (это для Линнет. Она редко водит, но иногда любит прокатиться бесцельно по городу) и большой внедорожник. Черный. Нет, темно-синий. Красный внедорожник. Впрочем, пока второе парковочное место пустует. Я еще не выбрал машину. Езжу на машине Линнет или на трамвае. Люблю трамваи, которые старые-старые и стучат колесами по рельсам на сонных узких улочках европейских городков.

Все размыто. Образы рваные. Без конкретики.

Где-то я прочитал: если вы не знаете, на что потратить миллион, значит, он вам не нужен. Проклятье. Я не знаю! Мне его не получить. Нужна конкретика. В Нью-Йорке, в центре Манхэттена. С видом на Центральный парк. Квартира в два уровня. Лишнее. Зачем такие хоромы? Одного уровня вполне достаточно. Сто, нет, сто двадцать, нет, лучше сто пятьдесят квадратных метров. Ремонт в стиле лофт. Он уже не моден, по-моему. Ну и ладно. Мне очень нравится. Не такой уж прямо брутальный лофт, с торчащими проводами и голыми лампами над головой, а что-то более мягкое. Современный ремонт с элементами лофта. Да-да, что-то такое…

Линнет возвращается с работы. Я жду ее возле входа в метро. Нам еще надо забежать в супермаркет, купить что-нибудь на ужин. Что-нибудь недорогое. У нас теперь все – недорогое. «Возьмем куриных котлет?» Я киваю. И вижу: летний день. Солнце стоит над нами. Мы идем вдоль кофеен в центре какого-то уютного чистого городка. Садимся за летний столик, заказываем бутылку белого охлаждённого вина. Нам некуда торопиться: я только что сдал книгу, теперь дело за издателем. Прошлая работа разошлась миллионным тиражом, и это только у нас в стране. Сейчас готовят переводы на большую часть европейских языков… Я морщусь от слащавой картинки и кладу в корзину дешевые котлеты.

Мои дни проходили в мечтах о больших деньгах. Постепенно абстрактный дом принял определенные черты и уточнил свое местонахождение. Он наполнялся мебелью, которую я продумывал до мелочей. В его гараже появились машины конкретных марок и цветов. В гардеробе висели вещи, и даже светильники имели форму.

Мечты обрастали деталями. И в мечтах этих у меня не было совсем уж таких баснословных денег, я никогда и не хотел этого. Мне нужна была гармония, баланс между богатством и средним достатком. Чтобы вкус жизни (какой я не видел никогда, лишь в своих фантазиях) не притуплялся. Ведь какое удовольствие покупать дом мечты, если ты можешь позволить себе совершенно любой дом, и не один, а сколько угодно домов! Сакральная цифра. Миллион долларов. Он был расписан весь, до последнего цента. И я кожей чувствовал, что могу его заработать. На литературе.

Да, как-то совершенно незаметно для самого себя, я перестал грезить о писательском бессмертии. Все мои амбиции были устремлены теперь только на одно – как обменять «интеллектуальный труд» на деньги. Большие деньги. Я хотел стать чертовым Каслом.

Слово я держал. К триллерам не возвращался. Но совсем не потому, что пообещал не делать этого больше никогда (посули мне за них кто-нибудь крупный гонорар – сел бы писать как миленький), а по совершенно иной причине. По многолетнему опыту я убедился, что жанр этот вовсе не в лидерах продаж. Разумеется, иногда они выстреливают бестселлерами, но случается такое с одним писателем из тысячи. Статистика не в мою пользу. Да и сколько я их уже написал!

Я превращался в нейросеть. Ноль творческого подхода к написанию будущей книги. Максимум прагматичности.

Устроившись к приятелю на небольшой завод по производству пластиковых окон, я, забивая заказы в приходные листы, продумывал еще не начатый роман. По вечерам изучал «ингредиенты» книг, которые неделями висели на первых местах в списке «Нью-Йорк таймс».

Основных героев – не больше трех. Плюс пара-тройка второстепенных сюжетных коллизий. Удачные темы и стилистические приемы: эмоциональная близость между людьми, налоги, работа, врачи, сильная личность, женщина, психологическая травма, взаимоотношения родителей и детей, фобия, личностный рост, поверхностный метафоризм, легкий слог, вопросно-ответная форма изложения, поиск, огнестрельное оружие, страх, реализм…

Неудачные темы и стилистические приемы: религия, наркотики, секс, чересчур страстная любовь, длинные философские отступления, карточные игры, танцы, роскошные женщины (в плане туалета), растерянный и нерешительный главный герой, фэнтези, финансовые махинации (даже писать эти два слова – скучно до смерти, тут я согласен с исследованиями в области феномена «бестселлер»), жестокое обращение с животными, мизогиния и тема расизма без надлежащих морально-нравственных выводов, школы волшебников…

Хороший сюжет – выверенные эмоциональные «горки»: вверх – событие, вниз – плавность повествования, вверх – новое событие…

Плохой сюжет – провисание эмоционального ритма. Триста страниц непрерывного экшена утомит ровно так же, как и триста страниц полного бездействия героя…

Так формировался мой новый подход к писательскому искусству.

Вот он – творческий порыв.

Вот он – гений пера современности.

Вот он – настоящий писатель нового времени.

Я хочу быть им. Я мечтаю быть им!

И я стану! Невелика наука.

– Дочь степей.

– Что? Ты чего не спишь? Завтра вставать обоим в семь утра.

– Я сварю для них похлебку. Ее будут жрать миллионы людей.

– Какую похлёбку? Спи, балда. – Линнет, помню, чмокнула меня тогда в лоб и отвернулась на другой бок.

А я, засыпая, успел «слепить» в голове черновой вариант образов основных героев и сюжетную канву.

Блокнотом я не пользовался: память моя была крепка, ей я доверял.

Глава 14

Первая мысль, которая промелькнула в мечущемся сознании Грейс, когда она вошла в комнату для допросов, была о том, что в фильмах это помещение всегда казалось более приветливым, чем на самом деле. Грязно-белые стены, металлические стол и несколько стульев – все это давило психологически очень сильно. Давило с первой же секунды, как ты вошел сюда. Разумеется, это неспроста. Психологический прием.

Грейс сидела на привинченном к полу стуле. Сложив руки на привинченный же стол. Детектив Фергюсон сидел напротив.

Фергюсон что-то заполнял в каком-то бланке. Он делал это неспешно, лицо его не выражало никаких эмоций. Госслужащий на рабочем месте.

– Вы сегодня столь неприветливы, – Грейс попыталась улыбнуться.

Фергюсон взглянул на нее и отложил бланки в сторону.

– Вы правы, – сказал он. – Не вижу повода для улыбок.

– Не понимаю. Может быть, вы объясните мне, что я здесь делаю? Признаться, мне немного страшно.

– Мы нашли Шелдона Прайса. Мертвым.

Грейс удивлённо вскинула брови:

– Боже. Какой кошмар. Только я не понимаю, при чем здесь я.

Она говорила совершенно искренне. Во-первых, слишком много смертей за столь короткий отрезок ее жизни. А во-вторых, она не могла понять, какое отношение смерть этого художника может иметь к ней.

– Я