Волки скалятся в тенях - Рената Вотинова

Он не выглядел убийцей.

«— Да, Алиса, — ругала сама себя. — Он тот, кто указывает убийцам цель. Не покупайся на его невинный вид».

— Величество любит устраивать праздники у своих приближенных, — продолжил Джонатан, пока по окну постукивала ветка дерева.

— То есть ты его собачонка на коротком поводке? — Друг прыснул от смеха, но Алиса сдержала себя в руках.

— Я весьма оскорблен, — Вильцгейм изобразил гримасу обиды. Он нахмурился, поджав губы, как кот, у которого отобрали пойманную мышь. — Лучше помоги мне выбрать сервировку, — Джонатан поднял две чашки: одна была украшена серебряным орнаментом с белой фарфоровой ручкой, а вторая была золотой с белыми лилиями на ней. Отвратительно.

— Мне плевать на кружки, вилки, ложки, — Алиса не выдержала и присела на край банкетного стола. — Это настоящее золото и серебро?

— Безусловно.

— Каков же идиот! — Воскликнула Алиса. Язык принес Алисе уже достаточно проблем. Лишившись маски Стервятника и его прикрытия, Алиса стала еще более несдержанной. Практически все, что крутилось у нее в голове, уже срывалось с пересохших от сухого воздуха уст. — Вы собираетесь распивать чай да настойки из фужеров, которые могут оплатить несколько месяцев жизни людям из таких трущоб, что окружают Притон Гончих? Да ты еще хуже, чем просто мерзавец. Как ты можешь это поощрять? Люди внизу улиц голодают, а за воровство хлеба нас, как скот, сгоняют на Границу.

Несправедливость саднила горло. Алиса сглотнула вязкую слюну вперемешку со всеми известными ей бранными словами. Дыхание стало сбивчивым, а стук сердца набатом звучал в ушах, словно монах бил в колокол, обезумевший от развернувшейся в стенах храма панихиды по возлюбленной, не успевшей подарить ему свой и его первый поцелуй. У Алисы засосало под ложечкой от картины, что так и встала перед взором, — лощенные аристократы вкушают яства, не снившееся ей с Другом, и насмехаются над бедняками.

— Алиса, ты не понимаешь… — Джонатан отвел взгляд, понизив голос. Алиса же слушать не желала его отговорки.

— Я все понимаю, — металлическим холодом своего тона Алиса обожгла Вильцгейма и выхватила одну из чашек из его рук. — Мило, — оценивающе оглядела не посуду, а настоящую драгоценность. На какое-то мгновенье Алиса даже восхитилась столь искусной работой. Однако это не помешало ей запустить чашку прямиком в зеркало. Фарфоровая ручка откололась, а серебряная часть пустила трещины на зеркале.

— Как иронично, — зевнул Друг. Трещины стремительно поползи по отражающей поверхности. Алиса с Джонатаном изумленно уставились на то, как несколько из них пересекли их шеи в отражении.

А дальше последовал треск и оглушающий дождь из осколков. Алиса зажмурилась, почувствовав, как чужие руки сжимают тело и тепло мужской груди. От Джонатана пахло еловыми ветками и кофейными зернами. Никаких лилий. Ни запаха сигарет. Он зажал Алису между столом и своим крепким телом. Вильцгейм дышал спокойно, а сердце под его ребрами билось мерно в то время, как Алисы — подбитой собакой колотилось мордой, намереваясь вырваться.

Джонатан ткнулся носом ей в шею, опаляя кожу горячим дыханием, в котором отчетливо сквозило облегчение и испуг.

— Кое-что я понимаю, Алиса, — прохрипел Вильцгейм. — Во-первых, у меня нет выбора. Мой отец погиб по милости короля на Границе, а у меня нет ключа и ни единой лазейки для побега из этой золотой клетки. А во-вторых, я даже твоей импульсивности, несдержанности, совершенному отсутствию манер и неуклюжести не позволю нанести тебе вред.

— Лжец, — гнев Друга вскипятил кровь в венах. Алису затрясло от такой близости с мужчиной. Джонатан говорил и выбивал этим все оружие из рук. Айсберг продолжал таять на глазах. Алиса должна ненавидеть Вильцгейма. Алиса должна позволить ему умереть. Алиса не должна верить его складным речам.

— Ты придешь на бал сезона листопадов со мной рука об руку? — Джонатан все так же не выпускал Алису, лишь усиливая хватку. Алисе самой стало мерзко от того факта, что она позволила ему так беззастенчиво обжиматься с ней. Но его пальцы не причиняли Алисе ту боль, что подразумевал Дмитрий, когда хватал ее. Джонатан оберегал, заботился. Его объятья не звучали песней смерти в отличие от его старого товарища.

— Соглашайся, — переступил через себя Друг. — Идеальная возможность, чтобы покончить с этим сукиным сыном.

— Да, пойду, — на выдохе промычала Алиса, и он поднялся, протянув ей руку, что в этот раз она приняла. — Не могу отказаться от зрелища, когда пьяный пузатый король споткнется и распластается на полу.

— Я знал, что ты добавишь что-нибудь подобное, — Вильцгейм повернул голову. Алиса не стала расстраивать его тем, что ему так и не удалось спрятать легкую дрожь на рябиновых устах.

— А ты думал, что я соглашусь только потому, что спас меня от зеркального дождя? Не забывай, что я его устроила, — хмыкнула Алиса, вновь найдя опору у стола. А его мелодичный и бархатный смех расколол броню, что Алиса выковала из боли, ошибок, проступков, страданий, надвое. И то, как резко смех его оборвался, заставило все внутри Алисы похолодеть.

— Что это? — Джонатан коснулся самыми кончиками пальцев шеи Алисы. Свободной рукой он отогнул ворот. Его зрачки увеличились в недоумении. Он аккуратно обвел взглядом темные пятна на бледной коже. — Кто это сотворил?

— Неважно, — Алиса взяла его за запястье и отвела руку от себя. — Жизнь Стервятника не предполагает безопасности.

— Еще раз коснется — и я переломаю ему каждую косточку.

Алиса не стала задумываться, о ком говорил Друг. Ни Дмитрию, ни Джонатану они не могли всецело доверять. Необходимо держать в голове, что они оба им в какой-то степени враги. Как мышь не может верить бесплатному сыру в мышеловке, так и Алиса с Другом были окружены со всех сторон.

— Я думал, что с этим покончено, — Джонатан не двинулся с места. Он замер, окруженный жутким неслышимым звоном. Казалось, тени в углах дрогнули и начали угрожающее наступление целой мертвой армией.

— Вот и признался. — Алиса могла поклясться, что Другу удалось изобразить стук молотка судьи.

— Жизнь Стервятника не зависит от существования банды Хвостатой. Или ты мне предлагаешь умереть с голода? — на тот момент даже боги могли позавидовать выдержке Алисы и терпению. У Алисы все внутри пробрало неясным зудом от того, как сильно она желала стереть эту притворную маску невинности с его наглого лица. Ненависть к нему за содеянное якорем вернула ее в стойкое положение. Внутри Алисы то и дело вспыхивал пожар смешанных чувств к Джонатану. Вера в то, что он смог убить маленького ребенка, не пустила корни в ее сознании. Однако у Алисы