Жизнь волшебника - Александр Гордеев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
вынуждающие играть эту роль.
– То есть, ты всё-таки настаиваешь, что мужчины-однолюбы не возможны в принципе?
– Ну, если у мужика полноценная мужская психология, без всякого разбавления женским, то
быть однолюбом он не может. Я бы вообще умным невестам дал такой совет: если твой жених
всерьёз клянётся всю жизнь любить только тебя, никогда не обращая внимания ни на одну другую,
то поставь его на порог и пни в его попу своей красивой туфелькой: пусть летит! Он либо врёт,
либо полубаба, уже готовый стать в оглобли.
– Ну, если природа дала вам, мужикам, функцию выбора, то что досталось нам, женщинам?
– Она дала вам умение быть выбранной. Не зря же вы всю жизнь так стараетесь быть
привлекательными. Поэтому, если мужик выбирает, то ты, напротив, научись быть выбираемой.
Будь постоянным лидером его выбора. Говорят, правда, что на самом деле всегда выбирает
женщина, так она и выбирает умением быть выбранной. Но для того, чтобы выбор (или его
иллюзия) у мужика всё-таки был, не пили ты его за то, что он иногда на сторону сворачивает.
– Но было бы лучше, – почти мечтательно произносит Смугляна, – если бы мужчина просто
любил одну, и всё.
– Ты всё о своём – любил бы, и всё тут! Независимо от того, какая она и кто?! Как бы она ни
опустилась, какой бы мегерой ни стала, он, тля и ничтожество, всё равно обязан её любить. И что
же в этом хорошего? Ну вот умеет он любить только одну. Сегодня любит тебя, а завтра говорит:
«Нет, я соседскую Гальку люблю. И только её одну. Я же однолюб. Она куда лучше тебя, потому
что у неё волосья рыжее и кудрявее». Так что женщина разумная, у которой мужик куда-то в
сторону зыркнул, скажет: «Тебе нравится кто-то ещё? Ну и ладно. Главное, что я нравиться не
перестаю». И вот она-то никогда не проиграет, оставшись без любви и внимания.
– Но ведь это же унизительно…
– Унизительно – опять же лишь с точки зрения системы принятой лжи. А по «мерцаловской
морали», как ты её определила, ничего унизительного здесь нет.
– Значит, владеть, по-твоему, может лишь мужчина?
– Конечно. Разве может настоящий мужчина принадлежать?
– И женщине нельзя сказать «мой мужчина»?
– Можно. Только она этим самым устанавливает не своё владение мужчиной, а свою
принадлежность ему. Счастливой женщина может быть, лишь принадлежа. Да и вообще,
счастливыми хоть мужчина, хоть женщина бывают лишь тогда, когда полноценно реализуют, можно
даже сказать, отдаются этим своим рассортированным функциям и не путаются в них. Ведь вся
глупость в том-то и состоит, что женщине часто не нравится, когда мужчина проявляется по-
мужски, а мужчине не нравится, когда женщина проявляется по-женски. Ну, например, в норме
женщина должна быть слабой (в этом её сила), а мужик требует, чтобы она стала сильной.
– Как ты требовал от меня на Байкале, – вставляет Нина.
– Ну да, может быть, – признаётся Роман. – И я грешен…
– Значит, все нынешнее принципы отношений между мужчиной и женщиной прочь?
– Именно так! Потому что сейчас всё совершенно искажено.
– И ты хотел бы всё это изменить?
– Я не смогу – рычагов для этого нет. Просто самому жить во лжи не хочется. Взгляни: сколько
глупости происходит из-за искажённого понимания природы полов. Это и полное непонимание друг
друга, и отсутствие душевного единства, и ревность, и убийства, и даже войны.
– Боже! – картинно восклицает Смугляна. – И от всего этого мир могла бы спасти
«Мерцаловская мораль»!?
– Могла бы. Потому что устранила бы ложь между двумя половинами Человечества. С неё-то
всё и начинается. Эта причина фундаментальна, но её можно было бы снять через уточнение
морали.
– Но ведь люди-то бывают счастливы и в рамках той морали, что есть! Есть счастливые пары,
которые доживают до золотых и серебряных свадеб.
– За то, как они до этих свадеб доживают, им на шею и вправду медали вешать надо. Только вот
что именно на самом-то деле удаётся построить какой-нибудь паре в условиях системы принятой
лжи? Ну вот, предположим, перед нами серебряная свадьба и, как говорится, убелённые сединами
супруги, прожившие, как считают гости, счастливую жизнь. Давай взглянем на их счастье
непредвзято. И что же? А то, что супруга, оказывается, полжизни потратила как раз на то, чтобы её
благоверный любил её и только её одну. Для этого она всюду ловила и преследовала его. Всю
жизнь она мучилась сама и мучила мужа, добиваясь от него того, что невозможно в принципе. По
сути, она всю жизнь хотела, чтобы он перестал быть мужчиной, превратившись в её
физиологическую копию, с такими же взглядами, как у неё. Так что позади их было не счастье, а
330
тайная война полов. И, потратив всю жизнь на эту войну, она профукала то, о чём и сама не
догадывается даже сейчас, сидя за праздничным столом.
– И чего же такое она, спрашивается, профукала?
– Своё истинное счастье, какое мог дать ей мужчина. Ведь одно из наших великих заблуждений
состоит в том, будто бы мы сами знаем то счастье, которое должны получить.
– Ну а как же иначе? – удивляется Нина.
– Но как можно считать счастьем то, что ты заранее знаешь? Ведь это уже не счастье, а лишь
удовлетворение от сбывшихся ожиданий. Разве счастье – это производственное задание, которое
требуется выполнить в срок? Но почему-то считается, что если в результате мы получаем что-то
другое (пусть даже больше и лучше), то счастьем это считать нельзя. Нам дают в руки павлина, а
мы всё равно хотим курицу, о которой мечтали, не понимая, что на самом-то деле счастьем может
быть лишь то, чего ты не догадывался ждать. Может быть, мужчина и женщина для того-то и есть
разные существа, чтобы давать друг другу неожидаемое? А наша уважаемая серебряная невеста,
добиваясь счастья согласно своим представлениям, не получила того, многократно превышающего
её ожидание, что мог бы дать её муж, позволь она ему быть таким естественным, каков он есть по
природе, и любить её не так, как представляла она, а так, как способен он.
– Ну, а он-то сам? – спрашивает Смугляна. – Каков он за твоим праздничным столом?
– А он, чтобы не огорчать свою действительно любимую жену, вынужден был всю жизнь
скрывать свою так называемую подлую мужскую натуру. Ну, как раз для того, чтобы «тянуть» на
статус однолюба. Страдая от своей натуры как от какого-то тяжкого греха, он воровал всякие
волнующие