Сто лет одного мифа - Евгений Натанович Рудницкий
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Из-за неопределенности позиции Томаса Манна, на которого давили со всех сторон, решение о создании фонда не удавалось принять в течение еще какого-то времени, но в середине мая Байдлер написал Майеру, что Манн будто бы готов взять на себя возложенную на него миссию. Об окончательном отказе Манна стало известно в июне. Трудно сказать, что именно побудило писателя к отказу, но в дальнейшем Фриделинда уверяла всех, что заслуга спасения фестивалей от присвоения их государством и от проникновения в них яда коммунистической идеологии, носителем которой она объявила невинного либерала Байдлера, принадлежит исключительно ей. Через много лет она поведала биографу Виланда Вагнера Джеффри Скелтону: «С помощью замечательной международной юридической фирмы я воспрепятствовала тому, чтобы они <фестивали> были проглочены вечно голодным баварским правительством… Я предотвратила попытку нашего кузена Байдлера, которого поддерживала группа под руководством Томаса Манна, лишить семью ее собственности и установить контроль над фестивалями».
* * *
Между тем, Винифред готовилась к процессу денацификации, где главным свидетельством ее связи с нацистским режимом и лично с Гитлером должна была стать книга Фриделинды. В начале апреля 1946 года она еще раз обратилась к не желавшей вступать с ней в переписку дочери: «Считается, что твою книгу используют в качестве главного обвинения против меня». В связи с этим она просила прислать ей экземпляр книги «для ознакомления и соответствующей проработки». Ответа она снова не получила, зато узнала, что два ее предыдущих письма были опубликованы в американском журнале: дочь попросту на них заработала. В мае Винифред написала ей в четвертый раз, обрисовав те ужасные условия, в которых приходится жить ей самой и семьям ее детей в Оберварменштайнахе и Нусдорфе. Дочь снова не ответила, но переслала через Эллен Беерли посылку с продовольствием. Наконец, осенью 1946 года книга вышла в Голландии, затем на немецком языке в Швейцарии, а в феврале 1947 года несколько глав из нее опубликовал немецкий журнал Neue Auslese («Новый дайджест»). Пресса живо обсуждала приведенные в книге пикантные подробности. Что касается Винифред, то ее больше всего возмутил и напугал упомянутый в конце книги эпизод, где она грозит дочери, что в случае ослушания та будет при первой же возможности «истреблена и уничтожена». 5 марта этот отрывок зачитали в литературной программе городской радиостанции Мюнхена. В результате Винифред пришлось искать дополнительных свидетелей защиты; в их числе на процессе согласилась выступить вдова архитектора Пауля Людвига Трооста Герди, в свою очередь возмущенная утверждением Фриделинды, будто ее муж покончил самоубийством из-за провала своего проекта, в то время как он умер в январе 1934 года от болезни. Общая беда сближает, и у Винифред появился еще один защитник. Многие приведенные в книге свидетельства мог опровергнуть и благополучно прошедший процесс денацификации Титьен.
14 мая 1947 года Винифред получила обвинительное заключение, основанное, как она и опасалась, главным образом на сведениях, почерпнутых из книги ее дочери. Дело осложнялось еще и тем, что адвокат Эбенмайер отказался от участия в процессе. Сначала его арестовали по обвинению в том, что он указал ложные сведения в собственной анкете, а после освобождения из тюрьмы он в качестве авторитетного критика отправился на кинематографический конгресс в Берлин, наплевав на предстоящий процесс и на свою подзащитную. Это был зловещий знак: адвокат явно не рассчитывал на успешный для Винифред исход дела. К счастью, к тому времени процесс денацификации успешно прошел Фриц Майер, однако теперь постоянному адвокату Вагнеров пришлось готовиться в страшной спешке, что явно могло повредить делу. Первое слушание назначили на 25 июня, то есть процесс должен был начаться через два дня после пятидесятилетия Винифред, а 9 июня Фриделинда получила американское гражданство и уже не опасалась за свое пребывание в Соединенных Штатах. Теперь она могла, наконец, проявить милосердие к собственной матери.
Свое первое письмо она отправила ей еще в апреле. В этом чисто деловом послании она интересовалась судьбой семейного имущества и судьбами членов семьи, о которых она уже должна была в принципе кое-что знать из переписки с Виландом. В ответном письме мать еще раз подтвердила, что имущество находится под опекой, а Виланду придется отвечать перед комиссией по денацификации, но его в худшем случае причислят к категории попутчиков, поскольку он вступил в партию только в 1938 году, а искупления вины требуют главным образом от партийцев с бо́льшим стажем. Что касается младших детей, то их преследование не предполагается – Вольфгангу никаких обвинений не предъявляли, а Верена попала под амнистию по молодости. За несколько дней до процесса Фриделинда получила от матери письмо, датированное 3 июня. В нем та обрисовала свои перспективы в самом черном свете: «Я ожидаю, что комиссия первой инстанции приговорит меня к заключению в трудовом лагере, а это означает… немедленную отправку из зала суда в тюрьму Санкт-Георген, а оттуда в лагерь. Ареста не отменяет даже поданная апелляция. В любом случае это будет знаменательное событие – невестку твоего деда проведут через весь город двое вооруженных полицейских». Она призывала дочь даже не защищать ее, а действовать в рамках единого семейного фронта: «Только будучи едины, мы сможем достигнуть своей цели – вне зависимости от того, со мной или без меня!». Проявить милосердие к матери Фриделинду убеждали также Эллен Беерли, прежде никогда не испытывавшая теплых чувств к Винифред, и некогда влюбленный в нее Тосканини: как истинный итальянец, маэстро ставил семейные ценности превыше всего. За неделю до начала процесса, 18 июня, обербургомистр получил от Фриделинды телеграмму, в которой она настаивала на переносе начала слушаний по делу матери: «…после беседы с влиятельными лицами в Вашингтоне и Нью-Йорке я прошу отложить слушания по делу Винифред Вагнер до моего приезда в Байройт; будучи законной представительницей вагнеровского наследства и американской гражданкой, я вынуждена настаивать на заслушивании меня как свидетеля». Если бы ее книга в самом деле фигурировала в качестве основного источника, подтверждающего вину матери, суд вполне мог бы удовлетворить ее просьбу, однако перед самым началом слушаний обвинитель отказался принимать во внимание содержащиеся в книге сведения, поэтому суд состоялся в назначенный срок.
Итак, Фриделинда продемонстрировала семье свою добрую волю и лишила обвинителя шанса воспользоваться сведениями из ее книги в качестве главных улик. Однако приезжать в Германию
