Комментарий к роману "Евгений Онегин" - Владимир Набоков

В редакции 1751 г. «Хотинская ода» начинается так:

Восто́рг внеза́пный у́м плени́л,Веде́т на ве́рьх горы́ высо́койГде ве́тр в леса́х шуме́ть забы́л;4 В доли́не тишина́ глубо́кой;Внима́я не́что, клю́ч молчи́т,Кото́рый завсегда́ журчи́тИ с шу́мом вни́з с холмо́в стреми́тся.8 Лавро́вы вью́тся та́м венцы́,Там слу́х спеши́т во все́ концы́;Дале́че ды́м в поля́х кури́тся.

Упомянутый в оде ключ — это Кастальский источник на горе Парнас.

В этой редакции «Хотинской оды» часто встречаются скады, например, скад II (модуляция, которая Ломоносову нравилась больше, чем Пушкину):

41 Не ме́дь ли в чре́ве Э́тны рже́тИ, с се́рою кипя́, клоко́чет?Не а́д ли тя́жки у́зы рве́тИ че́люсти рази́нуть хо́чет?

В переводе оды на английский я сохранил буквальный смысл, но пожертвовал ради него перекрестными мужскими и женскими рифмами. Слово «ржать» используется здесь в его старом смысле — издавать громкий, резкий, не очень приятный звук, — характерном и для русского, и для английского языков (в современном же русском языке «ржание» обозначает не только звуки, издаваемые лошадьми, но и, в просторечии, неприятный человеческий хохот).

Последовательность рифм babaccedde в одической десятистрочной строфе (как в стихах 41–50 «Хотинской оды», с конечными словами «ржет», «клокочет», «рвет», «хочет», «рабы», «рвы», «бросает», «народ», «болот», «дерзает»; рифма сс в этом случае, как будет разъяснено далее, бедная) восходит не к музыкальному французскому чередованию, начинающемуся с женской рифмы и заканчивающемуся мужской (ababeeciic> как писали, например, Малерб и Буало), а к немецким одическим образцам (во всех остальных отношениях, безусловно, подражающим французской оде), где, кроме того, преобладали строки без скадов, которым Ломоносов отдавал предпочтение в своих ранних теориях стихотворного размера. Чередования babaccedde встречаются, например, в оде Иоганна Христиана Гюнтера (I. Ch. Günther, 1695–1723) «На мир, заключенный в 1718 году между Его Императорским Величеством и Портой» («Auf den zwischen Ihre Röm. Kaiserl. Majestat und der Pforte An. 1718 geschlossenen Frieden») внушительной конструкции, содержащей пятьсот стихов и посвященной миру, заключенному между Австрией и Турцией (21 июля 1718 г.). Строки со скадами составляют в ней менее двадцати процентов (не считая полускадов). Например, стихи 11–20:

Die Walstatt ist noch nass und lauUnd stinkt nach Türken, Schand und Leichen.Wer sieht nicht die verstopfte SauVon Äsern faul und mühsam schleichen?Und dennoch will das deutsche BlutDen alten Kirchhof feiger WutAn jungen Lorbeern fruchtbar machen,Und gleichwohl hört der dicke FlussDes Sieges feurigen EntschlussAus Mörsern und Kartaunen krachen.

Воспользовавшись принятыми мною обозначениями, основанными на системе Андрея Белого, мы получим следующую структуру:

В стихах 13 и 20 имеется скад II, а в стихе 19 — скад III.

«Хотинекая ода», хотя в ней перевернута французская последовательность рифм (которую Ломоносов использовал в более поздних своих одах и в одном раннем стихотворении, написанном четырехстопным хореем в октябре 1738 г., в подражание оде Фенелона), все же содержит в цитированных строках неуклюжие отголоски образов третьей строфы (стихи 21–30) «Оды на взятие Намюра» Буало («Ode sur la prise de Namur», 1693; подражание стилю оды Малерба «Королю Генриху Великому на взятие Марселя» / «Au Roy Henry le Grand, sur la prise de Marseille»[1016], сочиненной в 1596 г. и опубликованной в 1630-м):

Est-ce Apollon, et NeptuneQui sur ces Rocs sourcilleuxOnt, compagnons de fortune,Basti ces murs orgueilleux?De leur enceinte fameuseLa Sambre unie à la MeuseDeffend le fatal abord,Et par cent bouches horriblesL'airain sur ces monts terriblesVômit le fer, et la mort.[1017]

Среди отрывков «Хотинской оды» (1744–1748) обнаруживаются такие архаические строки, как:

Прети́ть не мо́гут о́гнь, вода́,Орли́ца как пари́т туда́

Их можно передать английским языком XVI в. следующим образом:

Her can ne flame, ne flood retardWhen soars the eagless thitherward.

Как и все стихотворные произведения Ломоносова, «Хотинская ода» не отличается большими поэтическими достоинствами, но прокладывает путь Державину, ставшему первым истинным поэтом в России. Следует отметить, что вопреки неуклюжему стилю, с характерными для него малопонятными общими местами и рискованными инверсиями, четырехстопный ямб Ломоносова обнаруживает уже все модуляции, которые Державин, Батюшков, Жуковский и Пушкин довели до совершенства. Сперва Ломоносов полагал, что скады не годятся для серьезных стихов, но в середине 1740-х гг. он все же начал осторожно использовать все известные нам сегодня виды скадов. Первым из русских поэтов он применил перекрестные рифмы.

Если уж быть совершенно точным, то четырехстопный ямб вошел в русскую поэзию не с фрагментами «Хотинской оды», разбросанными по «Руководству к красноречию», а с образцом этого размера, приведенным в письме Ломоносова 1739 г. (где искусно, хотя, может быть, и непроизвольно используется тот же образ «белого лица», что и в приведенном Тредиаковским в 1735 г. примере хореических строк). Вот этот самый первый русский стих, написанный четырехстопным ямбом:

Беле́ет бу́дто сне́г лицо́м…

<…>

Немного далее, в том же самом письме, Ломоносов приводит пример скада в правильном четырехстопном ямбе (в то время он допускал употребление вольностей в размере «пиррихия» только в «песнях»):

Цветы́, румя́нец умножа́йте!

(Ср. у Тредиаковского менее разговорное слово «румяность».)

Образцы других размеров, приводимые Ломоносовым в его письме, кажутся похожими, как будто с них были сняты отпечатки, когда они парили над неизвестным контекстом; но один его пример, а именно строка шестистопного дактиля, все же содержит некий образ, могущий слегка взволновать воображение:

Вье́тся круга́ми змея́ по траве́, обнови́вшись в рассе́лине…

<…>

Огромный интерес для исследователя русской просодии представляет песня из сорока четырех строк, начинающаяся словами «Где ни гуля́ю, ни хожу́, / Грусть превели́кую терплю́», написанная Александром Сумароковым (1718–1777), одним из русских последователей Буало, в 1759 г., когда, благодаря хореям Тредиаковского и ямбам Ломоносова, силлабо-тоническая система одержала полную победу над силлабической. Это лирическое стихотворение, стилизованная любовная песня молодой крестьянки, не обнаруживая больших художественных достоинств, отличается все же удивительной чистотой слога, превосходящего более образный, но вместе с тем и менее гибкий язык Ломоносова. В этой песне Сумароков пытается сочетать свободу ударения, характерную для силлабического восьмисложника, со скандированием по сути своей ямбическим. Слуху человека, умеющего различать ямб, достаточно уловить ритм первых двух стихов, чтобы понять, что все это стихотворение представляет собою точное русское соответствие стихотворению на языке английском, в котором первая и только первая стопа испытывает сильный наклон в каждом стихе. Там обнаруживается не менее двадцати сдвоенных наклонов и даже один длинный наклон, в то время как остальные строки содержат разделенные наклоны различной величины. Что же касается сдвоенных наклонов, то только один из них приходится на слово, принадлежащее к небольшой группе «нейтральных» слов (стих 32: «Или он по́верху плыве́т»). Другие же приходятся на такие двусложные слова, как «ве́сел» (стих 23) и «ту́жит» (стих 29):

Весел ли ты́, когда́ со мно́й?Тужит ли в то́й он стороне́?

Длинный наклон образуется в стихе 18: «Сделался ми́л мне как душа́». К сожалению, наклоны, использованные Сумароковым, оказались мертворожденными. Это и другие его стихотворения были отвергнуты как пережитки эпохи силлабического стихосложения следующим поколением поэтов, и никто из них, не считая одного или двух нынешних новаторов, не посмел использовать свободный сдвоенный наклон, случайно возникший в ритме любопытного эксперимента, проделанного Сумароковым в области стихотворных размеров.

8. Различия модуляции

Первое, что бросается в глаза при сравнении структуры русских стихов со структурой стихов английских, — это то обстоятельство, что в одном и том же стихотворном размере русская строка содержит меньшее количество слов, чем английская. Эта особенность объясняется как преобладанием в русском языке многосложных слов, так и тем, что русские односложные слова (например, существительные и глаголы) удлиняются за счет флексий. Некоторые двусложные слова, в частности, не относящиеся к мужскому роду существительные, сохраняют свою длину несмотря на использование флексий (кроме формы творительного падежа множественного числа, в которой прибавляется один дополнительный слог); с другой стороны, на конце некоторых причастий может оказаться столь гипертрофированное количество сегментов, что они не вместятся даже в четырехстопный стих.