Книга жизни. Воспоминания и размышления. Материалы к истории моего времени - Семен Маркович Дубнов

выразился Ллойд-Джордж{729}, но убежден, что мне все-таки поможет европейская культурная ванна после долгих лет заточения. Мне будет возвращена хотя бы доля той индивидуальной свободы, которая была моей священной догмой с ранней юности...

16 апреля. …Вчера был М. из Москвы, и выяснилось, что к перевозке библиотеки отсюда в Москву и оттуда в Ковну встречаются большие препятствия: нужны сотни миллионов рублей или десятки тысяч марок, нет гарантии целости груза в дороге; предстоят переговоры в Ковне, после чего ящики с книгами будут лишь частями отправляться, и т. д. Пока М. обещал взять с собою в Москву только ящик с историческим архивом, а десять ящиков книг останутся пока здесь, у египтян. Уеду неспокойным...

Вчера в мою тесную келью приходили прощаться давно невиданные родные, рассеянные в Петербурге (Эмануилы и др.). Жалкие реликвии дальних лет. Здешним литературным коллегам посылаю прощальные письма...

17 апреля. Длинные сумерки, предвестники любимых белых ночей, которых я уже не увижу в северной столице. В симфонии моей жизни доигрывается что-то, завершающее ее петербургский и вообще российский период. Прощание с городом, куда я прибыл 42 года тому назад, было бы трогательно, если бы не эта атмосфера безумия, откуда я бегу...

20 апреля. На этом месте дневника я должен был бы писать уже в вагоне, на границе покидаемой родины, но опять пишу на старом пепелище, в опустевшем кабинете на Монетной улице. Сегодня в полдень мы покинули свою обитель и отправились на Балтийский вокзал с вещами, целым обозом, чтобы уехать в Ревель с четырехчасовым поездом. Но оказалось, что специальный заграничный вагон Наркоминдела, где для нас были уже куплены места, не прибыл из Москвы, а другого сообщения с заграничными пунктами моего маршрута нет. После мучительных часов ожидания на вокзале, пришлось чемоданы с рукописями и корзины с вещами оставить на частной квартире близ вокзала, а самим вернуться домой, чтобы в муках дожидаться следующего поезда, который неизвестно когда прибудет.

Пережит день поистине страшный. После года приготовлений к переселению и непрерывных тревог, такой эпизод в момент, когда измученный странник уже пустился в путь, может окончательно пришибить. Сижу за пустым столиком в кабинете, душевно и физически разбитый. С берега Ямсуф я опять отброшен в Мицраим: сегодня — последний день Пасхи... День жестоко холодный, с сильным ветром; мы, кажется, все простудились от путешествия на вокзал и обратно.

21 апреля (на закате). Сегодня утром ездил в Наркоминдел и узнал свою судьбу: вагон пойдет только в воскресенье, 23-го. Остается ждать еще два дня. Пошел в Литовское консульство и запасся предписанием консула к властям о свободном пропуске и содействии в пути. Оттуда поехал на Измайловский проспект, на место хранения моих рукописей и вещей, и обеспечил дальнейшее хранение до воскресенья. Вернулся домой сравнительно успокоенный, примирившись с 101-й задержкой.

Все усиливается ощущение не исхода из Египта, а бегства из Содома... Сейчас читал вести из края голода и людоедства, Поволжья: сплошной кошмар. А в Генуе делают большую политику: неожиданный договор России с Германией поразил Антанту и конференция близка к распаду.

22 апреля. Ясный день, бывший кабинет залит солнцем, а былой мягкой грусти разлуки нет в душе. Обитель, превращенная в тюрьму, теряет прелесть былого. Вчера, проезжая по району Измайловского проспекта и Садовой, видел памятные места: бывшее помещение «Восхода» на площади большого театра, ветхий дом у Троицкой церкви — приют 1884 г., 11-ю Роту, где издали виднелся дом, приютивший меня в 1882 г. Но я проехал мимо, удрученный заботами узника, и нежная грусть разлуки потускнела от их леденящего дыхания,.

И все же, если это — моя последняя запись в Петербурге, я хотел бы сердечно проститься с этим «городом холода, мглы и тоски», куда я прибыл почти 42 года назад. Тогда было «много дум в голове, много в сердце огня», теперь и того и другого тоже много, но иного свойства: думы зари сменились думами, заката, огонь юности — догорающим огнем старости с отблеском холодной вечности... Закат часто бывает красивее утренней зари. Суждено ли мне иметь такой закат после бурного дня? Оправлюсь ли от ударов последних лет настолько, чтобы на закате довести до конца труд, начатый на заре?..

Нарва (Эстония), в вагоне, 24 апреля 1922 г. (8 час, вечера). Вчера в 4 часа дня выехал с Идою из Петербурга...

Конец второго тома

С. М. Дубнов

Книга жизни

Том III (1922–1933)

К третьему тому

В настоящем томе описаны одиннадцать лет жизни, которые мне суждено было провести в Германии (1922–1933). То был короткий период веймарской конституции, единственный в истории Германии, когда это государство было свободной демократической республикой. Скептики иронически называли тогдашнюю Германию республикой без республиканцев и демократией без демократов, но это было верно лишь постольку, поскольку республика давала неограниченную свободу антиреспубликанским и антидемократическим элементам, которые воспользовались этим для того, чтобы погубить ее. Я был свидетелем и этой гибели, конца демократической Германии, так как провел семь месяцев 1933 г. под новым режимом диктатуры. Таким образом, то, что здесь описывается, является уже достоянием истории и может занять место среди «материалов для истории моего времени».

Для меня 20-е годы XX в. в Германии были началом завершения большого исторического труда, вполне законченного в следующее десятилетие в Балтике. Однако фатальный в европейской и особенно еврейской истории 1933 г. остается в «Книге жизни» конечной вехой, дальше которой мои воспоминания не идут.

Второй отдел этой книги занят «Размышлениями». Здесь распределены по группам многие из мыслей, бегло записанных на протяжении моего жизненного пути, думы юности и старости, juvenilia et senilia. В первых трех главах «Размышлений» изложены некоторые элементы философского трактата, который мне не суждено было написать («Интеграция души», «Высший критерий этики», «Эволюционная триада» — в связи с учением историзма, основою моего миросозерцания). В следующих главах сгруппированы отдельные мысли, которые частью могут служить дополнением к указанным элементам моего миросозерцания.

В конце помещена «Автобиблиография» — хронологический список моих книг и статей на разных языках, в оригиналах и переводах, напечатанных от 1881-го до 1939 г. включительно. Здесь материал распределен по группе языков, причем из переводов указаны лишь те, которые мне известны. Эта автобиблиография может служить дополнением к той литературной автобиографии, которая составляет существенную часть «Книги жизни».

                                         Межа-парк близ Риги

                                                  20 февраля 1940

Книга двенадцатая. На развалинах Европы (1922–1924)

Глава 68

Между Россией и Германией (апрель — август 1922)