Цель и средства. Политика США в отношении России после «холодной войны» - Джеймс Голдгейер

Оказание помощи в масштабах, предложенных Явлинским, Аллисоном и Блэквиллом, сталкивалось с тремя крупными проблемами. Первая заключалась в том, что эта помощь предназначалась Советскому Союзу, который все еще тратил значительные средства на создание вооружений, нацеленных на Соединенные Штаты. Как мир узнал в августе 1991 года, сторонники жесткой линии все еще оставались в высших эшелонах власти. В силу этого сторонники смены власти и даже распада Советского Союза не хотели оказывать поддержку режиму Горбачева крупными денежными вливаниями. В этом они имели союзника в лице Бориса Ельцина, который не хотел, чтобы страны Запада субсидировали советский режим и тем самым продлевали его существование.

Российские лидеры предприняли ряд шагов, направленных на блокирование плана «Согласие на шанс». В качестве противовеса связям советского правительства с Гарвардским университетом правительство Ельцина установило отношения с Гуверовским институтом и получило свою собственную группу американских советников, которые занялись дискредитацией советского плана. Задолго до коллапса Советского Союза российские лидеры также установили контакты со Всемирным банком и Международным валютным фондом с целью блокирования возможных переговоров с советским правительством об оказании помощи. И хотя российские лидеры понимали, что эти международные институты могут подписать соглашения с Россией только после того, как она получит международное признание и вступит в эти институты, они хотели не допустить оказания финансовой помощи Советскому Союзу. С учетом этого плюрализма суверенитетов в Советском Союзе участие Запада в экономических реформах застопорилось[36].

Вторая проблема заключалась в трудности создания убедительной программы, которая могла бы обеспечить микроэкономическую стабильность и проведение структурных перемен в стране, которая почти на протяжении века уделяла очень мало внимания проблемам дефицита, инфляции или праву собственности. По сравнению со странами Восточной Европы в Советском Союзе требовались более глубокие перемены. Западные экономисты буквально бродили в потемках, когда пытались оценить, не говоря уже о том, чтобы рекомендовать, политику, которая могла бы привести к изменениям в этих институтах.

Экономист Массачусетского технологического института и советник Явлинского Стэнли Фишер, ставший впоследствии управляющим директором Международного валютного фонда, размышляет: «Читаешь, как нас критикуют за то, что мы не понимали необходимости перестройки системы управления, и думаешь, что критики ошибаются. По правде говоря, никто не представлял, насколько трудной будет эта реформа управления с учетом бюрократических и других специальных интересов, существовавших в России. Поэтому я считаю, что неодооценивалась не необходимость, а трудность осуществления этих мер»{161}.[37] К тому же американские политические лидеры испытывали определенные сомнения в том, что Горбачев понимал насущность проведения радикальных экономических реформ и был готов пойти на них. Соединенные Штаты четко заявляли, что сначала Горбачев должен начать подлинные реформы и только потом он получит обещания помощи. Но даже весной 1991 года американские чиновники не были уверены в том, что Горбачев искренне принял идеи рыночной экономики, и продолжали выражать скептицизм в отношении возможности заключения сделки «Согласие на шанс» с Горбачевым{162}.

И наконец, был вопрос о том, где взять деньги. Японцы не проявляли энтузиазма в оказании крупномасштабной помощи Советскому Союзу, пока не будет урегулирован территориальный спор в отношении Курильских островов, оставшийся после Второй мировой войны. Немцы уже предоставили Советскому Союзу массированную помощь в качестве платы за воссоединение Германии и вывод советских войск. К тому же само воссоединение потребовало от правительства в Бонне огромных расходов. Джордж Буш шел на выборы в период, когда американская экономика находилась в полосе спада и правительство имело бюджет с огромным дефицитом. Таким образом, политический фон для предложений об оказании крупномасштабной помощи, да еще не кому-нибудь, а Советскому Союзу, представлялся администрации весьма неблагоприятным.

Весной и летом 1991 года Аллисон и Явлинской энергично лоббировали свой проект помощи в столицах западноевропейских стран и в Вашингтоне. В июле того же года состоялось историческое появление Горбачева на заседании «большой семерки» в Лондоне, где ему представилась возможность выступить с призывом об оказании Западом крупномасштабной помощи Советскому Союзу{163}. Однако ни американская помощь, ни помощь «семерки» не поступили. Если не считать небольших сумм на финансирование обустройства передислоцируемых войск, согласованных на переговорах о воссоединении Германии, американские представители тормозили рассмотрение просьб о помощи. Путч августа 1991 года вообще поставил крест на плане «Согласие на шанс».

Коллапс Советов и новое «окно возможностей»

После распада Советского Союза в декабре 1991 года возможности для проведения экономических преобразований в России радикально изменились. Осенью 1991 года Борис Ельцин назначил Егора Гайдара заместителем председателя правительства, ответственным за экономическую реформу. Гайдар привлек группу молодых радикально настроенных реформаторов, исполненных решимости провести в возможно короткий срок широкие рыночные реформы. Поскольку эта команда Гайдара предвидела (совершенно правильно), что ее пребывание у власти будет непродолжительным, она попыталась провести весь комплекс экономических реформ сразу — эта стратегия получила очень неудачный ярлык «шоковой терапии»{164}. Стратегия Гайдара предусматривала немедленный отпуск цен и полную свободу торговли. В то же время правительству нужно было контролировать расходы и денежную массу, чтобы как можно быстрее достичь макроэкономической стабилизации. За освобождением цен и достижением макроэкономической стабильности должна была последовать полномасштабная приватизация. По мнению Гайдара, этот план быстрого снижения роли государства был оправдан еще и тем, что российское государство, возникшее всего несколько недель назад, просто не обладало возможностью провести экономическую реформу административными средствами{165}. Другие варианты, требовавшие сильного государства, как, например, постепенное освобождение цен или проведение под контролем государства конкурентных аукционов по распродаже предприятий, в то время были просто неосуществимы. Поскольку Гайдар и его команда считали, что они пробудут у власти недолго, они хотели сделать как можно больше и как можно скорее. При проведении радикальных реформ Гайдар первоначально не рассчитывал на помощь Запада. Он ринулся вперед со своей программой либерализации цен и макроэкономической стабилизации без каких-либо гарантий помощи от Запада. Он достиг сокращения дефицита бюджета и снижения инфляции с 20% в январе до примерно 8% в августе 1992 года, еще до того, как в Россию стала поступать сколь-нибудь существенная помощь Запада. Он и его коллеги в новом правительстве просто не верили в то, что США будут вкладывать деньги в страну, которая еще недавно была главным противником Запада. Его первый опыт взаимодействия с представителями МВФ также настроил его и других коллег в российском правительстве скептически в отношении перспектив своевременных и позитивных действий со стороны МВФ. Консервативная бюрократия МВФ не спешила принять Россию в эту организацию. Более того, одной из первых рекомендаций фонда стало предложение о сохранении на территории бывшего СССР рублевой зоны, что, по мнению Гайдара, имело бы для России катастрофические последствия. Помощь и советы иностранных правительств и международных финансовых институтов намного отставали от темпа происходивших в России революционных преобразований. Сделанное в апреле 1992 года президентом Бушем и канцлером Колем заявление о предоставлении России крупной помощи вызвало энтузиазм Гайдара относительно возможных выгод от этого{166}. Сначала он и его коллеги думали, что Запад может незамедлительно предоставить крупную помощь для ликвидации дефицита и достижения сбалансированности бюджета, что даст России возможность взять под контроль инфляцию[38]. Российские реформаторы также надеялись, что западные правительства могут предложить России стабилизационный фонд для поддержки конвертируемости рубля, подобно тому как это было сделано в 1990 году в Польше. Многие эксперты считали, что такой внешний стабилизационный фонд был необходим, чтобы у России появились какие-то шансы достижения стабилизации в краткосрочной перспективе. Весной 1992 года Фишер и экономист Яков Френкель писали: «Общая финансовая помощь и поддержка программы платежного баланса пока не поступили. Такая помощь России, особенно в виде фонда стабилизации валюты, просто необходима для того, чтобы реформы могли набрать темп и работать»{167}. Масштаб, разумеется, должен быть различным. Если Польше для стабилизации валюты потребовался 1 млрд. долл., то российские представители и их западные адвокаты лоббировали создание для России фонда размером в 6 млрд. долл.