Цель и средства. Политика США в отношении России после «холодной войны» - Джеймс Голдгейер

Заключение

Вплоть до самого последнего момента кончины Советов президент Буш и его администрация воздерживались от вмешательства во внутренние дела Советского Союза. В период революционных перемен в Советском Союзе команда Буша выступала за сохранение статус-кво. Политика невмешательства фактически свелась к поддержке Горбачева — нашего человека в Москве.

Однако на ядерном фронте после коллапса Советского Союза Бейкер действовал очень быстро и без особой поддержки со стороны своих коллег в направлении достижения важной политической цели — ядерного разоружения Беларуси, Казахстана и Украины. Для этого он установил связи с лидерами новых стран, действовал энергично и упреждающим порядком, предлагая признание, сотрудничество и обещания помощи в ответ на обязательства отказа от ядерного статуса. Если бы Бейкер не нажимал так энергично, то решение ядерных проблем могло бы пойти по тому же пути, как и демократизация, которая считалась чисто внутренним делом, что было предпочтением Скоукрофта, и такая позиция имела много сторонников в Пентагоне. Эти реалисты также обсуждали возможность «уравновешивания» России ядерной Украиной в качестве возможной стратегии обеспечения национальной безопасности США. Однако Бейкер считал, что он имеет согласие Буша добиваться создания единой системы контроля и управления, которая, как он полагал, наилучшим образом будет служить интересам национальной безопасности США. Бейкер почти в одиночку бился за решение этой проблемы, заботясь о том, чтобы США в полной мере использовали отчаянное стремление стран региона добиться признания Запада, и, таким образом, получил необходимые обязательства не только со стороны России, но также от Беларуси, Украины и Казахстана. В рамках программы Нанна-Лугара США также принимали участие в процессе снижения ядерного потенциала России, но на долю администрации Клинтона выпало расширить эту программу как один из элементов вильсонианского вторжения во внутренние дела России.

4.

Ограниченная помощь экономической реформе

На Западе мало кто ожидал коллапса Советского Союза. Тем более мало кто мог просчитать скорость этого фундаментального процесса. И уж совсем немногие могли предсказать степень стремления лидеров правительства независимой России воспроизвести западные экономические институты на российской почве. После 70 лет боязни Советского Союза и 40 лет попыток сдержать (если не уничтожить) советский коммунизм западные лидеры неожиданно оказались перед совершенно противоположной задачей: как помочь созданию рыночной экономики и демократической системы правления в России. Западные правительства, в том числе и администрация Буша, не были подготовлены к этой задаче.

Сразу же после распада коммунистической системы, в декабре 1991 года, российские власти предоставили западным правительствам огромные возможности вмешательства в суверенные дела России. Западные советники были приглашены «оккупировать» почти все ветви российской власти; чиновников МВФ попросили подготовить развернутые экономические планы; американский военный персонал получил возможность субсидировать и контролировать уничтожение российского ядерного оружия. Вместе с этими возможностями пришла огромная ответственность, поскольку трансформация советской командной экономической системы в рыночную, а советского авторитарного режима — в демократическую систему правления представляла собой самую масштабную мирную революцию, когда-либо предпринимавшуюся в современной мировой истории. Многие считали, что возникший перед Западом вызов был сравним с тем, который стоял перед архитекторами «плана Маршалла», американской программы восстановления Западной Европы после Второй мировой войны.

В некоторых критических аспектах задача была еще сложнее, чем та, которая возникла после Второй мировой войны. В России, отличавшейся от западноевропейских стран, нельзя было просто восстановить институты рынка и демократии. Они должны были создаваться заново, одновременно с мирным демонтажом старых, советских институтов{151}. Независимая Россия также унаследовала от Советского Союза экономику, находившуюся в состоянии свободного падения, включавшего глубокий кризис платежного баланса, огромный избыток денежной массы, истощенные запасы твердой валюты и общество в состоянии паники. Зимой 1991/92 года даже замаячил призрак голода. Прежде чем взяться за долгосрочные реформы и создавать здоровую экономику, российским лидерам надо было позаботиться о том, чтобы пациент не умер{152}. Более того, в отличие от Германии и Японии 1945 года, Россия к моменту реконструкции не потерпела поражения в большой войне, и многие политические силы отвергали западное вмешательство, сопротивлялись ему. Ситуация осложнялась тем, что Запад в целом не видел необходимости и не поддерживал идею срочного восстановления России в той мере, в какой это было характерно для западных лидеров применительно к восстановлению Западной Европы после Второй мировой войны, чтобы спасти эти страны от коммунизма и предотвратить новую войну в Европе. Если бы у России был противник, который угрожал бы не только ей, но и западным державам, то оказание помощи России было бы гораздо более важным, однако такой геополитической ситуации не существовало.

Было еще одно различие между послевоенной Европой и Россией после окончания «холодной войны». В 1945 году официальная Америка приветствовала поражение нацистской Германии и империалистической Японии. В отличие от этого, коллапс Советского Союза был воспринят в некоторых западных столицах неоднозначно. Многие деятели администрации Буша видели в этом не столько возможность, сколько опасность. Опасность того, что все, чего этой администрации удалось добиться с Михаилом Горбачевым, может превратиться в прах (может быть, даже радиоактивный). В конце концов Горбачев не стал мешать воссоединению Германии в рамках НАТО или проведению операции «Буря в пустыне» против Ирака. Он прекратил помощь антизападным режимам и позволил Восточной Европе идти своим путем.

В области безопасности опасения по поводу возможной дестабилизации заставили Бейкера бороться за то, чтобы на обломках СССР не возникло новых ядерных держав, а затем добиваться сокращения, но не очень радикального, численности ядерных вооружений. Весной 1992 года Беларусь, Украина и Казахстан встали на путь держав с безъядерным статусом (хотя, как мы увидим, стратегия запугивания, использовавшаяся Бейкером, в 1993 году себя уже не оправдывала в случае с Украиной и ее пришлось заменить поощрением и вовлечением). В январе 1993 года Буш и Ельцин подписали Договор о сокращении стратегических вооружений (ОСВ-2), открыв дорогу для некоторого сокращения тяжелых ракет, которое было большой головной болью для военных стратегов Запада в период «холодной войны».

Но если в сфере безопасности администрация Буша вела наступательную и изобретательную политику, которой соответствовали и полученные результаты, то в области экономики ситуация была более расплывчатой. Администрация Буша не проявила особой изворотливости в подходе к проблеме трудного перехода России к рынку. Поскольку никто в команде Буша не был последовательным приверженцем концепции преобразования режима, политика широкомасштабного вмешательства во внутренние дела России с целью построения капитализма не имела там своего поборника. В результате мелкие вопросы заслоняли более серьезные проблемы экономических преобразований. Осенью 1991 года для Министерства финансов США главная проблема заключалась в том, чтобы добиться от республик, которые вскоре станут независимыми, заверений в том, что они примут на себя все обязательства по долгам Советского Союза. Таким образом, как раз в тот момент, когда Россия могла бы избавиться от бремени прошлого, Запад во главе с Соединенными Штатами добился того, что на России осталось огромное финансовое бремя, оставленное ей в наследство советским коммунистическим режимом. Администрация Буша также никак не увязала эти обязательства выплаты долгов с какими-то существенными предложениями об оказании экономической помощи. Многие в администрации выражали скептицизм по поводу способности России эффективно использовать массированную экономическую помощь Запада. Брент Скоукрофт отмечает: «Мы не оказали им экономической помощи просто потому, что не верили, что эта помощь будет использована, а не провалится в бездонную дыру»{153}.

Внутриполитическая обстановка в США укрепляла позиции этих скептиков. Сочетание американского экономического спада и вызова со стороны республиканского кандидата в президенты изоляциониста Патрика Бьюкенена заставило команду Буша проявлять осторожность в выдвижении предложений о предоставлении России крупномасштабной экономической помощи. По иронии судьбы критика со стороны другого перспективного кандидата в президенты — Билла Клинтона заставила Буша предложить в апреле 1992 года серьезный пакет помощи, хотя и этот пакет не содержал необходимых ингредиентов, которые могли бы помочь переходу России от командной системы к рыночной экономике. В апреле 1992 года мало кто в администрации Буша обладал энергией или проницательностью для того, чтобы мыслить стратегически об экономических бедах России. Вместо этого они думали о бедах президентской кампании самого Буша.