Русофобия. История изобретения страха - Наталия Петровна Таньшина

Идеи, сходные с теми, которые излагал на страницах своей книги Сигизмунд Герберштейн, развивал и французский путешественник капитан Жак Маржерет (ок. 1565–1619). Он дважды оказался в России: в 1600–1606 годах официально служил в качестве наёмника при Борисе Годунове и Лжедмитрии, а в 1609–1611 годах воевал в армии Речи Посполитой уже против России[367]. Он писал в своих записках: «Хотя съестных припасов там много и они дёшевы, простой народ довольствуется весьма малым, поскольку они не могли бы иначе обеспечить себя, не имея никаких промыслов и будучи очень ленивыми, так они не расположены к труду[368], но столь расположены к пьянству, что более невозможно. Когда они отдыхают, то их выпивка в основном состоит из водки и медона, который делают из мёда, добываемого ими без труда и в изобилии, как можно судить по большому количеству воска, ежегодно вывозимого из страны. У них есть также брага и прочая дешёвая выпивка. Этому пороку пьянства без меры предаются все, как мужчины, так и женщины, девушки и дети; священники не меньше, а то и больше, чем другие»[369]. Кроме того, Маржерет подчёркивал крайнее невежество народа, в том числе в вопросах веры: «…невежество среди народа таково, что и треть не знает, что такое Отче наш или Символ веры. Словом, можно сказать, что невежество — мать их благочестия. Они ненавидят учение и, в особенности, латинский язык. У них нет ни одной школы, ни университета»[370].

Идеи Герберштейна оказали большое влияние на восприятие России немецким путешественником и дипломатом Адамом Олеарием (1599–1671). Он неоднократно бывал в нашей стране (в 1634,1636 и 1643 годах) в составе голштинских посольств, о чём написал обстоятельную работу. Олеарий часто ссылается на труд Герберштейна и однозначно относит русских к варварам[371]: «Когда наблюдаешь русских в отношении их душевных качеств, нравов и образа жизни, то их, без сомнения, не можешь не причислить к варварам»[372]. «Русские вовсе не любят свободных искусств и высоких наук и не имеют никакой охоты заниматься ими <…> Поэтому они остаются невеждами и грубыми людьми»[373]. При этом русские, по словам путешественника, «отличаются смышлёностью и хитростью, но пользуются они умом своим не для того, чтобы стремиться к добродетели и похвальной жизни, но чтобы искать выгод и пользы и угождать страстям своим»[374]. О нравственной чистоте русских говорить не приходится: они «так преданы плотским удовольствиям и разврату, что некоторые оскверняются гнусным пороком, именуемым у нас содомиею»[375]. «К подобной распутной наглости, — продолжает Олеарий, — побуждает их сильно и праздность; ежедневно многие сотни их можно видеть стоящими праздно или гуляющими на рынке или в Кремле. Ведь и пьянству они преданы более, чем какой-либо народ в мире»[376]. По словам путешественника, «порок пьянства так распространён у этого народа во всех сословиях, как у духовных, так и у светских лиц, у высоких и низких, мужчин и женщин, молодых и старых, что, если на улицах видишь лежащих там и валяющихся в грязи пьяных, то не обращаешь внимания; до того всё это обыденно»[377]. Тема повального пьянства русских очень занимает Олеария, и он уделяет ей много страниц своей книги. А вдоволь насладившись описанием русского пьянства, Олеарий делает вывод о том, что русские — это рабы, рождённые для рабства: «Подобно тому, как русские по природе жестокосердны и как бы рождены для рабства, их и приходится держать постоянно под жестоким и суровым ярмом и принуждением и постоянно понуждать к работе, прибегая к побоям и бичам. Никакого недовольства они при этом не выказывают, так как положение их требует подобного с ними обхождения, и они к нему привыкли»[378]. Главный же вывод Олеария таков: «Рабами и крепостными являются все они <…> все подданные высокого и низкого звания называются и должны считаться царскими „холопами", то есть рабами и крепостными…»[379]

Соглашаясь с послом датского короля Фридриха II, Олеарий делает следующее заключение о русских: «они лукавы, упрямы, нео-бузданы, недружелюбны, извращены, бесстыдны, склонны ко всему дурному, пользуются силою вместо права, распростились со всеми добродетелями и скусили голову всякому стыду»[380]. Перед нами — целый набор негативных качеств русского человека, противопоставление русских варваров-рабов цивилизованным европейцам.

Как видим, Адам Олеарий весьма активно использует «Записки о Московии» Сигизмунда Герберштейна как неоценимый источник информации, особенно в том, что касается описания русского национального характера, транслируя созданный им «чёрный миф» о России[381]. Этим стереотипам восприятия России и русских будет уготована долгая жизнь.

* * *

Герберштейн оставался авторитетным автором и в XIX, и в XX столетии, особенно после окончания Второй мировой войны. Так, словенский историк Васко Симонити в послесловии к первому изданию «Записок о Московии» на словенском языке, опубликованному в 1951 году, писал: «Власть деспотического типа оставалась характерной чертой российской действительности на протяжении всех последующих столетий русской истории»[382]. Россия несколько раз, по мнению учёного, не воспользовалась возможностью свернуть с пути автократии.

Что ещё важно, книга Герберштейна и работы других иностранных авторов весьма авторитетны среди отечественных исследователей и воспринимаются как достоверные источники информации. Ведь эпоха Возрождения была ознаменована появлением исторических трактатов и историков как таковых, а ренессансным авторам было принято верить. Так, например, в предисловии к сочинению Ж. Маржерета русский историк И.Н. Бороздин отмечал: «Маржерет, в общем, довольно правдиво передаёт события русской истории и русской жизни, хотя, конечно, очень многое непонятно и недоступно иностранцу <…> сочинение Маржерета являлось и является одним из главных источников для истории названного Димитрия»[383]. Во введении к изданию сочинения Маржерета 2007 года также отмечается, что автор — «заинтересованный наблюдатель жизни российского общества и государства, человек цепкого и многофокусного взгляда, системного мышления, лишённый, конечно же не целиком, но во многом, резко выраженных конфессиональных и культурно-цивилизационных пристрастий»[384]. Такая ситуация наблюдается в целом при анализе взгляда иностранцев: «большое видится на расстоянии», взгляд со стороны всегда объективнее, — это убеждение сформировалось как в исторической науке, так и массовом историческом сознании.

В результате получилось, что на зачастую мифических утверждениях Герберштейна и других иностранных авторов строилась историческая наука. При этом не учитывался тот факт, что образ России, созданный Герберштейном и его последователями, был адресован и доступен прежде всего людям одной с ним культуры[385]. Как показало время, этот образ стал понятным и близким