Пожитки. Роман-дневник - Юрий Абросимов

Температура оказалась комнатной. К тому же замах, контролируемый яростью, никогда не бывает точным.

В тот же миг дипломатия подверглась аборту.

– Пошла отсюда, с-сука!.. – размеренно произнес я.

– Сам пошел!! – хрюкнула она и попятилась.

– Я тебя, тварь, урою вместе с твоей милицией!!

– Закрой свой рот!

– Отсоси у меня.

– Гондон!!

– Иди законы учи, жир-трест!

– Сам пидарас!

– Штаны береги. Не отстираешь…

Она была уже далеко.

Я спокойно закрыл дверь, вернулся в комнату и сделал музыку погромче.

Мельком подумалось, что в контексте современных представлений о достоинствах слабого пола исчезающе маленькая грудь выглядит метафорой глобального оскудения творческой потенции человечества.

Хорошо бы вообще учитывать некий коэффициент красоты. Исходя из него, подлинно красивой следует считать женщину, которой требуется минимум доводок для проявления себя. А если женщине необходим макияж, гардероб, стиль, свет, ракурс, настроение и прочая лакировка, то с тем же успехом можно позвать Ляшапеля в коровник, предварительно накачав героином любую доярку.

Если же говорить о мужской косметике, то она – явно не для «пидарасов». Она для того, чтобы в сорок не казаться пенсионером.

Мне еще повезло – больше, чем некоторым из одноклассников. Одного я в прошлом году видел. Он выглядел как мощный заскорузлый гриб, местами лоснящийся. Такие лучше не разламывать. Там внутри труха и погибшие черви.

Когда-то мы сидели за партой вместе. Нас тяжело было различить – и друг в отношении друга, и каждого по отдельности. После восьмилетки он логичным образом перешел в ПТУ, а я совершенно нелогично остался в школе, продолжая получать двойки.

Я потерял девственность, когда его первый ребенок пошел в первый класс. Признал водку продуктом питания еще на десять лет позже.

Он был автослесарем, я работал кинокритиком. Он был автослесарем, я работал барменом. Я стал почти поэтом, а он все был и был. Тем же самым, без изменений. Примерно семь тысяч дней, не сойдя при этом с ума. Ибо не с чего, на лице все видно.

Он никогда не пользовался кремом – ни ночным, ни дневным, ни увлажняющим. Он выглядит словно грязная ветошь фрезеровщика, мой сорокалетний ровесник…

Но я вот думаю: случись война, кто кого спасет? Внешность обманчива.

Помню дяденьку Николая Николаевича, читавшего теорию в автошколе. Валенок валенком, но очень хороший. Скоро уж на пенсию, зато одевался сплошь в джинсу. С нами вел себя ласково и беспощадно.

– Обманывать не стану, – заявил Николай Николаевич на первом же занятии, – кто хочет, может идти вон туда, – и показал высунутым из кулака большим пальцем куда-то назад, – там права – за деньги, никаких проблем. Зачем вам лишняя морока? Сегодня платите, завтра получаете.

Повисла тяжелая пауза, слегка разбавляемая доброй улыбкой учителя.

– Ну? Никто не хочет без проблем все устроить?

По молчанию в аудитории Николай Николаевич понял, что все готовы к серьезным проблемам.

– В таком случае скажу еще об одном, – продолжил он. – У меня вы учить правила будете. И учить от начала до конца. Предупреждаю сразу: на ближайшие два месяца мужья забудут о женах, жены – о мужьях. Никаких детей, понимаешь… Потому что сдавать и пересдавать правила вы будете мне, а я вам просто так «зачет» не поставлю. Дело же не в отметке, а в том, что правила эти вы должны будете читать и после экзаменов. До пенсии читать. И после пенсии. Понятно это?..

Теорию Николай Николаевич излагал в доступной форме, с отвлечениями. Так обращаются к даунам, которых хотят забросить в глубокий тыл врага. Интерактив приветствуется.

– Помимо правил, аптечки и прочих изначально предписанных вещей, в машине у вас всегда должны быть еще три предмета. Какие?

Это не риторический вопрос.

Кто-то с ходу догадывается:

– Лопата!

– Правильно, – кивает головой Николай Николаевич. – Когда в сельской местности сядете на брюхо, лопата понадобится вам, чтобы отрыть колеса спереди и сзади. А еще что?

– Топор?.. – неуверенно звучит чей-то голос.

– Топор. Конечно. Или ножовка. Нарубите еловых лап – ельник лучше всего, листья тут не помогут, – покидаете под колеса. Тогда, наверное, сможете выехать… Так, молодцы. Ну и третье. Что нам крайне в жизни необходимо, а? В тяжелых ситуациях.

Учащиеся напряженно думали.

– Ну? Это же элементарно! – подзадоривал Николай Николаевич.

– Бейсбольная бита? – рискнул предположить я.

Никто даже не улыбнулся.

– Водка, дорогие мои! Бутылка водки! Всегда должна храниться в вашей машине. Иначе чем вы будете расплачиваться с трактористом, когда ни лопата, ни топор не помогут?

Пораженный до глубины души, я взял авторучку и прилежно законспектировал: Купить водки! Срочно!!

Или взять Валерку, племянника моего отчима, дяди Коли. Человек почти что святой. Не ест, не пьет, только работает. Денег, если от своих, старается не брать. Жена его, как и положено в таких случаях, простовата, торовата, наедет и не заметит. И все – с улыбкой, с улыбкой.

– Я тебе говорила тогда?! – кричит ему. – Говорила?! У нас мышей полон дом!! Знаешь, какие? – Показывает косую сажень в плечах. – Засрали комнаты с пола до потолка, убрать невозможно!

– Я думал, они ушли… – тихо расстраивается Валерка.

– Куда они ушли?! Как?!

– Пешком…

– Ага, жди! Уйдут они. Они сперва мне на голову нагадят, а потом уйдут!

– Ну а что им делать-то… Ну нагадили. Это – ладно. У меня вон в прошлый раз всю жвачку сожрали…

Работает Валерка прорабом, снабженцем и водителем одновременно.

– Однажды пробовал помощника взять, – рассказывает мне. – Он хоть и «чебурек», нормальный такой, классический – в голову дунешь, из задницы вылетит, – но рукастый. Я его малярничать обучил, штукатурить, даже плитку класть. Так он, представь, в сарае у нас жил, за жилье не платил, родственникам ничего не отправлял, и за четыре года при сорока тысячах зарплаты купил только две рубашки, двое штанов, две пары ботинок… да, точно, две пары… они сносились быстро. А, и ноутбук еще купил! Его потом на рыбалке сперли… Честное слово! Я ему говорю: слушай, говорю, я все понимаю, много чего повидал, но ты мне объясни, поразмысли сам своей головой, ладно бы ты был заумным человеком, это я могу понять, но тебе-то! тебе! вот скажи мне, зачем тебе на ры-бал-ке ноутбук?! Он мне: «А че, я иду, они навстречу, «пойдем-пойдем, пойдем-пойдем», а у меня ноутбук. Ну пошли». Представляешь? Нет, я, конечно, ничего не могу сказать, человек он хороший, со способностями. И работал нормально… Потом его, правда, уволить пришлось. Он на начальника с отверткой прыгнул.

В очередной раз еду поближе к родным местам, из вавилонов в Город Детства. Традиционный маршрут свой, дабы проинспектировать окрестности, начинаю с визита к бабушке.

Когда бабушка моя (здоровья для которой, уверяю, вымаливать не стоит, ибо это бессмысленно, для терминаторов понятия «здоровье» не существует) говорит «я вас всех переживу», неофиту может почудиться нечто фольклорное, но мы, по несчастью досягаемые родственники, ясно осознаем: происходит констатация научного факта. Для своих лет выглядит реликт стабильно прекрасно, – что значит не курить, не бухать, спать круглые сутки и трепать нервы исключительно чужие.

Во избежание культурологического шока внутрь квартиры заходить отказался – прямо с порога одни документы выложил, другие вложил, заодно распаковал пару компакт-дисков, намереваясь продолжать путешествие под аккомпанемент ностальгии. Пока распаковывал «Ласковый май», Modern Talking оказался в бабушкиных руках.

– Юр, глядь-ка, – зачарованно произнесла она. – Эт ж ты!!

«Так! – думаю. – Кого, интересно, она имеет в виду? Голосую за Томаса Андерса».

Но корневище пальцев указывало на физиономию Дитера Болена.

– Нет! – огрызнулся я. – Это другой.

– Правда?..

Она явно озадачилась и даже подняла диск кверху, будто хотела глянуть на просвет.

– Надо же, а похож как… – И, возвращая мне альбом, добавила: – Хорошие какие ребятки сидят. Сразу видно – образованные.

Я ретировался в крайнем изумлении.

Старый дом сломали, новый еще не готов, поэтому дядя Коля вынужден готовить пищу на костре, мыться из умывальника и спать в сарайчике, где компанию ему составляют кошачье племя и собака Рада – та самая, что при виде фотоаппарата мелко трясется, а при звуке праздничного салюта начинает стремительно мочиться.

Я с трудом представляю такое житие, хотя продолжаю верить в дядю Колю. Его осанка крепкого хозяйственника остается непоколебимой, несмотря на три клинические смерти и сердце, порванное инфарктом в лоскуты. Он принципиальный человек с осторожным рукопожатием. Про таких мужиков Собакевич говорил: «В плечищах силища, какой нет у лошади. Служи он в гвардии, ему бы бог знает что дали».

Однажды один из местных забулдыг то ли странно посмотрел на maman, то ли ответил ей не теми словами, и дяде Коле пришлось вразумлять ближнего своего. И он вразумил. Мало того, одним утвердительным жестом показал – насколько тот не прав. Позже, на приеме у врача, забулдыге сообщили, что нижняя челюсть у него сломана удивительно причудливым образом. В трех местах.