Синдром Дездемоны - Ольга Егорова

– Алла, да что с вами? – Недоумевающий голос Риты вывел ее из состояния задумчивости. – Вы что, передумали продавать квартиру?

– Нет! – всполошилась Алька. – Нет-нет, что вы, как же я могла передумать?!

– Тогда в чем же дело?

– Ни в чем. Я… я приду. Обязательно, через полчаса… Приду!

– Документы не забудьте, – прохладным тоном напомнила Рита, которой определенно не понравилось Алькино замешательство.

Повесив трубку, она посмотрела на часы. Через полчаса – это значило в половину первого, сейчас часы показывали двенадцать десять. Пять минут на сборы, двадцать пять – на дорогу неторопливым шагом… И ничего страшного не случится!

Алька быстро оделась, подкрасила губы и расчесала волосы перед зеркалом в прихожей. Потихоньку выкатила с балкона коляску и… застыла в нерешительности: а вдруг?..

Сердце отчего-то громко забилось, дублируя стремительный бег секунд и напоминая Альке о том, что время идет. Нужно было решаться…

Быстро взвесив все «за» и «против», она поняла: оставлять ребенка в квартире без присмотра нельзя. И если взять его с собой тоже нельзя, остается только один выход – перепоручить его на время соседям. К примеру, Ирине Михайловне, добродушной пенсионерке из квартиры напротив, на которую вполне можно положиться!

Стремительно выскочив на лестничную площадку, она позвонила в соседскую дверь, думая только об одном: только бы Ирина Михайловна оказалась дома! Послышались шаги, но Алька не успела обрадоваться – дверь открыла незнакомая молодая женщина с длинными светлыми волосами, заплетенными в косу. Открыла и уставилась на нее вопросительно.

– Я… – От неожиданности Алька потеряла все слова. – А Ирина Михайловна… дома?

– Дома, – спокойно подтвердила блондинка. – А что вы хотели?

– Я хотела… ее увидеть.

– К сожалению, это невозможно, – с тенью сочувствия в голосе произнесла молодая женщина. – Ирина Михайловна плохо себя чувствует. Она сейчас лежит под капельницей под моим наблюдением. Я – приходящая медсестра. Ей что-нибудь передать?

– Передайте… передайте ей, чтобы выздоравливала!

– Спасибо, – скупо улыбнулась женщина и закрыла дверь.

Несколько секунд Алька стояла на лестничной площадке, едва не плача от досады. Что делать? В принципе из всех немногочисленных соседей в подъезде пятиэтажного дома она более или менее общалась только с двумя – с так некстати заболевшей Ириной Михайловной и еще с одной Ириной, своей ровесницей, к которой иногда забегала то за спичками, то за солью, то просто так – поболтать.

Но шансов застать Ирину дома в четверг в половине первого дня практически не было.

Алька, конечно же, спустилась этажом ниже и позвонила в дверь. В ответ – мертвая тишина. Позвонив еще несколько раз, она убедилась в своих предположениях и поняла, что выход у нее теперь только один – брать ребенка с собой. И будь что будет!

«Да ничего не будет!» Она приказала себе не думать о плохом и начала собирать Юльку. Та сразу проснулась и принялась хныкать. Не помогали ни ласковые слова, ни яркие погремушки, разбросанные по дивану, не спасала и соска, которую Юлька настырно выплевывала. Пытаться накормить ее было бесполезно – она поела всего лишь полчаса назад и явно еще не успела проголодаться.

– Ну прости меня… Не обижайся, Юлькин… У меня просто не было другого выхода, понимаешь? Пришлось тебя разбудить… Да ничего страшного, сейчас снова заснешь… Вот выйдем с тобой на улицу, на свежий воздух, и ты заснешь сразу! А там солнышко, там тепло, хорошо… Тебе понравится, вот увидишь…

Юлька на уговоры не поддавалась и продолжала хныкать. Алька вся измучилась, пока ее собирала. А время шло – с тревогой поглядывая на часы, она поняла, что уже никак не успеет уложиться в полчаса и появится в нотариальной конторе никак не раньше, чем через сорок минут. Да, как-то не подрассчитала она время, не учла, что собирать ребенка придется так долго!

Наконец, замотав Юльку в теплую пеленку, уложив в коляску, подоткнув сверху двумя одеялами – одним байковым и другим теплым, шерстяным, – Алька уже на грани нервного срыва вышла из квартиры. Закрыла дверь ключами и тут столкнулась еще с одним неожиданным препятствием – поскольку лифт в пятиэтажном доме отсутствовал, коляску надо было спускать вниз по лестнице!

– Юлькин, солнышко, не плачь… Не плачь, я прошу тебя, – все уговаривала Алька, осторожно преодолевая ступеньки. – Ты что у меня сегодня расплакалась, а? По маме скучаешь? Не переживай, с мамой все в порядке… Все в полном порядке… Вот увидишь, она сегодня нам позвонит! Непременно позвонит! А может быть, даже приедет! Она ведь в четверг обещала приехать, помнишь? А сегодня как раз четверг!

Вот так, с долгими уговорами и прибаутками, Алька наконец одолела лестничные проемы – к счастью, этаж был второй, а не пятый! – миновала темный «предбанник» в подъезде, открыла дверь и, оказавшись на улице, вдохнула полной грудью.

Погода и в самом деле была волшебная. Солнце светило не по-весеннему горячо, щедро заливало своими лучами ярко-синее, без единого облачка, небо, нещадно палило снег, который таял буквально на глазах и разливался широкими лужами, прожигало в нем радостно-черные земляные дыры. И ветер был влажным, свежим и ласковым. Таким, каким бывает ветер только в марте…

Весна была хорошей и настоящей.

И Юлька, едва вдохнув свежего воздуха, сразу замолчала. Заснула и даже заулыбалась чему-то во сне…

В четверг ему снова позвонили.

И снова – на тот же рабочий номер, который использовался в личных целях или в особых случаях. Тихон с утра не отлучался из кабинета – ждал, прекрасно понимая, что время пришло. Курил за рабочим столом, чего не позволял себе раньше никогда, хриплым, простуженным басом орал без причины на подчиненных, отменял по телефону все встречи и визиты, ругался с заказчиками и, не стесняясь в выражениях, посылал подальше клиентов, просрочивших сроки выплаты за реализацию.

В этот один-единственный день фирма понесла такое количество финансовых потерь, каких не случалось за все время ее существования.

Но Тихону на это было наплевать.

Ему вообще на все было наплевать. Гори они синим пламенем, этот бизнес, эти заказчики, эти поставщики! Пусть исчезнет с лица земли маленький городок Фолиньо на восточном побережье Италии вместе с мебельной фабрикой…

Не церемонясь в выражениях, он с утра успел объяснить все это своей секретарше, которая ничем таких слов не заслужила. Секретарша тихонько плакала у себя за столом часа два, потом исчезла куда-то и вскоре появилась с лицом, похожим на маску из японского театра кабуки. На припухших от слез щеках – толстый слой пудры, узкие щелочки глаз и опущенные вниз уголки губ дополняют картину.