Лиловый рассвет - Александр Быкадоров

транспортном цехе, и проработал там полгода, пока не познакомился с Кварелом. Как тот нашёл его, Мишель не знал, но догадался, что Кварел руководит местным сопротивлением. Ещё Кварелу было известно, что Мишель обладал отличными организаторскими способностями, и Мишелю было поручено организовать на заводе ячейку. Вскоре ячейка увеличилась до таких размеров, что её членами были почти все рабочие завода.

Мишель предполагал, что Кварелу стало известно о Мишеле через Вуревича. А тому — от Гарвича.

— Скажи мне, Ян, что затевает Карельски, если все мы здесь? Ведь ещё месяц назад что Вуревич — это «свой» никто не знал, настолько он был засекречен. Я его увидел вот как раз с месяц назад, и даже не знал, что он землянин, а сегодня сам Джон прилетает на Галерон. Как вы вообще улетели с Земли?

— Джон сделал нам до́ки и достал челнок. Он собирается поднимать восстание, в котором планирует задействовать все силы. Все — это значит и силы Лиловых, и силы сопротивления всех остальных производственных планет, — здесь Ян сделал паузу, надеясь, что Мишель отреагирует должным образом. В голове его мелькнула мысль: «Ну же, скажи что-нибудь!.. Ты же так мечтал о свободе…» Но Мишель промолчал, похоже, он пропустил эту фразу мимо ушей… — Он уже интересовался количеством планет, поддерживающих сопротивление, количеством его членов на Галероне. Вуревич сам пока ничего не знает, поэтому, как он говорит, и прилетел сюда. Так что теперь попьём кровушки…

— Сомневаюсь я, что Вуревич ничего не знает. Я видел его здесь уже раза четыре. А когда все-таки смог разговорить Кварела, и узнать, что это за тип, мне всё стало ясно. Скорее всего, они не договаривают нам, чтоб мы не знали лишних деталей. А может быть, они подозревают в ком-то из нас «крота». «Кроту» наверняка станет интересно, и количество планет, и количество людей, и имена руководителей на каждой планете. «Крот» вытянет кого-нибудь на откровенный разговор, непременно, а в момент передачи информации в Азур его схватят.

— С чего ты решил, что в сопротивлении есть «крот»?

— А как же, по-твоему, я потерпел неудачу в «Идальгере»? Мне подсунули неисправный автомат, я даже выстрела не сумел произвести…

— Подожди, я ничего не понимаю… Ты можешь объяснить, что произошло там, на складе?

Мишель остановился. Ему тяжело дался рассказ, но он в подробностях пересказал, как пришлось потерпеть неудачу в последней, почти провалившейся диверсии.

— И ты думаешь, что Вуревич виновен в этом?

— Ян… Вуревич — член Совета. Карельски — глава Лиловых. Кварел — глаза и уши Вуревича на Галероне. И при этом, они наперебой повторяют эту фразу: «не знаю»… Всё они знают.

— Ну, ты и сам подумай, при нас они ничего не могут говорить в открытую.

Мишель помолчал немного, потом сказал:

— И всё равно, мне кажется, они будут искать резидента «эсбэ». Может, никакого восстания и вовсе не будет. Найдут предателя и успокоятся.

Ян внимательно посмотрел на Мишеля. Ему показалось, что этот человек передумал многое за тот год, что ему пришлось остаться вдали от Родины и друзей. Видно было, что Мишель, не владея информацией, сам выстроил логику происходящего и твёрдо уверился в своей правоте.

Ян вспомнил, каким был этот человек, Мишель Россини, до плена, и сравнил его с тем Мишелем, который сейчас явился перед ним. Он изменился внешне — осунулся, выглядел старше, серьёзнее стал взгляд. И Ян ощутил всю гамму внутренних изменений этого человека. Всегда импульсивный, но одновременно имевший горячего нрава, он теперь стал холоден, и даже, как показалось Яну, циничен на грани безжалостности.

В возрасте тринадцати лет Мишель был переведён в интернат, где воспитывался Ян. С своём интернате Мишель затеял драку, ответив, по земной традиции горячих парней, кулаками на небрежно брошенное слово. Повсеместной практики вывозить детей на другие планеты в качестве наказания в Азуре не существовало, поэтому ограничились десятидневным заключением в одиночной комнате, сопровождавшейся зубрёжкой истории политической мысли Азура — предмета, преследующего детей на всём протяжении воспитания. Когда Мишель был освобождён из заточения, то первое, что он сказал воспитателям: «Ваша история — вы и учите». Вместо того, чтобы читать и запоминать, он потратил отведённое время на физические упражнения. Мишель отжимался, качал пресс и подтягивался карнизе для штор. И без того будучи акселератом, он, выглядевший на все шестнадцать лет, темноволосый и высокий, кареглазый и с приятными чертами лица, набирал мышечную массу как на дрожжах. Страницы же учебника были им демонстративно использованы по санитарно-гигиеническому назначению.

Мишеля поселили на том же этаже, где жил Ян. Яну тогда оставался всего один год до вступления под знамёна Лиловых, но уже тогда он был полон убеждений Лиловых и всячески искал способа с ними сблизиться. Он сразу же, в день заселения заприметил нового постояльца интерната и решил с ним познакомиться. Чем его обаял Мишель — он до сих пор не мог понять, но ни до, ни после, он не смог познакомиться с более приятным и близким в общении человеком. И самым приятным для Яна оказалась та самая тяга к свободе, о которой мечтал Ян.

Он понял, что сейчас переубедить Мишеля не получиться и решил с ним согласиться:

— Значит, я чувствую, мы задержимся здесь надолго, прежде чем вылетим на Элекон-восемьдесят-пять.

— Элекон? Зачем нам лететь на Элекон-восемьдесят-пять?

— Разве этот ваш… Кварел… не говорил тебе, что готовиться восстание против Совета?

— Что?

Мишель застыл как вкопанный, и с раскрытым ртом уставился на Яна. Тот в ответ лишь улыбался и озорно смотрел прямо в глаза давнему другу, словно стараясь передать ему мысль: «Ну же, я не буду повторять, догадайся сам, что я сказал!»

— Ян, что ты сказал? Повтори…

Ян в ответ лишь положил руки на плечи Мишелю и, глядя ему в глаза, отчётливо и медленно произнёс:

— Джон готовит восстание против Совета. Галерон используется им как база подготовки.

Глаза Мишеля раскрылись в восторге и удивлении, а потом Ян, убрав руки, добавил:

— Я уже второй раз тебе об этом говорю. А ты вроде бы и отвечаешь, но как будто о чём-то обыденном разговор ведёшь.

Мишель покачал головой, и они продолжили путь.

— Кварел мне ничего не говорил на этот счёт, — сказал он.

— Может быть, он тоже знает не всё?

— Я не совершенно не представляю, как можно разговаривать с Вуревичем раз в неделю, и не знать всего!

— Значит, так было нужно. Я сам узнал об этом три дня назад.

— Ты знаешь, Ян, может быть, ты и прав. Но всё-таки Вуревич мне не