Лиловый рассвет - Александр Быкадоров

снова взял один из в руки. Мишель нажал на кнопку. Прозрачный клинок засветился голубым, будто стекло подсветили светодиодами. Ян невольно отшатнулся. Чувствовалось, что данная вещь источает тепло и светится.

— Термический меч два ноль. Великолепная штука, — Россини поводил им в воздухе. Чувствовалось, что след от меча остаётся раскалён, — Ну, как?

— Не знаю, я о таком никогда не слышал. Даже в запрещённом кино не видел. Выглядит впечатляюще…

— Эта штука покомпактнее, чем термомеч. И поудобнее. Вот чё есть…

Мишель снова нажал на кнопку, уже не такую заметную, вероятно скрытую под внешней оболочкой рукоятки — клинок сложился как подзорная труба и убрался в рукоятку. Взгляд Мишеля преобразился. Он как будто восхищался и одновременно с этим был возбуждён — его глаза раскрылись, готовы были выпрыгнуть из орбит. Мишель нажал другу кнопку, тоже скрытую под внешней оболочкой — клинок снова выдвинулся из рукояти и снова раскалился до синего свечения.

— А, каково́! — воскликнул он. — И у Азура нет такого. Единственный минус: батарею жрёт и производство дорогое. Если обычными термомечами мы сможем снабдить всех восставших, то такими — только командиров подразделений. И то не всех. Диверсантов, наверное… Но ты возьми себе один, пусть будет запасной, — Мишель выключил меч и кинул Яну цилиндрик рукояти, — Спрячь куда-нибудь в сапог. Придёт время — пускай он невзначай окажется у тебя в ладони.

Ян понял намёк Мишеля на свои экстрасенсорные способности, но ничего не сказал.

— Так что же, — спросил он, — вот эти два громоздких новшества — это всё, чем мы можем снабдить восставших? Нам нужно нечто, что смогло бы в массовом порядке пробивать термоброню. Какие-нибудь особые пули, специальный сплав…

Мишель усмехнулся:

— Что ж, у нас и такое имеется. Иди сюда…

Им пришлось выйти из здания и войти в соседнее. Там был такой же просторный зал. Всё помещение было заставлено контейнерами размером в один кубический метр. Они были поставлены в столбик по три контейнера один на другой.

Мишель взял приставленную ко стене стремянку и поставил её рядом с одной из групп контейнеров. Потом скомандовал:

— Залезь и открой!

Ян взгромоздился на лестницу, приоткрыл крышку.

— Что видишь? — Спросил Мишель.

— Ну, патроны… — Ян зацепил рукой горсть патронов, потом высыпал их обратно в ящик.

— Слазь…

Он спустился вниз, Мишель продолжил:

— Патроны, да не просто патроны. Внутри каждой пули сердечник из третилия[1] — кинетическая энергия побольше, чем у стали, плюс небольшое пирофорное действие при столкновении. Ну, самовозгораются при вылете из оболочки… При попадании в термоброню оболочка сжимается, а сердечник внутри летит вперёд. Адская штучка. Мы их так и называем: третилиевые пули…

— Да… — поразился Ян, — Это стоящая вещь…

Мишель улыбнулся:

— Да, пускай азурцы знают, что мы можем!

Ян вдруг вспомнил, что эта фраза, «Знайте, что мы можем!», принадлежала ему и, небрежно брошенная им в день своей первой диверсии стала неофициальным девизом сопротивления. Ян не слышал её, наверное, год: с тех пор, как залёг на дно после «Идальгера». Сейчас, без всякой задней мысли сказанная Мишелем, она пробудила в нём радость и ностальгию.

А потом Мишель добавил:

— Ладно, пошли спать, дружище, утро вечера мудренее.

Покинув завод, путь до дома Мишеля они держали на трамвае — всё том же маршруте, что доставил их из космопорта. Они оказались в небольшом коттеджном посёлке. Дом Мишеля казался небольшим. Россини стал открывать дверь:

— Заходи! Вот здесь я живу.

Дом и правда был небольшим, в три утлых комнаты.

Они вошли и оба плюхнулись на диван.

— Ты спрашивал, почему я вкалываю? — спросил Мишель, — Я не хочу сюда возвращаться каждый день. Я думал сдохнуть на этом чёртовом Галероне, даже подпольная работа вне Земли меня угнетала, вот и трудился, что есть мочи, — он хлопнул Яна по плечу, — Но жизнь налаживается! Теперь я верю, что всё будет отлично.

Они разделись, легли спать каждый на своё место. Но сон не шёл. Ян перебирал разные мысли. Вспоминал былое, диверсии, задания, детство… Пшеничные волосы эти, будь они не ладны, лезли в голову, как только он закрывал глаза. А открывал — и ничего не видел, кроме черноты галеронской ночи. Мишель сопел рядом и ворочался. Наверное, тоже не спал.

— Мишель, а как ты думаешь, что будет после того, как мы победим? — Ян задал вопрос тихо, думая, что друг уже спит.

Но сопение прекратилось, возня затихла и Мишель ответил:

— Ну, что… Земля станет свободной… Производственные планеты станут свободными… Наступит настоящее равноправие в изведанной области галактики… За что боремся — то и наступит. Коммунизм будет для всех, вот что будет.

— Коммунизм? — Яну показалось, что, либо он ослышался, либо Мишель оговорился.

— Ну да, коммунизм.

— Не, подожди, разве не против коммунизма мы тут всё боремся?

— Ну, а что же ты думаешь, разве у нас и у производственных планет есть альтернатива? Отказ от коммунизма — это регресс.

— Но вот сейчас мы же и живём при этом… — Ян захотел вставить ругательно слово, но почему-то передумал, — …коммунизме. А если мы победим, то как? Что-то я не понимаю… Угнетатели и угнетённые поменяются местами, мы вышлем на закрытые планеты бывший совет и всех «эсбэшников»?

— Да не-е-ет. Всё будет не так. Вот смотри, что такое коммунизм? Это, фактически, сочетание двух взаимодействующих социальных составляющих: использование результатов труда теми, кто трудиться, и отсутствие угнетения одних людей, наделённых какими-то признаками, другими людьми, наделёнными иными признаками.

— Подожди, ты хочешь сказать, что… — Ян замолчал, а потом продолжил, — что в Азуре нет коммунизма?

— Конечно! — Мишель в восторге развёл руками. Ян видел это, потому что глаза уже привыкли к темноте и он мог различать силуэты — Ну, сам посуди, о каком коммунизме может идти речь, если они эксплуатируют производственные планеты? Одни производят — а другие пользуются. Ну ты вспомни эти трамваи, всё что ты видел здесь, всех рабочих… Это чистейшее проявление эксплуатации людей людьми. Здесь нет новейшей техники и передовых технологий: всё, что мы производим — отправляется в Азур. Нет, производственные планеты хотят встать на один уровень с открытыми! Тут же есть ещё один очень интересный момент… Вот на Земле как раньше было: ты рождался в определённой среде, и уже от рождения мог иметь или не иметь какие-то права. Тут же не так как-то всё, рождаешься — и обладаешь всеми правами, — Мишель провёл ладонью вокруг себя, — а потом того и гляди, жди, пока лишат прав. Нужно сильно постараться, чтоб не накосячить в этом Азуре.

— И ты думаешь, Карельски придерживается этой концепции?

— Я не знаю,