Лиловый рассвет - Александр Быкадоров

пустынность здешних мест. Если Тац и была схожей с Землей по количеству жизни, то по одному взгляду на пустынную местность Галерона, он мог предполагать, что здесь её совсем не было. Сойдя с трапа, он даже не знал, куда ему идти. На Тац это было понятно: паспортный контроль для землян и медицинский для остальных азурцев. Если бы к кораблю не двигался тягач, для буксировки того в ангар, и не водитель в кабине — причём Ян отметил особенность: отсутствие автоматической техники в порту — он бы решил, что на планете все только что умерли.

Дышать здесь было даже тяжелее, чем на Земле, воздух был сух и пах отвратно. Лёгкий ветер то и дело вздымал пыль, а небо давило свинцовым куполом тяжёлых облаков. Лишь там, где садилось местное светило, Ян смог различить их рельеф, увидеть краешек неба.

Ян бросил взгляд на Сюзанну. Здесь, в закатной серости неизвестной для него планеты, она казалась ему ещё прекраснее, чем на Земле, когда он впервые начал относиться к ней как-то иначе… Иначе, чем к коллеге, иначе чем к боевому товарищу… Тогда он почувствовал участие в её словах — участие, которого, пожалуй, ему недоставало всю жизнь. Она казалась ему ещё красивее, чем на Тац, в машине Вуревича. Но он не мог сказать самому себе точно, что… Нет, он не будет произносить это слова даже мысленно. Оно слишком громко, чтоб бросаться им почём зря. А возможно, в нём говорила ответственность, которую он не мог нести, работая в сопротивлении. Может быть, в нём говорил прошлый опыт. А может быть — и всё вместе.

— Куда теперь? — спросил Ян подошедшего Вуревича.

— На трамвай… — сухо бросил тот и пошёл вперёд.

Ян удивился, услышав слово «трамвай». Всю жизнь в черте города он ездил на монорельсовом поезде, или как он просто его называл, «монорельс». Но это был действительно трамвай, настоящий, двухрельсовый, трёхвагонный трамвай, грохочущий стальными колесами на стыках. Станция была совсем недалеко от порта, и она выглядела так же уныло и безжизненно, как и всё остальное — металлический каркас рядом с трамвайными путями, от которого ветер наполовину оторвал все железные листы. Станция находилась на пустыре, и пустырь, поросший травой в человеческий рост, продолжался столько, на сколько глаз мог охватить местность, вплоть до горизонта — создавалось впечатление, будто космопорт был единственным строением на планете. Художник-футурист нашёл бы себе здесь идеальную местность для пейзажа: рельсы и космический порт посреди голой планеты.

Ян отметил, что трамвай тоже управляется не автоматикой, а человеком. За пультом трамвая сидел молодой мужчина в чёрном свитере из синтетической ткани, что поблёскивала под светом неоновой лампы, и узор ткани отблескивал муаром, от чего болели глаза.

Вагон не отличался эстетичностью. Похоже, что конструкторы серьёзно сэкономили на дизайне и просто вставили движитель и электрический привод в коробку из металла, предварительно прорезав в ней окна. Земляне вошли внутрь, и трамвай двинулся сквозь пустынную даль в сторону еле видневшегося на горизонте посёлка.

У них было достаточно времени, чтоб разглядеть красоты местной природы, если их конечно можно было назвать красотами. Почва здесь была кроваво-медного оттенка, не было деревьев, лишь на небольших возвышениях, высотой не более пяти сантиметров, росли невысокие узкие кусты, отдалённо напоминавшие тую, но цветом близкие не к зелёному, а к болотно-жёлтому. Каждый кустарник отстоял от другого на расстоянии около пятидесяти метров. Сквозь окна доносился зычный вой какого-то местного животного, а над трамваем пронеслась огромная, не меньше, чем сам вагон, тень — представитель местной воздушной фауны пролетел над путями.

— Это воет ксаликбахин, — ответил Вуревич на немой вопрос всех, опять странно улыбнувшись, — Местный чешуйчатый хищник. Нечто такое… — он покрутил ладонью в воздухе — среднее между волком и вараном по внешнему виду. Призывает сородичей к массовой охоте. Похожи они, если честно, на демонов. Я, когда их первый раз увидел, стало жутко.

— Ты бывал на Галероне? — удивлённо спросил Ян.

— Да, довелось однажды. Я видел, как происходит их массовая охота. Ну, точнее возвращение с неё. Они же совершенно бесстрашные, их не пугает ни человек, ни техника, ни какие звуки. Даже огонь. Они шли прямо через лётное поле, — Он выпрямил руку и выставил её вперёд, будто указывая направление — каждый с добычей во рту. Их было около трёх сотен, не меньше. Каждый из них размером с небольшой внедорожник, и каждый, ты представляешь, каждый, нёс в пасти мёртвую добычу. Кровь залила весь космодром. — Вуревич двинул ладонью наотмашь, символично показывая, как всё было залито кровью. — Чёрная кровь местных зверей. А они ведь неистовые, я видел, как многие из них были ранены, хромали, видны были их чёрные кости, но они всё ещё шли. Они — черти, честное слово.

Ян вдруг явственно представил себе эту картину — как полчище местного дьявольского отродья пересекает космодром. Казалось, что он увидел это глазами Вуревича. Может быть, так оно и было, ведь он не раз замечал, что объяснённое однажды не раз полностью совпадало с тем, что он себе представлял.

— «Там звуки шли как, как из могилы, и дьявола ложилась тень…» — Ян прошептал тихо себе под нос.

— Что? — Сюзанна услышала его бормотание.

— Да так… Вспомнил стихи одни…

Он перевёл взгляд вверх, вспоминая стихотворение, прочитанное когда-то давно, и произнёс:

— Там звуки шли, как из могилы,

И дьявола ложилась тень…

И рушился привычный день,

Преисподняя отнимала силы.

Он замолчал.

— А дальше?

— Дальше не помню…

Трамвай выехал за холм, где на огромном пространстве, вплоть до самого посёлка, видневшегося где-то вдали, раскинулось кладбище — тысячи, а может, десятки тысяч красных могильных холмиков. В этой зловещей картине сгущали краски полное отсутствие растительности и гуляющий ветер, носивший с могилы на могилу кроваво-медный песок. Словно прощальным аккордом, перед самым въездом в рабочий посёлок, обнесённый каменной стеной, галеронская пустыня бросила в трамвайное стекло горсть песка, словно не хотела отпускать, словно звала к себе…

Ян подумал, что ад, наверное, может выглядеть вот так. Галеронская пустошь тянула к себе, она манила каким-то зловещим любопытством, и стоило больших усилий чтоб не уйти в неё, будучи увлечённым её зловещей привлекательностью.

— Иван, на Галероне были случаи ухода в пустыню? Гипнотического транса людей, убежавших из посёлка? — спросил Ян.

— Что-то такое слышал краем уха, но не в подробностях. А что?

— Да так… Любопытство.

Трамвай высадил их на площади перед каким-то заводом. Тот являл собой зловещее, и одновременно — притягательное зрелище. Забор начинался от административного здания и