Философия бунта - Эдуард Баталов

«Если, – иронически бросает Маркузе, – еще и можно говорить об обнищании в то время как рабочий имеет не только один автомобиль, но и два автомобиля, не только один телевизор, но и три телевизора, это все еще может быть обнищанием, но я не думаю, что кто-либо может утверждать, что такого рода обнищание активизирует жизненную потребность в радикальном мышлении и радикальных действиях». Мы уже отмечали, что при построении своих рассуждений Маркузе (как и другие леворадикальные идеологи, хоронящие рабочий класс) отталкивается от одной тенденции современного буржуазного общества – стремления буржуазии выработать у трудящихся такие материальные и духовные потребности, которые увековечивали бы господство капитала. Реальным является и то обстоятельство, что буржуазия продолжает подкупать определенную часть рабочего класса, перестающую, таким образом, быть носительницей пролетарского сознания и пролетарских потребностей. Но может ли все это служить достаточным основанием для категорического вывода о том, что в развитых капиталистических странах произошло нивелирование потребностей буржуазии и пролетариата и что разрыв между структурами классовых потребностей исчез (или стал ничтожно малым)? Иными словами, действительно ли нынешние потребности пролетариата носят сугубо «буржуазный» характер? Действительно ли удовлетворены полностью те экономические потребности, которые по традиции всегда выступали для обыденного сознания (и для вульгарных материалистов) в качестве единственной первопричины революционности рабочего класса? Наконец, действительно ли удовлетворение некоторых экономических потребностей пролетариата лишает его революционного характера, который может быть заново обретен им лишь в том случае, если пролетариат сумеет искусственно создать некие «дистиллированные» потребности, качественно отличающиеся от тех, которые присущи ему сегодня?

Если внимательнее присмотреться к рассуждениям Маркузе и стараться придерживаться его логики, то неизбежно придется сделать вывод, что само стремление к обладанию вещами (независимо от конкретного социально-экономического, политического и культурного контекста) надо рассматривать как «потребительство», а обладание вещами – как «обуржуазивание» – тезис, доведенный до абсурда маоистами и их сторонниками. Такой узкообывательский, вульгарно-экономический подход лишен и намека на всесторонний анализ явлений, происходящих в сфере потребления в современном буржуазном обществе.

Маркузе исходит в своих рассуждениях из того общеизвестного факта, что в послевоенные годы трудящиеся развитых капиталистических стран сумели вырвать у буржуазии ряд экономических уступок (в чем, кстати говоря, большая заслуга коммунистических и рабочих партий этих стран), что экономическая конъюнктура в таких странах, как США, Япония, ФРГ, была в последние годы относительно высокой и жизненный уровень рабочего класса здесь возрос по сравнению с предвоенным периодом, а это, разумеется, не могло не посеять в некоторой его части реформистских иллюзий и не породить, выражаясь языком леворадикалов, «счастливого сознания». Но значит ли это, что относительный рост экономического благосостояния привел рабочий класс в его массе к обуржуазиванию и что пролетариат променял экономические блага на рабское положение в системе капиталистического производства, когда он лишен возможности реально участвовать в решении производственных и общественных дел?

Маркузе совершенно неоправданно переносит некоторые тенденции, характерные для американского общества, на другие капиталистические страны, не учитывая значительной разницы в положении рабочего класса (в плане его экономического благосостояния), скажем, в США и Италии, во Франции и в Японии, и сделанный на основе грубых аналогий вывод распространяет на весь рабочий класс развитых капиталистических стран в целом. Кроме того, Маркузе не учитывает неустойчивого характера капиталистической конъюнктуры, полагая, что ее высокий уровень будет вечным уделом наиболее развитых капиталистических стран.

Вместе с тем методологический порок рассуждений леворадикального идеолога заключается в том, что он, рассматривая место пролетариата в системе революционных сил современного капиталистического общества через призму потребностей, совершенно игнорирует процессы, связанные с качественным изменением потребностей, с их «возвышением» [91].

Развивая учение о революционной роли рабочего класса в капиталистическом обществе, В. И. Ленин отнюдь не исходил из необходимой связи революционности пролетариата с его экономическим обнищанием и не выводил революционность из «закона абсолютного обнищания пролетариата». Ленин опирался на выдвинутое Марксом [92] и разработанное Энгельсом положение об ухудшении «условий существования» рабочего класса, не тождественного его экономическому «обнищанию».

Энгельс, как известно, выражал несогласие с тезисом «Проекта социал-демократической программы 1891 года», в соответствии с которым «численность и нищета пролетариев все больше возрастают». «В такой абсолютной форме, как сказано здесь, – замечает Энгельс, – это неверно. Организация рабочих, их постоянно растущее сопротивление будут по возможности создавать известную преграду для роста нищеты. Но что определенно возрастает, это необеспеченность существования» [93].

Этот тезис получает дальнейшее развитие в ленинских работах. Ленин исходит из того, что при ухудшении существования пролетариата в условиях развития капитализма определенное улучшение его экономического положения вполне возможно. Теория Маркса признает, отмечает Ленин, что «чем быстрее рост богатства, тем полнее развиваются производительные силы труда и обобществление его, тем лучше положение рабочего, насколько оно может быть лучше в данной системе общественного хозяйства» [94]. Однако это обстоятельство принципиально не меняет положения пролетариата как лишенного собственности, эксплуатируемого класса капиталистического общества.

Этот факт прежде всего и позволяет Энгельсу и Ленину, невзирая на возможность улучшения экономического положения рабочего, говорить о нем как о революционном классе, как о могильщике буржуазии. Важно в этой связи иметь в виду, что некоторое улучшение благосостояния пролетария компенсируется появлением у него новых потребностей, порождаемых изменением объективных условий функционирования рабочего класса как создателя прибавочной стоимости и выступающих не как показатель его «обуржуазивания», а как необходимое условие нормального функционирования пролетария в контексте новых условий труда, потребностей, которые могут рассматриваться не как дополнительное приобретение, а как компенсация потерь рабочего в связи с усилившейся эксплуатацией и которые поэтому ни в коем случае не ведут к исчезновению разрыва в структуре и уровне потребления пролетариата и буржуазии.

Иными словами, удовлетворение в условиях роста общественного богатства одних потребностей пролетариата вовсе не означает удовлетворение пролетарских потребностей вообще, ибо на смену удовлетворенным (и то – надолго ли и везде ли?) приходят новые, более высокие потребности, неудовлетворенность которых может играть не менее революционизирующую роль, чем борьба за кусок хлеба.

Отмечаемое Маркузе сближение уровней и структур потребления различных классов и слоев буржуазного общества распространяется лишь на потребности, выступающие в условиях развитого капиталистического общества в качестве чисто «первичных» потребностей, удовлетворение которых обеспечивает лишь необходимое по современным условиям воспроизводство рабочей силы и которые залегают на небольшой глубине, доступной для взора утопически настроенных «социальных критиков».

В конце XIX – начале XX в. автомобиль, к примеру, был необходим для буржуа и не был необходим, скажем, для американского рабочего, живущего рядом со «своей» фабрикой. В современных условиях, в связи с изменением структуры размещения производства, урбанизацией и другими процессами, порожденными научно-технической революцией, американскому рабочему автомобиль необходим хотя бы уже для того, чтобы добраться до места работы [«Для трудового американца автомашина прежде всего нужна, чтобы ездить на работу, куда общественного вида транспорта или просто нет, или, если есть, он требует большой затраты времени и стоит дорого. Между тем нередко нужно преодолевать расстояние в 100- 200 км, чтобы попасть к месту работы» [95].]. Рабочий при этом отнюдь не «обуржуазился», ибо, строго говоря, не получил никакой дополнительной (в относительном измерении, разумеется) льготы. Видимая «льгота» на поверку оказывается лишь необходимой компенсацией тех потерь, какие были вызваны изменившимися условиями общественной жизни. Такая же картина возникает и при рассмотрении других полученных рабочим «льгот». Тот же оплачиваемый отпуск французского рабочего оказывается с этой точки зрения не дополнительно приобретенным благом, а «компенсацией» возросшей нервной нагрузки и интенсификации труда, «компенсацией», без которой пролетарий не может в новых условиях создавать прибавочную стоимость – в тех масштабах, каких требует ныне капитал, – в качестве рабочего современного капиталистического промышленного предприятия.