Министерство правды. Как роман «1984» стал культурным кодом поколений - Дориан Лински
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Эту идею писатель развил в эссе «Лев и единорог: социализм и английский гений». В январе Варбург познакомил Оруэлла с сионистом и писателем Тоско Файвелем, который предложил напечатать антологию политических брошюр, выпущенных под брендом Searchlight Books и «написанных простым языком без печати политического жаргон прошлых лет»109. В эту антологию кроме прочих вошли эссе Стивена Спендера, автора рубрики в Daily Mirror Уильяма Коннора (он же «Кассандра»), а также писавшего социалистическую фантастику Олафа Стэплдона. После некоторых колебаний Оруэлл отдал в эту антологию свое эссе «Лев и единорог: социализм и английский гений». Это эссе является продуктом своего времени, его можно назвать одним из лучших произведений об Англии («страна снобизма и привилегий, которой управляют в основном старые и глупые»110, но при этом «связанная вместе невидимой цепью»111), а также одной из самых хорошо аргументированных работ о социализме, в которой он предлагал национализацию промышленности, прогрессивное налогообложение, за прет частного образования и предоставление независимости Индии. Предвкушая описанные в романе ужасы тоталитарного государства в Военно-воздушной Зоне № 1, Оруэлл высоко оценивал «приватность английской жизни… Самое ненавистное для английского уха имя – это имя Nosey Parker, то есть «любопытной Варвары» или человека, который всюду сует свой нос»112. Файвель назвал это эссе «единственным по-настоящему позитивным, оптимистичным трудом из всех, которые он написал»113. Эйлин, как обычно, встретила публикацию без особого энтузиазма. «Джордж написал небольшую книжечку, объяснявшую, как быть социалистом, будучи тори»114, – говорила она подруге.
Оруэлл верил в то, что капитуляция Франции спутала всем все карты и без тени сомнения показала слабость капитализма. Впервые в истории на повестке дня стоял английский вариант социализма: без забастовок, униформ и кровопролития. Он считал, что такая форма социализма является не только возможной, но и необходимой. В Tribune напечатали его статью с призывом к населению вступать в ряды ополчения, в которой есть такие строки: «Мы живем в странный период истории, когда революционер должен быть патриотом, а патриот – революционером»115. Он полностью отошел от идей, которые продвигал в романе «Глотнуть воздуха», когда критиковал «сваренных всмятку интеллектуалов»116, говоривших, что если «мы будем сражаться с нацистами, то сами станем нацистами». Возникало чувство того, что Оруэлл-пацифист разлива 1938 года просто перестал существовать.
После публикации в феврале 1941-го эссе «Лев и единорог: социализм и английский гений» быстро разошлось в количестве 1200 экземпляров. Друг писателя Джон Кимче, подтолкнувший в свое время Оруэлла уйти из НРП, писал: «Наконец кто-то, кого никогда не могли обвинить в суперпатриотизме или в симпатиях к империалистам, неожиданно начал очень логично и эффективно доказывать, что нам необходимо участвовать в войне и поддерживать ее. Это стало поворотным моментом для многих, включая меня самого»117. Варбург считал, что такое видение у Оруэлла здравомыслящего радикализма могло быть предзнаменованием победы лейбористов на выборах 1945 года. Оруэлл в конечном счете оказался прав в том, что война станет катализатором процесса социальных перемен. Он ошибался в том, что победа в войне будет невозможной без революции, но был не единственным писателем, ощутившим ветер перемен. После Дюнкерка даже такой гигант эдвардианской литературы, как Уэллс, писал: «В Англии началась революция»118.
Пытаясь продвигать Searchlight Books, Оруэлл, Варбург и Файвель однажды решили посетить Г. Уэллса, проживавшего на Гановер-Террас рядом с Риджентс-парк. В то время Уэллсу было семьдесят четыре года, он был признанным мастером слова и в былые годы умел превращать литературную популярность в политическое влияние, поэтому молодые писатели решили попросить у него совета. Но, увы, троица повстречала «недовольного и больного старика»119. По словам Файвеля: «Мы с Оруэллом почувствовали, что потеряли героя детства».
4
Мир Уэллса
В начале XX века мечта о будущем обществе, невероятно богатом, с обилием досуга, упорядоченном, эффективном – о сияющем антисептическом мире из стекла, стали и снежно-белого бетона – жила в сознании чуть ли не каждого грамотного человека1.
Джордж Оруэлл, «Тысяча девятьсот восемьдесят четвертый»
Герберт Джордж Уэллс был для Оруэлла в детстве настоящим светилом, огромной планетой, игнорировать существование которой было совершенно невозможно. В эссе 1941-го «Уэллс, Гитлер и мировое государство» Оруэлл писал: «Сомневаюсь, что кто-либо другой из англоязычных писателей, творивших в период 1900–1920 годов, повлиял на молодое поколение больше, чем он. Умы всех нас, а следовательно, и физический мир, были бы совсем иными, если бы Уэллса не существовало»2.
Во времена обучения в Итоне Оруэлл с Конноли прочитали потрепанный сборник Уэллса «Страна слепых». По словам Конноли, на Оруэлла произвели впечатление «страшные, мрачные и моральные вопросы»3, поднятые Уэллсом в том сборнике. На летних каникулах, которые Оруэлл провел с семьей Буддиком в Оксфордшире, он читал «Современную Утопию» Уэллса. Джасинта Буддиком вспоминала, будто Оруэлл тогда говорил, что «может и сам написать подобную книгу»4. Первый опубликованный рассказ Оруэлла (что произошло во время обучения в Итоне) назывался «Взгляд в будущее»5. Это была история о восстании против общества научной теократии, написанная в стиле Уэллса. Оруэлл чуть было не встретился со своим кумиром благодаря связям своей тети Нелли, что была членом Фабианского общества, но встреча не состоялась. По словам Буддиком, Оруэлл «так расстроился, что я уже почти разуверилась в его способности улыбаться»6.
Для такого молодого, думающего и амбициозного человека, как Оруэлл, книги Уэллса являлись своего рода интеллектуальным динамитом, взрывавшим двери конформизма и серости английского детства, в котором каждый сверчок должен был знать свой шесток. Уэллс вышел из прослойки населения, находящейся гораздо ниже на социальной лестнице, чем родители Оруэлла, но, по мнению английского фантаста, не было ничего, чего нельзя было бы достичь при наличии воли и желания работать. Уэллс был графоманом, написавшим более ста художественных и научных произведений, а также сложно поддающихся классификации трудов, являвшихся гибридами этих двух жанров. Казалось, что Уэллс считал, что своим словом в состоянии сместить ось вращения Земли. «Я вынужден работать до седьмого пота, со всеми последствиями, которые из этого вытекают, а это потеря качества текста и его законченности»7, – писал Уэллс. У него всегда был непочатый край работы. Писателя называли «человеком, который предсказал будущее»8. И действительно, это он был первым, описавшим космические путешествия, появление танков, удостоверений личности, электрических поездов, использование энергии ветра и воды, отравляющих газов, атомной бомбы, строительство туннеля под
