Карниз - Мария Ануфриева

На смотровой площадке стоял вагончик с хот-догами. Он ел длинную сосиску меж двух булок, затейливо украшенную горчицей, и маленькая худая начальница отдела рекламы опять не выдержала:

– Поди прокорми такое тело! Вот муж кому-то достанется…

Не зная, похвалу она сказала или осуждение и с чего эту стерву беспокоит, что компьютерщик кому-то достанется, Ия враждебно покосилась на нее, но ничего не ответила. Благо, ответа от нее и не требовалось.

Зато она удачно и незаметно для группы пристроила свои розы в мусорное ведро за лотком с плюшевыми ушанками и расписными матрешками. Как будто их, роз, и не было, и знакомств с геями тоже не было, и Папочки не было, и вообще ничего не было. Она так и чувствовала себя, будто вчера окончила школу и идет в белом передничке с красивым старшеклассником.

Оставался последний переезд с вокзала имени несуществующего города, как рывок из прошлого в настоящее, а если смотреть глубже, из недавнего прошлого в прошлое стародавнее.

Прошлое и будущее перемешаны и встречаются лишь в точке настоящего. Для Ии они тоже смешались, стерлись, растворились, существовала лишь грань «здесь и сейчас», по которой она скользила, как вагон по монорельсовой дороге – конструкции вроде хрупкой, но вполне устойчивой.

Ночью в вагоне они опять смотрели в окно. Он рассказывал ей про маму, которая работает в магазине, и про отца, который повесился еще в начале девяностых, потому что задолжал рэкетирам крупную сумму, а отдать не смог.

С той августовской поездки работа обрела для нее другой смысл. Она горела и даже полыхала на работе, потому что весь день был одним сплошным свиданием.

В первую же неделю по возвращении своим прозревшим взглядом она обнаружила, что не одна млеет, когда под столом, едва умещая массивное тело, прилаживает отошедший от компьютера проводок именно он. Девчонки помоложе водят с ним дружбу, распивают чаи и подкармливают бубликами с маком и ром-бабами. А он, высокий, широкий, добродушный, всем улыбается, всем рад. Только что хвостом не виляет. Ну, точно ласковый щен, и как же похож на Депардье.

Сразу вслед за этим открытием некоторым сотрудницам отдела была явлена неслыханная милость руководства – подписаны заявления на отпуска, которые в их прогрессивной компании надо было выбивать, вытряхивать, выколачивать. Ия сама ходила к учредителям и разливалась соловьем о высоких нагрузках и необходимости полноценного отпуска для самых лучших работников, а потом, собрав тунеядок, чаще всех засиживающихся за столом с компьютерщиком, напутствовала их:

– Вам очень повезло, девочки, сейчас разгар бархатного сезона. Берите месяц, пока дают, и летите, девочки, летите отдыхать!

Ее благодарили за помощь и заботу, обещали привезти сувенирчики с морей, но ей был интересен только один сувенир – тот, что сидел в наушниках, уткнувшись в компьютер, или сосредоточенно в нем же ковырялся.

И вот грянул День здоровья. Модное словечко «тимбилдинг» тогда еще не вошло в обиход, да и могут ли болтание на веревке, сплав по порожистой реке и прочие забеги на короткую дистанцию сравниться с Днем здоровья!

Дня здоровья ждут целый год. Ко Дню здоровья покупают лучшие наряды. День здоровья проводится за городом. Место для него выбирают два месяца, а алкоголь закупают на двух машинах.

День здоровья объединяет коллектив и всегда показывает, кто есть кто, обнажает истинную сущность сослуживцев. День здоровья надо выстоять, пережить и не оказаться уволенным. Тех, кто здоровьем слаб, после первой бутылки тянет на откровения, правдивые разговоры и прочие некомандные излишества. Самый распространенный недуг – сказать начальству все, что о нем думаешь, – в День здоровья почему-то обостряется, а потому не все проходят испытание Днем здоровья.

На этот раз День здоровья проводился в Токсово. Золотой осенью выезд на природу особенно дорог сердцу, а если сердце еще и влюблено… Ия загодя постановила не пить и не прогадала.

Не отправленные в отпуск прелестницы из ее отдела оказались сражены крепленым вином даже раньше, чем она ожидала. Женский состав других отделов не отставал и вскоре, плавно раскачиваясь, отправился кормить зубро-бизонов, живущих в питомнике-загоне неподалеку от их корпоративного привала.

Пока офисные амазонки на нетвердых ногах с гиканьем преодолевали отделяющий их от бизонов пригорок, Ия и компьютерщик, не сговариваясь, словно невзначай, двигались в противоположном направлении. Пересеченная местность была им на руку.

Сначала они просто шли рядом, делая вид, что гуляют. Может быть, тоже хотят покормить заплутавшего бизона…

Когда листва за их спинами надежно сомкнулась, Ия углядела здоровенную сосну. Она оказалась шире спины компьютерщика, что через минуту подтвердилось, когда он прижался спиной к стволу и положил руки ей на плечи, мягко, но настойчиво опуская вниз.

Ослабляя ремень и расстегивая молнию на джинсах, она не спешила, с удивлением обнаруживая, что, оказывается, отлично помнит, как со всем этим и тем, что там, внутри, управляться. Все-таки соревновательный список из мужских имен не прошел даром.

Компьютерщик стоял, как на плацу, вытянувшись по стволу сосны, а перпендикулярно стоял другой ствол с ветвистыми прожилками вен, обтянутый тонкой кожей, увенчанный слегка подрагивающим от возбуждения набалдашником со стекающей прозрачной, вязкой каплей. Ия разглядывала его, как игрушку в магазине, и, как игрушку же, взяла, но не руками, а губами, потому что с такими нежными, доверенными тебе штуками надо обращаться аккуратно и пускать их глубоко, чтобы не выскользнули, не замерзли. Лучше всего им, как тропическим растениям, в жарком, влажном, темном местечке. Там они распускаются и цветут, а потом дают сок, беспомощно и отчаянно дергаясь меж стенок замкнутого пространства, словно ища выход, но на самом деле желая остаться.

Сверху до нее доносилось тяжелое дыхание, переходящее в такое же тяжелое молчание, сквозь которое тут же прорывался стон. Она вспоминала, как по-разному стонут мужчины, а иногда даже зовут маму, ойкают, быстро-жарко шепчут «я кончаю» или, наоборот, медленно «кааак жеее мнеее хорошооо».

Раздавался топот зубро-бизонов. «Неужели наши выпустили их? – проносилось у нее в голове. – И теперь бизоны их догоняют. Конец отделу». Но она понимала, что не бизоны это бегут, а пульсирует его сердце в паховой вене. Колотится, как будто бьет копытом.

Наконец он весь вытянулся, замер, потом задергался, сжимая руками ее голову, и обмяк. Она поднялась с колен и, стоя напротив него, глядя в глаза, медленно сглотнула, одновременно ловко укладывая, натягивая и застегивая внизу. Он еще раз шумно вздохнул и спросил:

– Можно я буду называть вас на «ты», когда никого рядом нет?

– Можно, – кивнула она и подтянула молнию на его ширинке. – Пойдем. Нас уже, наверное, хватились.

Когда они вышли из перелеска, возле красных пластиковых столов еще было пусто. Одни толпись вокруг мангалов и пытались дожарить последнюю партию шашлыков. Другие толкались возле ограды загона и пытались подманить зубро-бизонов. Животные пугались громких криков и лежали в центре своего ограждения, кося печальными коровьими глазами из-под грязных, лохматых челок, свалявшихся в один большой украшенный опилками колтун.

Только начальница рекламного отдела заседала на пластиковом стульчике и попивала коньячок, независимо и элегантно оттопырив в сторону мизинец.

– Прогулялись? – тонко улыбнулась она Ие, соображающей, отряхнула ли она хвою с колен. – Погодка хорошая! А что там, за пригорками, лесок?

– Такие же пригорки, – глядя ей в глаза, ответила Ия и опустилась на стул рядом.

Компьютерщик принялся наливать им коньяк.

– Вон, напились, – показала рекламистка глазами на стайку вчерашних студентов, весело спорящих c кадровичкой.

– Минус три, – сказала Ия, чувствуя большую ладонь стоящего позади компьютерщика под свитером на своей спине.

– Что минус три? – покачала рекламистка пластиковой стопочкой.

– Человека минус три. Она вчера на ковре у начальства была, – кивнула Ия на кадровичку. – Ей сказали троих уволить. Народу много развелось, говорят. Она сейчас выбирает, а в понедельник к собранию список подаст. Одного из твоего отдела уволит и двоих у меня. Вот дурачки, еще хорохорятся перед ней. Я же их предупреждала!

– Так со всеми? – удивился компьютерщик. – А меня не хотели уволить?

– Ну что ты, как тебя можно уволить, – повела плечами Ия и почти физически ощутила, как коньяк в желудке смешивается с густой белой жидкостью. Рекламистка солидарно хрюкнула, повела тонкими ноздрями и скосила глаза к рюмке.

Выехали с пикника поздно, долго собирали расползшийся по лесу и горланящий песни офисный молодняк, впервые отмечавший День здоровья и не знавший, что в кармане у кадровички лежит список, в котором отмечено присутствие и поведение каждого. Когда два автобуса отъехали с места стоянки, в лесу уже смеркалось, а в печальных, влажных, будто невидящих глазах зубро-бизонов отразились звезды, взошедшие на темном осеннем небе.