Карниз - Мария Ануфриева

Приехали они вовремя и поселились в огромной пустой гостинице на берегу Волги, напротив Ленинского мемориала. Башня в двадцать три этажа возвышалась над окрестными деревянными домиками.

«Ульяновск – город контрастов» – первое, что приходило в голову у подножия каменного монстра. Когда-то здесь кипела жизнь, приезжали делегации из социалистических стран и союзных республик, проводились съезды, слеты, сборы и все, что могло проводиться на родине вождя мирового пролетариата.

На смену былому многолюдью, многоголосью пришли тишина, запустение, сонный администратор в холле. В коридорах гуляли сквозняки, двери скрипели и хлопали. Поселили их почему-то на двадцатом этаже, который насквозь продувался волжским ветром. К вечеру почти вся группа оказалась простужена.

Ия тоже чувствовала себя больной, разбитой, несчастной и оттого маленькой. Хотелось капризничать, лежать в постели, натянув одеяло до подбородка, хныкать, хандрить и пить чай с малиновым вареньем. Она давала слабину ночами, воображая, что нежится в постели весь день, а утром мчалась по присутственным местам. Со времен Ильича здесь мало что изменилось: жизнь текла медленно и всячески сопротивлялась навязанному ей быстрому ритму. Стало казаться, что не уложатся они в отведенную на командировку неделю.

Но звонки учредителей и шипение в трубке бодрили сильнее, чем шипучие таблетки аспирина. До конца недели Ия доползла по-пластунски. По крайней мере, так ей самой казалось.

Отгремел арендованный духовой оркестр, улетели в высокое голубое небо над Волгой воздушные шары, открылся офис в Ульяновске. Последний день по традиции был отведен знакомству с городом и разному.

Экскурсия оказалась пешей, ленинские места располагались кучно, так что ходили они практически вокруг гостиницы. Ия накупила железных значков с Ильичем для Папочки и Люсьена, сфотографировалась в пионерском галстуке. Потом они катались по Волге на катере и на автобусе переправились на другой берег по императорскому мосту. Новый «президентский» мост тогда еще не был построен, его гигантский скелет тянулся с берега, на котором возвышалась гостиница, и обрывался на середине реки.

В автобусе Ия смотрела в одну точку – стекло за спиной водителя. Во время речной прогулки ее укачало, и теперь она глубоко дышала и не отвлекалась на мелькание по сторонам.

Впереди сидел компьютерщик и тоже смотрел в стекло. Она остановила взгляд на его глазах и думала о том, что, пожалуй, зря села в автобус. И немного о том, что глаза у него красивые, черные, и волосы черные, и немного он похож на Жерара Депардье своим массивным, неотесанным корпусом, и совсем он маленький – двадцать лет, а она – старая двадцатишестилетняя тетка. Они ехали по мосту, сцепившись взглядами в отражении, словно взявшись за руки, и опять стало хорошо, как в поезде, и хотелось, чтобы берег, как горизонт, все убегал вдаль, а мост разворачивался и разворачивался вслед за ним.

Вечером в самом модном магазине Ульяновска она купила короткую атласную розовую сорочку с кружевом на груди. В номере надела ее и долго стояла возле окна, вглядываясь в темноту и угадывая шум реки далеко внизу.

На обратном пути между поездами у них был почти целый день в Москве. Ия переживала, что простужена, нос ее распух от насморка, саднит и похож на розовый поросячий пятачок. Днем была назначена встреча с очередным потенциальным «отцом», с которым долго общались в Интернете и виртуально казались друг другу почти идеальной парой единомышленников. Они и впрямь могли составить пару – как правая перчатка перчатке левой.

Под выдуманным предлогом Ия оторвалась от группы, уже в дороге вспомнила, что «отцу» на днях стукнуло тридцать, заметалась в переходе метро в поисках подарка, ругая себя за забывчивость. Нашла подходящего случаю голубого плюшевого слоника, и даже милого, и с подарком под мышкой вынырнула из подземки на станции «Китай-город».

Новый знакомый уже ждал в сквере у фонтана. Ия подарила ему слоника, он ей – три бордовые розы и три часа витиеватого рассказа о себе. Приехал он в Москву из Калуги, где был почти первым человеком в городе, а если быть точнее – пятым. Работал в городской администрации третьим заместителем заместителя мэра. После очередных выборов власть поменялась, ну а новая метла мало того, что по-новому метет, еще и имеет множество прутиков с родственного куста, мести с которыми гораздо удобнее. Старая метла распускается, и ее прутики разносит ветром перемен в разные стороны, часто далеко от дома, потому что в родных краях они уже все подмели.

Таким прутиком и был недавний калужанин. В Москве он пообтерся, правда, еще не до лоска, а пока только до бодрой нахрапистости, свойственной новейшим жителям столицы. Его хватка была вполне ощутима и как будто искрилась в лучах августовского солнца, но на самом деле отражала свет ставших близкими кремлевских звезд.

Работал он в торговой фирме и никакого отношения к политике ни малой, ни, уж тем паче, большой не имел. Но фирма эта одним боком произрастала из пресловутого административного ресурса, что наполняло его энтузиазмом и верой в возвращение – не на Олимп, конечно, на олимпик. Карьера поднималась как на дрожжах. Возможно, потому, что сам он был похож на дрожжевое тесто. Пышный, рыхлый, холеный, умеющий как вовремя подняться, так и вовремя осесть.

Квартировал он в Бирюлево, его мальчик жил на другом конце Москвы и был то ли поваром, то ли танцором.

– Было бы хорошо завести лабрадора. Ну и ребенка, у меня хороший генофонд! Если сложить наши с тобой генофонды, – оглядывал он Ию и приятельски хлопал по плечу, – так вот если их… гм… сложить, у нас родится очаровательный ребенок.

Ия чувствовала, какая высокая честь ей оказана, и осторожно трогала пальцем треугольные бугорки шипов на стеблях роз. Она витала в облаках, бессмысленно улыбалась и почти забыла, зачем они встретились.

Сообщение о возможном скрещивании их генофондов вернуло ее на землю. Она принялась рассматривать собеседника и живо представила у себя на коленях наследника: пухленького, с рыжими волосинками на пальчиках-сосисках, несколькими реденькими перышками на круглой бугристой голове и почему-то с портфелем и в галстуке. А не приведи Господи, девочка…

Чем дольше она смотрела на своего заочного, найденного на просторах Интернета суженого, тем больше он оборачивался ряженым. Тем очевиднее для нее становилось, что дебелый самовлюбленный калужский москвич – последний гвоздь в крышку затеи с рождением ребенка от «себе подобного».

Прощаясь, Ия испытывала облегчение и, ей казалось, не меньшее облегчение испытывал ее трехчасовой визави. Все-таки лабрадор требовал гораздо меньшей подготовки и затрат, чем очаровательный инфант – продукт скрещивания генофондов.

Группу она нагнала на станции «Воробьевы горы». Покивала всем игривым комплиментам, какие полагалось выслушать в связи с появлением трех бордовых роз в ее руках, и зашагала в ногу с командированным отрядом, радуясь неизвестно чему.

Шагали к фуникулеру, который должен был вознести их на смотровую площадку Воробьевых гор, один из семи холмов Москвы. Компьютерщик поравнялся и сказал:

– Все уже по двое разбились, кто с кем поедет. Можно, я с вами?

– Можно, – пожала плечами Ия, еще раз удивившись его наглости. Все-таки они уже возвращаются, а в офисе субординация, нарушенная спонтанной «дружбой на выезде», всегда восстанавливалась.

Их «люлька» качалась и скрипела, медленно поднимаясь все выше. И вот тут, болтая ногами в воздухе над верхушками деревьев, между небом и землей Ия вдруг поняла, что влюбилась.

Она озабоченно оглядывалась назад на Москву-реку, проверяя, на месте ли она, будто та могла исчезнуть, да ведь и правда могла, коли такое творится. Пристально для вида изучала спины едущих в передней «люльке» и тоже болтающих ногами, будто это были какие-то особенные спины и ноги.

Впрочем, все стало особенным и по-особому значимым. Как космонавт в капсуле, Ия словно летела над другой, незнакомой, планетой с тремя розами в руке. Шипы кололи ладонь, она стискивала цветы, не замечая боли, и замирала от случайного прикосновения его руки.

Впереди хохотали, сзади снимали на камеру покачивающийся конвейер, несущий людей, как детальки. Кричали, чтобы они с компьютерщиком обернулись. Они оборачивались и делали смешные рожи, а Ия уже ревновала, что у кого-то он будет: в камере, на снимке, в мыслях.

На смотровой площадке стоял вагончик с хот-догами. Он ел длинную сосиску меж двух булок, затейливо украшенную горчицей, и маленькая худая начальница отдела рекламы опять не выдержала:

– Поди прокорми такое тело! Вот муж кому-то достанется…