Газета Завтра 33 (1185 2016) - Газета Завтра Газета

Казалось бы, простое чувство — порядочность. Но оно — тот камертон, тот голос совести, что подсказывает, как оставаться человеком. Слушаешь иных, думаешь: да люди ли они? Язык стирают, рассказывая, как в советское время терпели лишения и бедствия на правительственных дачных перинах с цэковскими пайками за щекой. А Губенко, мальчик из детдома, благодарен советской стране за то, что подняла его на ноги и отправила полноправным человеком в жизнь: "Я преклоняюсь перед поколением, которое сохранило меня и других детей-сирот".

А сколько людей он сам "поставил на крыло"! Сколько проектов поддержал как министр, как депутат. Скольким людям спас жизнь, вернул или сохранил здоровье, взяв на себя хлопоты по устройству в больницы, подыскивая специалистов…

Скольких людей вдохновил! Стал поистине судьбоносным. Певец Дмитрий Хворостовский в интервью признался: фильм Николая Губенко "И жизнь, и слёзы, и любовь" с исполнением в финале романса Иваном Козловским, прозвучавшая там кульминационным аккордом музыка, оперное пение — так его потрясли, что он захотел петь, прочувствовав, как музыка может воздействовать на человека. Конечно, не будь у Хворостовского такого голоса… Но не будь фильма Губенко — сценариста, режиссёра, столь точно сделавшего эмоциональные акценты, — певцом Хворостовский, возможно, не стал бы.

О Высоцком говорят много, пафосно. Порой рубаху на груди рвут: да мы с Володей, да я за Володю… Но многие ли сделали для памяти Высоцкого столько, сколько Николай Губенко? Спектакль "ВВС (Высоцкий Владимир Семёнович)" с успехом идёт и потому, что народ помнит и любит Высоцкого, и потому, что Губенко, создавший эту постановку, так подобрал материал, так продумал сцены, так прочувствовал каждую строку и каждую ноту, и сам исполняет одну из главных ролей. Это не спектакль-память — это спектакль-время: оно всегда есть. Оно всегда здесь и сейчас. Спектакль о Высоцком — это и о сегодняшней стране.

Театр, возглавляемый Николаем Губенко, многие годы — 16 лет — не получал государственного финансирования. Только потому, что не мазал грязью взрастившую его страну. Не издевался над прошлым. Все "театральные деятели", которые ратовали за рынок и клеймили "опеку государства", присосались к бюджету так, что пиявок нужно к ним на повышение квалификации посылать. Единственный театр не получал ничего — театр патриота и благодарного сына великой советской страны — Николая Губенко.

И почему он, выдающийся режиссёр, не снимает фильмы? Да кто из чиновников, распределяющих средства "на кино", ему, Губенко, с его позицией и отношением к делу, средства выделит? Вот если бы какую-нибудь русофобщинку, антисоветчинку, а то и два в одном — другое дело! Но разве от Губенко дождёшься? Неисправимый патриот!

Какой арсенал у актёра? Голос. Пластика. Мимика. "Слыхали ль вы?" Как говорит, как декламирует стихи, как поёт! Завораживающий, узнаваемый тембр. Хочется слушать и слушать. То успокаивает, почти убаюкивает, то вдохновляет, то пугает: в "Подранках" боишься за Алёшу, которому, вышедший из себя физрук Криворучко (в исполнении Николая Губенко), грозит: "Лучше отдай!"…

Пластика. Губенко занимался танцами, акробатикой и так владеет телом, что даже спиной "говорит". В тех же "Подранках" его спина неоднократно в кадре, и ты понимаешь, что этот Криворучко сейчас испытывает. А как он летает над сценой в спектакле "Арена жизни"! Как продуманно, при этом совершенно естественно, любое его движение! Всегда!

Мимика. Он не боится крупных планов. И всегда — разный. Из семи цветов он сделает сотню оттенков. Гнев, отчаяние, ирония, радость, злость, любовь… Не гримасничает, но одними глазами, да "движенье чуть видное губ".

Что такое авангард в искусстве? Феерический спектакль в театре "Содружество" "Арена жизни" (Губенко — автор сценария, режиссёр-постановщик, исполнитель главной роли) — это классика по Салтыкову-Щедрину, и в то же время — современная постановка. Язык, жесты, костюмы, декорации.

Он со-творец и с классиком Салтыковым-Щедриным, и с современником Высоцким. Он авторов собой не закрыл, но и не растворился в них. Прошлое сделал настоящим, узнаваемым, а не этнографическим парком. Губенко не боится современности, не боится работать с раскалённым металлом бурлящей повседневности, с её трагедиями и ужасами, её абсурдом и пошлостью. Он показывает нам нашу неприглядную жизнь. Не чтобы ужаснуть (хотя не ужаснуться нельзя), а чтобы побудить, изменить, улучшить.

Спектакль "Концерт по случаю конца света" поставлен по произведениям разных авторов. Однако это не концертные номера, не отдельные сцены — это монолитное произведение. Но чем наполняется пространство между строк, чтобы не слить авторов в "кучу малу", а сделать их строки цельным произведением? Как можно добиться того, чтобы театральный коллектив, который состоит из абсолютных индивидуумов, стал этаким народом? Чтобы граждане разных возрастов, вероисповеданий, взглядов стали народом, нужно их скрепить. Чем единится коллектив творцов, в котором каждый — индивидуальность?

Где человек берёт силы, чтобы всю жизнь — с прямой спиной, чтобы не дрожал голос? Кто — и надёжный тыл, и авангард? Николай Губенко признаётся: если бы не жена, я не только не состоялся бы, меня бы попросту не было — сгинул бы. Мы говорим "Николай Губенко", подразумеваем "Жанна Болотова". Более 50 лет вместе. Кто видел, кто слышал, кто знает — не надо и рассказывать о таланте этой редкостной актрисы, о красоте, об изысканности, об уме. Сам Николай Николаевич говорит: "Она даёт мне жизнь, у меня никого нет ближе. В моей судьбе Жанна сыграла основополагающую роль. Не было ни одной идеи, ни одной работы в театре, кино, на телевидении, которая прошла бы без её участия. Всё, что мною сделано, сделано вместе с ней. И благодаря ей. Жанна — очень образованный и трезвомыслящий человек, она знает значительно больше меня и много читает. Она — всё в моей жизни".

О самой Жанне необходимо писать, делать с нею передачи. Какой красоты это человек! Внешней и внутренней. Даже просто смотреть на неё — в фильмах, в жизни — эстетическое наслаждение. А слушать? А если посчастливилось и поговорить? Бриллиант речи: чистота, твёрдость, блеск.

Загадка, которую не разгадать мыслителям, учёным: как, создавая свои произведения после тысяч и тысяч художников, музыкантов, писателей, актёров, режиссёров, — теми же нотами, красками, словами создать своё? Оставить свой "отпечаток пальца" в искусстве? Чтобы — один! Чтобы — навсегда! Чтобы — ты! Тайна сия. Но в такой тайне — прелесть, притягательность и та самая волшебная сила искусства, сила русского театра. Когда открывается занавес, и ты — уже зажил другой жизнью. И всё для тебя — ново. Молча смотришь действие, но весь живёшь. И становишься иным: больше знающим, тоньше чувствующим. Ты преображаешься, ты чище и сильнее. Благороднее, умнее тебя сегодня сделал Николай Губенко — великий русский актёр и режиссёр.

Белый кот на воеводстве

Белый кот на воеводстве

Татьяна Воеводина

Политика СССР ГКЧП Общество

25 лет назад в России произошла революция. Вернее, бессильная попытка остановить сползание страны к революции. Этой попыткой и был приснопамятный ГКЧП. После его поражения (правильнее сказать, после исчерпания этой попытки, потому что и борьбы-то не было) дорога к революции была открыта. То, что было ДО — это была всё-таки советская жизнь, а что после — жизнь антисоветская. Вот это и есть революция — коренной поворот всего жизнеустройства: власти, собственности, хозяйства.

Что такое революция? По-советски — заря новой жизни. В советской картине мира, которую транслировала пропаганда, революция была чем-то непререкаемо прекрасным, светлым и святым. "У меня на свете две любимых — это революция и ты", — формулировал идеологически выдержанный советский поэт Евтушенко. "Наша Родина — революция, ей единственной мы верны", — распевали пионерские хоры.

Революция, учил марксизм, это замена менее прогрессивного строя на более прогрессивный. Это насильственный, иногда кровавый, но непременно шаг вперёд. В этом наивное наследие Просвещения: жизнь идёт вперёд, к лучшему, к прогрессивному.

А она идёт вперёд не всегда. Бывают и реакционные революции. Все революции в бывших советских республиках и странах соцлагеря были реакционные. Страны среднеразвитые, со своей промышленностью, наукой и образованным народом, стали в результате революций полуколониями.

При более углублённом взгляде, любая революция — это не заря новой жизни, это закат жизни старой. Это слом ветхой хоромины старой жизни, которую не сумели починить, чтобы избежать обвала.

Обвал старой жизни — это всегда результат чьей-то многолетней недоработки, отклонения от долга. "Пламенный реакционер" граф Жозеф де Местр, переживший и описавший Великую французскую революцию в книге "Рассуждения о Франции", считал революцию наказанием за грехи прошлого. В этом много правды.