Газета Завтра 33 (1185 2016) - Газета Завтра Газета

Теперь, когда он взял на себя бразды правления Российской империей, ему следовало подтвердить своё венценосное право. Империя нуждалась в расширении и утверждении, и он решил отправиться на её окраины. Его путь пролегал в Гималаи, к безымянной вершине, которую надлежало наречь Пиком Невзорофа. Глыбыч решил двигаться маршрутами известного путешественника Фёдора Конюхова. "Конюхов" — лошадиная фамилия, и с ней связаны представления о вкусном овсе и душистом клевере.

На проводах Невзорофа было людно. Ольга Бычкова отрезала у Невзорофа локон, а ему подарила серебряную ладанку со своей ресницей. Виталий Дымарский вызвался раздобыть для Невзорофа ездовых собак, которые оказались собачками Шувалова и не отзывались на возгласы Дымарского "цоб-цобе". Пришла проститься с Невзорофым монахиня Нектария, в миру Ксения Ларина. 

Среди провожавших были замечены главный редактор "Эха Москвы" Алексей Венедиктов и его дама сердца Леся Рябцева, которая погружала свою нежную руку в шевелюру Алексея Алексеевича в поисках там уха. В конце концов, ухо было найдено. И Леся Рябцева извлекала оттуда акции Газпрома и прятала их у себя на груди.

Явился Шнур, который вернулся из Милана, где был на гастролях. В театре Ла Скала он собрал на своих выступлениях весь цвет европейских меломанов и натолкал им в рот такое количество половых органов, что евроманы в течение месяца принимали отхаркивающее. 

Явились известный блогер Шендерович, носивший в правом ботинке ломтик плавленого сырка, и барышня Красовский, который переживал свою первую — восемьдесят четвёртую по счёту — любовь. Барышня Красовский тоже любила оперное пение, особенно оперу Пуччини "Севильский цирюльник" и арию, в которой многократно повторялось: "Пидаро здесь, пидаро там".

Невзорофа провожали под колокола и рыдания. По пути он сделал привал на ферме Маши Слоним. Маша ходила по двору в шлёпанцах и кормила гусей. Гуси приближались к Маше и общипывали голубоватый мох, которым порой обрастали её ноги. Невзороф провёл с Машей Слоним несколько упоительных дней. Но империя требовала подвига, и он продолжил свой путь. 

На этом пути его подстерегли напасти. На него несколько раз налетали разбойники из газеты "Завтра". Это были страшные бородатые мужики в рубахах навыпуск. От них пахло луком и лежалой селёдкой. Они размахивали кистенями и набрасывались на Невзорофа, пытаясь отобрать у него серебряную ладанку, в которой тот хранил ресничку, подаренную ему глазастой обаятельной Ольгой Бычковой. Невзорофа спасла его подземная покровительница богиня Астарта, она же Юлия Латынина. 

Недалеко от вершины, где дул морозный ветер, он набрёл на джакузи, полное льда. Из ледяной глыбы была видна очаровательная голая ножка вмороженной в лёд Леси Рябцевой. Александр Глыбыч собрался было ледорубом выкалывать Лесю Рябцеву, но подумал, что в этом виде она лучше сохранится.

Подходя к вершине, он услышал странные звуки, напоминавшие скрип падающих деревьев, брачный крик совы и вопли истязаемого на дыбе мученика. Кто-то на татаро-монгольском языке пел песню "Я люблю тебя, Россия, дорогая моя Русь". Этим певцом оказался Алексей Венедиктов. Прелестная Леся Рябцева погружала свою дивную руку в волосы Алексея, нащупывая там ухо. На этот раз она извлекла бриллиантовые часы, подаренные Венедиктову Песковым, и Венедиктов смотрел на них так внимательно, словно хотел угадать, через сколько минут наступит конец света.

Невзороф был поражён, удручён: его опередили, отняли победу. Пик носил имя Леси Рябцевой. В гневе Невзороф извлёк из своих красных австрийских панталон антенну веры, пытаясь снести этим устройством двух негодников, отнявших у него блистательную победу. Однако то ли из-за холода, то ли из-за низкого давления, какое обычно бывает на вершинах высоких гор, антенна веры не выдвигалась. 

Спуск с Гималаев был столь же продолжительным, как и подъём. Невзороф покинул гостиницу "Овсяный двор" в пору крещенских морозов, а вернулся, когда уже была весна. С крыши Зимнего дворца капало. Это были капли Вассермана. Сам же Вассерман восседал на кровле Зимнего дворца в характерном галифе с кожаной кобурой, в которую то и дело засовывал деревянный кольт. Вассерман был девственник от рождения. Рядом с ним Александр Глыбыч увидел Лесю Рябцеву, искусительницу и кокетку. Леся Рябцева погружала свою руку в галифе Вассермана, пытаясь обнаружить там то, что делало Вассермана девственником. Её поиски ничего не дали. В её ладошке оказалось семя льна, то самое семя, от которого не рождаются дети. Встреча Невзорофа и Вассермана ничем не напоминала встречу барышни Красовского с Элтоном Джоном.

Обнимая за талию монахиню Нектарию, Невзороф удалился в сторону конногвардейских конюшен.

Также: Лошадиная фамилия

Когда оживлённая особь восстала из праха и заговорила, первое, что она потребовала, чтобы её фамилия «Невзоров» кончалась на «ф», и перед фамилией употреблялась приставка «фон». Исследователи, не желая травмировать вновь обретённое существо, решили пойти навстречу, и действительно оно стало называться Александр Глебович Невзороф. Впрочем без приставки фон. Новоявленный Невзороф подвергся сложнейшим лабораторным преобразованиям. Прежде всего его завернули в кумранский свиток, написанный на пергаменте из свиной кожи, и держали несколько дней при температуре + 60 градусов. После чего рукописный текст с одной кожи перешёл на другую.

Неувядаемая роза

Неувядаемая роза

Михаил Кильдяшов

Книги Проханов техника Культура Общество

о романе "Кочующая роза"

Литературный процесс схож с процессом производственным. Это тоже поиск формы и выбор материала. Формы — прочной, вмещающей разнородные смыслы, выдерживающей давление и температуру времени. Материала — подлинного, без примесей фальши, добытого под толщами противоречий и сомнений, отделённого от всего второстепенного и сиюминутного.

Сплав времени и слова вливается в форму. Она накаляется, расширяется, из последних сил сдерживает поток. Писатель укрепляет, увеличивает форму, усложняет её конструкцию. Рассказ и повесть уже малы, не охватывают всего опыта и переживаний. Требуется иная композиция, иной сюжет, иные отношения с действительностью. Так появляется роман.

Далеко не каждый прозаик — рассказчик, очеркист, новеллист — способен стать романистом. И не потому, что ему не хватает жизненного опыта, таланта или терпения, а потому, что в таком творческом сознании реальность не готова сдетонировать. Роман — это всегда большой взрыв, распад жизни на атомы. И из этой расщеплённой Вселенной в романе рождается новая Вселенная, в ней возникает особый центр притяжения — образ, символ, идея.

Именно поэтому Александр Проханов — безусловный романист, даже в своих ранних повестях и рассказах. Прохановский роман — это сеть с крупными ячеями, поставленная на реке жизни. Это пашня, на которой малое зерно вырастает в обильный колос. Это соборный колокол, отлитый по никому не ведомому секрету. Это златоверхий сказочный град, возникший со дна озера.

Жизнь Проханова всеми своими силами стремилась к первому роману, одаривала автора "небывалым знанием и опытом". Журналистские блокноты с будущими очерками и тетради с набросками глав спаялись воедино, родили многогранный кристалл, стали "абсолютным контактом с новизной". Годы, люди, испытания стягивались в романе, как разрозненные материки к единому праконтиненту. Действительность бросила вызов писателю, и писатель принял его, посмотрел в глаза настоящему, которое "от нас всегда ускользает, размывается великим прошлым или великим будущим".

У романистов сложные отношения с настоящим. По мысли Михаила Бахтина, роман — это "зона максимального контакта с настоящим (современностью) в его незавершенности". Так, в любом романе, даже историческом, писатель повествует о незавершённой реальности. Он ставит точку, а реальность продолжает писать, потому время всякого романа — настоящее продолженное. И главная задача романиста — опередить реальность хотя бы на одну букву, поведать в новом слове о новой, нарождающейся цивилизации: "Нарождается новое слово, новейшее. Новая реальность, из-под праха, из-под всех обветшалых мыслей, из-под всех бурьянов, могил. Я видел сегодня её рожденье. Эта реальность пустила корень в нефтяные пласты и недра, до самой мантии, магмы. А соцветьем уходит прямо в космос, в кометы, в спектры сияний. Она фантастична, свежа, молода, как бабочка в радужных отсветах. Земля, как бабочка, сбрасывает пыльный покров, старый кокон, вырывается, обновлённая, в мирозданье! Это надо пережить и увидеть!".

Неслучайно первый роман Проханова "Кочующая роза" посвящён советской техносфере. Роман — это тоже конструкт со своими составными частями и сложным взаимодействием между ними. Техносферу Проханов начнёт изображать уже в первых книгах: "Иду в путь мой" и "Желтеет трава". Там, в рассказах и повестях, машина возникнет в деревенском патриархальном укладе, войдёт в природу, но не разрушит, не надорвёт её, а напротив, сольётся с ней в человеческом труде, умножит усилия человека, созидающего и постигающего природу.