ЛЕФ 1923 № 1 - Коллектив авторов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
сей
мир
верил
верую.
Вера.
Пусть во что хотите жданья удлинятся –
вижу ясно
ясно до галлюцинаций.
До того
что кажется –
вот только с этой рифмой развяжись
и вбежишь
по строчке
в изумительную жизнь.
Мне ли спрашивать –
да эта ли?
Да та ли?!
Вижу
вижу ясно до деталей.
Воздух в воздух
будто камень в камень
недоступная для тленов и крошений
рассиявшись
высится веками
мастерская человечьих воскрешений.
Вот он
большелобый
тихий химик
перед опытом наморщил лоб.
Книга –
«вся земля» –
выискивает имя.
Век XX-ый.
Воскресить кого б?
Маяковский вот…
поищем ярче лица, –
недостаточно поэт красив.
Крикну я
вот с этой
с нынешней страницы:
не листай страницы!
Воскреси!
Надежда.
Сердце мне вложи
кровищу –
– до последних жил.
В череп мысль вдолби!
Я свое, земное, не дожил
на земле
свое не долюбил.
Был я сажень ростом.
А на что мне сажень?
Для таких работ годна и тля.
Перышком скрипел я в комнатенку всажен,
вплющился очками в комнатный футляр.
Что хотите буду делать даром –
чистить
мыть
стеречь
мотаться
месть.
Я могу служить у вас
хотя б швейцаром.
Швейцары у вас есть?
Был я весел –
толк веселым есть ли?
Если горе наше непролазно
нынче,
обнажают зубы если
только чтоб хватить
чтоб лязгнуть.
Мало ль что бывает –
тяжесть
или горе…
Позовите!
пригодится шутка дурья.
Я шарадами гипербол
аллегорий
буду развлекать
стихами балагуря.
Я любил…
Не стоит в старом рыться.
Больно?
Пусть…
Живешь и болью дорожась…
Я зверье еще люблю –
у вас
зверинцы
есть?
Пустите к зверю в сторожа.
Я люблю зверье –
увидишь собаченку –
тут у булочной одна –
сплошная плешь –
из себя
и то готов достать печенку.
Мне не жалко дорогая
– ешь!
Любовь.
Может
может быть
когда-нибудь
дорожкой зоологических аллей
и она
– она зверей любила –
тоже ступит в сад
улыбаясь
вот такая
как на карточке в столе.
Она красивая –
ее наверно воскресят.
Ваш
тридцатый век
обгонит стаи
сердце раздиравших мелочей.
Нынче недолюбленное
наверстаем
звездностью бесчисленных ночей.
Воскреси
хотя б за то
что я
поэтом
ждал тебя,
откинул будничную чушь.
Воскреси меня
хотя б за это!
Воскреси –
свое дожить хочу!
Чтоб не было любви – служанки
замужеств
похоти
хлебов.
Постели прокляв,
встав с лежанки
чтоб всей вселенной шла любовь
Чтоб день
который горем старящ
не христарадничать, моля.
Чтоб вся
на первый крик:
– товарищ!
оборачивалась земля.
Чтоб жить
не в жертву дома дырам.
Чтоб мог
в родне
отныне
стать
отец –
по крайней мере миром
землей по крайней мере – мать.
Свободное искусство
Из немецкого журнала «JUGEND», декабрь 1922 г.
Триллионер Конрад Бумке за завтраком.
Сзади знаменитые певцы Баттистини, Шаляпин и Ядловкер хором исполняют утренний биржевой бюллетень.
Не иллюстрация ли к «150.000.000» Маяковского?
Под ним склоненные
стоят
его услужающих сонмы.
Вся зала полна
Линкольнами всякими
Уитмэнами
Эдиссонами.
. . . . . . . . . .
В тесном смокинге стоит Уитмен
качалкой раскачивать в невиданном ритме.
Имея наивысший американский чин,
«заслуженный разглаживатель дамских морщин»
стоит уже загримированный и в шляпе
всегда готовый запеть Шаляпин.
О. Б. В производство!
Родченко был беспредметником. Стал конструктивистом и производственником. Не на словах, а на деле.
Есть художники – они быстро усвоили модный жаргон конструктивизма. Вместо «композиция» говорят «конструкция»; вместо «писать» – «оформлять»; вместо «творить» – «строить». Но делают все то же: картинки, пейзажики, портретики.
Есть другие – эти не пишут картинок работают в производстве, тоже толкуют о матерьяле, о фактуре, о конструкции, но выходит опять таки стародавнее украшательство, прикладничество, петушки и цветочки или кружки и черточки.
И еще есть – они и картинок не пишут, и в производстве не работают, они «творчески познают» «вечные законы» цвета и формы. Для них реальный мир вещей не существует, им нет до него никакого дела. С высоты своих мистических прозрений они презрительно глядят на всякого, кто профанирует «святые догмы» художества работой в производстве, или другой области матерьяльной культуры.
Родченко – не таков. Родченко понимает, что в абстрактном познавании цвета и формы задача художника, а в уменье практически разрешить любое заданье на оформленье конкретной вещи. Родченко знает, что нет раз навсегда данных законов конструированья, а что каждое новое заданье надо решать по новому, исходя из условий вот этого индивидуального случая.
Родченко знает, что сидя у себя в мастерской ничего не сделаешь, что надо итти в реальную работу, нести свой организаторский дар туда, где он нужен, – в производство.
Многие взглянув на работу Родченко скажут: «какой же тут конструктивизм? чем он отличается от прикладничества»? На это отвечу: прикладник украшает вещь, Родченко ее оформляет. Прикладник расматривает вещь, как точку приложения своей орнаментальной композиции. Родченко видит в вещи подлежащий оформлению материал. Прикладнику нечего делать, если нельзя вещь украсить, – для Родченки полное отсутствие украшательства необходимое условие целесообразного построения вещи.
Не эстетические соображенья, а назначенье вещи определяет организацию ее цвета и формы.
Работы конструктивиста Родченко
Обложки к книгам
Проэкты кино-автомобилей
Трудно приходится сейчас конструктивисту-производственнику.
Художники от него отворачиваются. Хозяйственники досадливо отмахиваются. Обыватель таращит глаза и испуганно шепчет: «футурист!»
Много надо выдержки
