Прокурорский надзор - Юрий Лурье

Снова, уже в который раз!  вылетаю в Москву. Первый мой визит в «Литературную газету», которую с некоторых пор считаю своей заступницей. Принимает меня А. Б. Борин, один из сильнейших, на мой взгляд, журналистов, пишущих на правовые темы. После моего сбивчивого рассказа Александр Борисович «накручивает» Новороссийскую прокуратуру. Его интересует, какие такие «новые обстоятельства» открылись в моем деле. Видимо не получивший на этот счет никаких указаний «сверху» прокурор Терещенко простодушно сообщает, что «новых обстоятельств» в деле нет, а ему «дано указание проверить старый материал». Таким образом, мои предположения оправдываются и я спешу в прокуратуру РСФСР с заявлением, в котором прошу новое расследование провести где угодно, но только не в Краснодарском крае. Зональный прокурор Баграева заверяет меня, что как только прокуратура Новороссийска закроет дело, оно будет отозвано в Москву, где и будет рассмотрено со всей тщательностью. Хотя у меня и нет оснований доверять республиканской инстанции, но понимаю, что этот путь все равно придется пройти, и поэтому возвращаюсь домой. Недоверие же правоохранительным органам засело во мне крепко. И ставшие мне известными факты посещения Геленджка высокопоставленными чиновниками из прокуратуры РСФСР Ивановым, Суриным и другими, отдыхавшими в некоем «хитром коттедже» за чисто символическую плату, недоверие этого не рассеивают. Скорее наоборот, учитывая то обстоятельство, что летний отдых им организовал… Правильно, все тот же Быков!

Буквально через две недели после приезда в Геленджик я получаю основание для того, чтобы возгордиться своими аналитическими способностями. Я получаю из Новороссийска давно ожидаемое сообщение, что дело мое закрыто… по ст.6 УПК РСФСР!

Теперь остается ждать решения моей судьбы в Москве. Ждать приходится долго — почти два месяца. Но пришедший из республиканской прокуратуры ответ порадовал меня. Правда, вместо «ввиду отсутствия состава преступления» появилась новая формулировка: «ввиду недоказанности». Но в соответствии с Уголовно-процессуальным кодексом РСФСР, ст. 208 «ничем не отличается от других реабилитирующих статей, лицо в любом случае считается невиновным». Так что решаю не отвлекаться на мелочи, а добиваться полной СОЦИАЛЬНОЙ реабилитации. Тем более, что в документе присутствует фраза: «Краевой прокуратуре указано на необходимость решения вопроса в восстановлении на прежнем месте работы».

Но «крайпрокуроровцы» не спешат с этим самым решением. На мои запросы никто не отвечает. Ну, если «гора не идет к Магомету…» Еду в Краснодар. В кабинет заместителя прокурора края А. В. Пушкина проникаю, воспользовавшись потерей бдительности юной секретаршей. Внешне Александр Васильевич ничем не напоминает своего тезку и однофамильца. Но это именно тот Пушкин, чья подпись стоит под тем самым документом с извинениями… А также тот, кто так возмущался в беседе с корреспондентом «Советского спорта» в статье от 26 марта 1988 года произволом, допущенным правоохранительными органами города Геленджика. Помнится, тогда он обещал корреспонденту, что «виновные будут строго наказаны». Судя по всему, он имел в виду Страшный суд… Но, поскольку Апокалипсис постоянно отодвигается во времени и на скорую кару господню рассчитывать не приходится, мне хотелось бы знать, будут ли приняты какие-либо меры краевой прокуратурой. Застигнутый врасплох моим появлением во внеприемное время, заместитель прокурора края делает удивленное лицо, узнав, что бумагу, в которой перечислены страшные кары, свалившиеся на головы работников Геленджикской прокуратуры, я не получал. И тут же задает вопрос, почему я требую наказания прокурора Быкова, ведь он к моему делу отношения не имеет… Оказывается, в моем деле НЕТ НИ ОДНОЙ его подписи. А мои предположения не могут служить доказательствами… Стараюсь рассуждать логически. Хорошо, хотя я и знаю точно, что все, что произошло со мною на совести нашего прокурора, но, судя по всему, все «концы» он спрятал. Тогда давайте зайдем с другой стороны. Ведь он отвечал на мои жалобы? И на ответах, где он «не усматривает оснований для пересмотра дела» есть его подпись? Есть только три возможных причины: либо он некомпетентен (в чем я сомневаюсь), либо он, не вникая, просто «отписался» — хотя это его прямая обязанность — осуществлять прокурорский надзор за соблюдением ЗАКОННОСТИ, либо Быков имеет прямое отношение к моему делу. Во всех трех вариантах пахнет, как минимум, СЛУЖЕБНЫМ НЕСООТВЕТСТВИЕМ.

«А у Вас имеются эти ответы?» — задает вопрос Пушкин. «Ну откуда? Ведь согласно правилам обжалования я обязан посылать свою очередную жалобу в вышестоящую инстанцию, прилагая ответ на предыдущую. А в местах, где я находился, множительной техники нет…» «Ну вот видите, как же Вы можете доказать?» «Но ведь в деле должны быть копии ответов!» — теряю я терпение. «Их там нет», — заявляет мне блюститель законности. И добавляет: «Что же касается Вашего восстановления на прежнем месте работы, то восстанавливайтесь через суд». «А кто мне выплатит компенсацию за почти полуторагодичный вынужденный прогул?». «По-видимому, никто. Через суд Вам выплатят только за ТРИ ПОСЛЕДНИХ МЕСЯЦА,» — успокаивает меня Александр Васильевич. «Почему же меня не восстановили сразу после реабилитации?». «Вас отказался восстановить Краевой совет ВДФСО Профсоюзов». Вот те на! А почему мне не сообщили об этом раньше? Требую, чтобы меня сейчас, незамедлительно, ознакомили с письменным отказом. Пушкин нажимает какую-то кнопку на селекторе и, не дождавшись ответа, разводит руками: «Никого нет!» Не знаю, куда он звонил, но на часах чуть больше одиннадцати — самое рабочее время. Требую, чтобы мне была выслана копия отказа. С явным облегчением Александр Васильевич обещает выполнить мое требование и встает из-за стола, демонстрируя окончание аудиенции.

Мчусь в Краевой совет, в голове одна за одной рождаются злые фразы, которые собираюсь высказать председателю Новикову. Ведь буквально месяц назад Вячеслав Дмитриевич весьма тепло принимал меня в своем кабинете, говорил много хорошего, утверждал, что до сих пор меня все помнят как «„отца“ геленджикского бокса»…

Председатель крайсовета встречает обезоруживающей улыбкой, заверяет, что ни о каком отказе и речи не может быть. «Что они там мудрят…»

Из Геленджика снова пишу жалобу в прокуратуру РСФСР, настаиваю на окончательном решении моего вопроса. Требуемой копии отказа в восстановлении на работе я получить так и не могу. Ответ, как водится, получаю опять из крайпрокуратуры. В нем значится, что «вопрос о восстановлении может быть решен только через суд». Напрашивается мысль — а почему же этот совет мне не был дан сразу? Ведь тогда все это было значительно проще…

Встречаюсь в Геленджике со многими жертвами прокурора Быкова. Только за последние два года РЕАБИЛИТИРОВАНЫ вышестоящими органами тринадцать человек! Причем, все эти дела вела прокуратура. На сегодняшний день только по этим делам Геленджикским горфинотделом в порядке компенсации выплачена сумма, приближающаяся к 50 тысячам! Один из оправданных, Борис Браилов, (когда-то немного тренировался у меня) реабилитирован… ПОСМЕРТНО. Не выдержав «пресса», который ему создал следователь прокуратуры Примак, он ПОВЕСИЛСЯ. Заплаканная мать показала мне листок с извинениями от имени прокуратуры края. Здесь же приведено сообщение об ужасных наказаниях, обрушенных краевым правоохранительным органом на головы виновных. Кровь леденеет в жилах, когда подумаешь о том, что столь жестким санкциям прокурор города Быков и следователь Примак подвергаются уже далеко не первый раз. Им «СТРОГО УКАЗАНО»…

По моей инициативе собираемся с целью выработки общей программы действий. Ведь большинство реабилитированных не получили материальной компенсации и почти никто не восстановлен на прежнем месте работы. Пишем заявления, адресованные в московские инстанции — ЦК КПСС, Верховный Совет СССР, Прокуратуры СССР и РСФСР и другие. Кроме того, три экземпляра посылаем в Крайисполком, Крайком партии и Крайпрокуратуру. В заявлении излагаем требования о СОЦИАЛЬНОЙ реабилитации уже реабилитированных юридически лиц, а также наказания виновных в трагедии стольких семей.

И вот, через полтора месяца получаю конверт со штампом горисполкома. В нем — копия письма, ответа на запрос, сделанный из краевых инстанций. Подписанное заместителем председателя горисполкома Пономаревым и юристами горисполкома Кичановой и Тунян, оно сообщает «наверх», что письмо, написанное якобы потерпевшими, является ложью, так как у большинства из них дело закрыто по ст.208 УПК РСФСР («ввиду недоказанности вины»), что… «не является реабилитирующим основанием»… Что же касается вашего покорного слуги, то он вообще не реабилитирован, так как дело закрыто по ст.6 УПК РСФСР! И это пишется через год после того, как мое дело было закрыто прокуратурой РСФСР!