Я твоя (не) желанная истинная, дракон! (СИ) - Ларк Юна

Вереск резко выбросил кулак вперёд, впечатывая его в скулу своего брата и заставляя его замолчать. Тот отшатнулся, а затем бросился в бой, и двое мужчин сцепились в схватке, роняя мебель, скидывая вещи с полок и столешниц. Звон разбитого стекла и грохот падающих предметов наполнили комнату наравне с зелёными и синими всполохами магии, но ни один из братьев не мог победить другого. Ожесточённые звуки борьбы прервались громким высоким возгласом:

— Вы! Быстро прекратите! Оба!!!

В дверях, запуская в тёмную комнату луч света, появилась дама в переднике и чепце. Её заплаканные глаза сверкали гневом, как будто взглядом она хотела пронзить дерущихся мужчин молниями.

Вереск первый отпустил оппонента, отходя от него на пару шагов, и оправил сбившийся пиджак. Энклс же поднялся на ноги и хмуро отбросил со лба взлохмаченные мокрые волосы. Ничего не говоря, он обошёл Лорель и вышел прочь из кабинета, оставляя двух людей стоять друг напротив друга в гнетущей атмосфере.

Вереск поднял с пола очки и откашлялся, прежде чем глухо произнёс:

— Простите, госпожа Янир…

Лорель шмыгнула носом и вытерла его платком, а потом ответила:

— Не извиняйтесь. — Она помолчала, глядя, как Вереск осторожно осматривает треснувшие стёкла и погнутую дужку, и добавила тише: — Просто найдите мою девочку…

Стирая дрожащие в ресницах слёзы, она тоже вышла из кабинета и ушла в противоположную от Энклса сторону. А Деметрис Вереск остался один.

Он невидящим взором смотрел на очки, вновь погрузившись в оцепенелую неподвижность, и прислушивался к дождю.

Цепочка на очках слабо засветилась, передавая ему информацию о том, что Эмилия жива и восстанавливается. Но магия, полученная через отпечаток души, не может находить человека в пространстве. И всё, что Вереск мог — это ждать, когда девочка восстановит достаточно резерва, чтобы попробовать связаться с ней… через сны.

***

Кто бы меня ни искал, он сбился со следа.

Обострившиеся инстинкты подсказывали мне, куда повернуть, где наступить, как слиться с пейзажем. Что-то древнее и хищническое, забытое и далёкое, погребённое под пластами веков, социальных устоев и приличий, воскресло во мне, пока я плутала в ту ночь по лесу, убегая от дыма, огня и крови.

Возможно, когда ты дважды встречаешься со смертью лицом к лицу, что-то в тебе обязательно меняется.

Ты по-животному быстро поворачиваешь голову в сторону звуков и всматриваешься в темноту, не боясь её. Ты не жалеешь кроликов и птиц, нуждаясь в пище, и не избегаешь камней и веток, когда бежишь во всю мощь своих ног, нагоняя добычу.

Высота деревьев начинает казаться родной, когда ты привыкаешь карабкаться по древесным стволам и дремать на толстых ветвях.

А темнота пещер кажется уютнее родного дома.

Никогда ещё я не чувствовала себя свободнее, чем здесь.

В ту первую ночь я отыскала убежище под сводами разлапистого древнего дуба. Забравшись в прореху между широкими тёплыми корнями, выступающими над землёй, словно дуб вот-вот готовился выбраться из почвы, я укуталась в верхний слой своей юбки, отодрав её от платья. Это было не трудно, ведь вся моя одежда теперь была усеяна прорехами и дырами. Стоило мне утомлённо упасть на сухую листву, как я сразу провалилась в пустой, абсолютно чёрный сон.

И первая ночь закончилась лучами рассветного солнца, тронувшего мои веки. Проснувшись, я поняла, что тонкие стебли, странным образом проросшие от корней слева и справа, опутывают меня от шеи до ног. Впрочем, они никак не препятствовали моим движениям, и я легко скинула их с себя. Зато во сне мне было… тепло.

Когда стебли опали, я заметила остаточное сияние метки истинности на запястье, прежде чем оно окончательно погасло. Стало ощутимо прохладнее, туман подобрался к моим ногам, морозя кожу мелкими каплями воды.

Я поднялась на колени, осматриваясь. И поняла, что хоть вокруг ничего не изменилось, что-то было иначе…

Что-то изменилось внутри.

Ощупав живот и грудную клетку, сообразила: боль пропала. Я оттянула ворот платья и увидела зеленоватые синяки, некоторые из которых уже частично желтели. Может быть, я проспала несколько дней, поэтому они успели сойти?

Вряд ли… я бы умирала от жажды и голода, но в тот момент особого дискомфорта не испытывала.

И в целом, судя по всему, после полного освобождения от проклятого кулона моя магия восстанавливалась гораздо быстрее, чем раньше. За ночь, проведённую в корнях старого дуба, я даже успела подлечиться…

Возможно, это особенность боевой магии? Быстрая регенерация после травм. Звучит логично, ведь это очень помогало бы в бою.

Или… Я оглянулась на безвольные, мягкие зелёные листки и стебли, гревшие меня ночью.

Может, это какой-нибудь волшебный дуб? Я ведь ничего не знаю о флоре и фауне этого мира. Здесь возможно всё, что угодно. Даже дубы-врачеватели…

Я оставила эту загадку на потом и поднялась, осторожно оглядываясь. Мне нужно понять, куда дальше идти. Сейчас лес выглядел не таким мрачным, опасным и неуютным, каким я его увидела вчера, убегая от наёмников. Между стволов и листьев пробивался мягкий утренний свет, от травы и кустов то и дело поднимались какие-то крохотные огоньки, следом исчезая в воздухе. Лес дышал прохладой, воздух был напитан каким-то сладким привкусом свободы.

Я потратила этот день на то, чтобы освоить свои силы. Вспоминала, что чувствовала, когда случайно вызывала красные боевые искры, и раз за разом ставила опыты. Попытки проваливались одна за другой, пока наконец я не нащупала нечто странное, вибрирующее на подкорке сознания, когда мою душу наполняли тёмные мысли.

Я пыталась ещё и ещё, била самыми острыми и тяжёлыми воспоминаниями в эту точку, рождающую смутное ощущение тревоги и готовности к бою. И наконец, когда где-то рядом хрустнула ветка, я ощутила колючий адреналин, холод в пальцах, я ощутила угрозу и схватилась за это чувство, направляя удар в сторону шума.

Красная волна смела небольшой кустарник и несколько кустов рядом с ним, словно обагренный кровью ветер пронёсся над полчной, и на моей ладони взвилось красное пламя. Обжигающие волны магии понеслись вверх до плеча и вниз до пяток, оплели меня сверху донизу словно доспех.

Я тяжело дышала, а затем подняла голову и увидела, что прошло несколько часов и солнце уже в зените. Красные искры облизывали кожу, как будто готовые одновременно и укусить, и приластиться. А от переизбытка усилий я почувствовала зверский голод.

Рядом был родник, бьющий из-под земли, и несколько кустов, усыпанных ягодами. Но я не могла питаться только этим. И в тот день мне пришлось впервые охотиться на животных, чтобы прокормиться. На ходу обучаясь использовать магию для быстрого бега, прыжков и ударных волн, я иногда жестоко падала, но вставала тут же, ощущая, как начинают затягиваться раны.

Раньше я никогда не видела вживую, как животных разделывают от начала до конца, но пришлось научиться делать это самой острым осколком камня. Раздражение, проснувшееся от невыносимого голода, позволяло притупить жалость и отвращение.

Мизерный опыт, полученный в прошлой жизни в детских лагерях и паре походов на природу, однако, оказался полезен. Костёр оказалось довольно просто разжечь, если у тебя есть сильные руки, способные собрать и сломать тяжёлые сухие ветки и выбивать искры из камней.

Я запомнила местонахождение дуба и по оставленным насечкам могла теперь отыскать его с любой стороны. Решила, что раз меня не нашли в нём ни вчера, ни сегодня, то можно попробовать остановиться здесь ненадолго. Пока я не наберу припасов, чтобы отправиться в путь… куда бы то ни было.

К вечеру я уже была измотана донельзя. Научившись в какой-то мере чувствовать свою магию, я понимала, что где бы она ни хранилась, это хранилище сейчас опустошено.

Более-менее сытая, я умылась в ручье и напилась оттуда воды. Следом захотела сполоснуть волосы, но заметила, что они безнадёжно спутались, а к прядям налипла грязь.

Тогда я решительно взяла осколок камня и отрезала хвост волос почти под корень. Неровные пряди защекотали шею, кожа покрылась мурашками от того, что стала открыта ветру. Ненужный теперь пучок волос я сжала в руках, чувствуя некоторую грусть. Они как будто связывали меня с теми жизнями, что закончились. И прошлой, и здешней, до побега.