Сокровища Рождественского монастыря - Ольга Баскова

Пелагея прижала руку к сердцу:

– Закопать?

– Да? именно так, – подтвердила игуменья. – Нужно вырыть три ямы в разных местах, и тогда им будет трудно что-нибудь найти.

Быстрым шагом она направилась в храм, и монахини засеменили за ней в своих длинных черных одеяниях. В тот же день послушницы и работники монастыря, возглавляемые Эсфирью, принялись за дело.

Вскоре три ямы были засыпаны и утрамбованы, но ценностей оставалось так много, что одной подводы, которую все же удалось найти, явно не хватало.

Игуменья снова заметалась по монастырю, вызвала десять самых доверенных монахинь, и под покровом ночи женщины спрятали сокровища в тайниках – в трапезной, усыпальнице князей Романовых – Ростовских и кладовой под колокольней. Оставшееся добро погрузили на подводу, и на следующий день Эсфирь вместе с послушницами покинула Москву, оставив в обители десять монахинь. Александра по-прежнему носила раненым скудную еду и, прибегая в монастырь, с ужасом рассказывала, что французы с каждым часом приближаются к столице.

– Что же делать? – она в отчаянии заламывала руки, и однажды Пелагея, не бросившая подругу, указала на икону Николая Чудотворца.

Строгий лик святого сочувственно смотрел на монахинь, серебряные ризы поблескивали, отражая пламя свечей, и сестра прошептала:

– Он нам поможет, он нас не оставит.

Александра встрепенулась: старинная икона словно наполнила ее жизненной силой:

– Я знаю, что делать. Зови всех в храм.

Пелагея побежала на грядки, где монахини вместе с казначеем копали картошку.

Когда все собрались в церкви, Александра указала на Николая Чудотворца:

– Сестры, нам не на кого уповать, кроме как на Бога и святых. Я чувствую, они не оставят нас в беде. – Она опустилась перед иконой на колени и перекрестилась. – Вы слышали, что крестные ходы всегда помогали в трудные дни. Нужно взять эту икону и каждый день обходить монастырь с пением акафиста.

Женщина обвела всех просветленным взглядом и увидела, что монахини с ней солидарны: на их лицах заиграл румянец.

– Завтра, после утренней, – добавила Александра. – Вот увидите, все будет хорошо.

Глава 20. Приморск, наши дни

Тамара лежала рядом с Артемом на двуспальной кровати в прохладном номере горного мотеля и гладила его по волосатой груди.

– Мы получим деньги, – ее рука, как мотылек, порхнула на лицо любовника, прошлась по хрящеватому носу. – Вика откажется от клиники и заплатит. Скажи, куда мы рванем, когда станем богаче, минимум на пять миллионов, и отпустим мальчика?

Артем приподнялся на локте, и его черные глаза полыхнули ненавистью:

– Мы никого не отпустим. Никто не отпускает свидетелей, видевших похитителей.

Полные губы женщины задрожали:

– То есть как? Мы же пообещали.

– Нам нужно было что-то пообещать, – буркнул Артем. – Ребенок помешает нам скрыться.

Тамара скрипнула зубами:

– Кто это сделает? Ты?

Он пожал плечами.

– Почему бы нет?

– Это пожизненное, Артем.

Мужчина вдруг улыбнулся:

– Ты ничего обо мне не знаешь. Свое пожизненное я уже заработал много лет назад. Одним больше, одним меньше – какая разница.

Ей стало не по себе:

– Ты так спокойно говоришь об этом!

– Это потому, что я спокоен! – взорвался он. – А у тебя два пути – остаться со мной и смириться с тем, что я сделаю, или умереть вместе с этим ребенком.

Тамара вытаращила глаза:

– Ты готов меня убить после всего, что я для тебя сделала?

– Почему бы нет? – каждое слово било отбойным молотком. – Ты тоже свидетель. Стоит полиции захватить тебя, как ты расколешься.

Женщина вздохнула:

– Значит, у меня нет выбора!

Глава 21. Российская Империя, 1812 г

Монахини с пением акафиста и иконой Николая Чудотворца каждый день обходили вокруг монастыря, надеясь на чудо. После этого несколько молодых послушниц залезали на крышу и, щурясь от скудных осенних лучей, смотрели вдаль.

Второго сентября девушки заметили приближавшееся войско и закричали:

– Солдаты, солдаты, да словно не наши!

Они не ошиблись: французское войско вступало в Москву. Иноземцы входили в древнюю столицу на удивление тихо: безлюдье Москвы произвело на них гнетущее впечатление, их охватывали страх и тревога.

А потом раздался барабанный бой, отдавшийся эхом от пустых домов. Казалось, вход в Москву, оставленную жителями, не предвещал ничего доброго.