Чужими голосами. Память о крестьянских восстаниях эпохи Гражданской войны - Наталья Борисовна Граматчикова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Враждебное окружение побудило артельщиков в 1921 году предпринять попытку колонизации новой территории — переданных им бывших владений помещика Трофимова (Марьяшинский хутор) в Чигоракской волости. Однако там, помимо непривычного ландшафта («Кондоиловец привык к открытым, просторным полям. Здесь же кругом мрачный лес и за каждым кустом чудится притаившийся бандит» — с. 42), голода, их ждал привычный конфликт: «Русановских бандитов поменяли на здешних — чигоракских, грибановских» (с. 43). Однажды к группе работавших в поле артельщиков подошел заросший щетиной незнакомец. Встревоженные артельщики решили его обыскать, завязался конфликт, в ходе которого незнакомец был убит. Документов при нем не оказалось, так что «по распоряжению борисоглебского уголовного розыска труп зарыли в лесу и только» (с. 44). После этого артель стала объектом слежки со стороны неизвестных, которая закончилась налетом банды «какой-то Маруси» на хутор. Строения были сожжены, артельщики приняли решение вернуться в Новорусаново.
События периода общей послереволюционной турбулентности — это различные общественные съезды, сбор урожая, стычки с «бандитами» и установление дружественных связей с другими коммунами. «Дача» была наиболее удачливой, но не единственной коммуной в окрестностях. Говоря о ранней истории коммуны, И. В. Кузнецов сообщает и о двух других аналогичных институциях, бегло касаясь взаимоотношений с ними. «По соседству возникло два новых коллективных хозяйства — артель „Заря“ и коммуна „Утро“. Недород поставил под вопрос само их существование. Сто пудов зерновых „Дача“ выделила из своих скудных запасов, чтобы спасти эти росточки нового от неминуемой гибели» (с. 32). Примечательно, что такого рода взаимопомощь могла осуществляться только коммунами и артелями[232].
До поры обходит молчанием И. В. Кузнецов отношения с более близким «росточком нового» — совхозом, в пользу которого были реквизированы земли и хозяйство усадьбы Кондоиди. Если «Заря» и «Утро» могли рассчитывать на помощь от «Дачи», чтобы устоять, то «обосновавшийся в нем [то есть в имении Кондоиди] после революции совхоз никак не мог взяться за силу. Более того, к середине 1921 года антоновские банды вкупе с ночными татями из местных жителей вообще доканали его» (с. 49). По каким-то причинам до подавления восстания артель не могла рассчитывать на земли усадьбы. Но сразу после оказалось, что имение Кондоиди «постоянно привлекало внимание» артельщиков, у которых как новорусановцев были «какие-то наследственные права» на земли, обрабатываемые их предками. «Подбор ключей» от усадьбы занял несколько месяцев. Сначала земли и постройки совхоза были переданы артельщикам в аренду (что вызвало раскол, четыре семьи ушли и создали собственную артель «Дача-2»), а вскоре и в вечное пользование. Совхоз был ликвидирован, артель вскоре стала коммуной и просуществовала в таком виде до 1934 года[233].
Описание событий Тамбовского восстания И. В. Кузнецовым представляет очень необычный для подобной литературы ракурс. Артельщики, будущие коммунары, оказываются как будто на обочине разворачивающихся событий. Их недолюбливают и не понимают рядовые жители сел, против них активно действуют банды (причем именно против них, а не за Антонова), красноармейцы и чоновцы кажутся временными союзниками и представителями власти, но никак не «своими». Противостояние восставших и советской власти оказывается фоном для описания истории коммуны. Конфликт, который позже будет представляться как основной, здесь лишь дополняет и без того непростую обстановку в селах Тамбовщины.
Ландшафт памяти, создаваемый И. В. Кузнецовым, резко отличается от утвердившегося в 1960‐х годах (времени написания мемуаров). Это касается не только описания сторон конфликта (в котором «крестьянская» сторона кажется более человечной, чем «советская»), но и представления о его жертвах. Кузнецов и безымянный комментатор рукописи сохраняют имена и численность крестьян и повстанцев, игнорируя жертвы со стороны подавителей восстания. При этом язык описания и общий уровень обобщения практически всегда каноничен (исключение — использование нехарактерного для советской литературы термина «повстанческая армия» применительно к антоновцам). В этом смысле И. В. Кузнецов не уклоняется от доминирующего нарратива.
ПАМЯТНИКИ — СВОИ И ЧУЖИЕ
Специфика нарратива И. В. Кузнецова становится более осязаемой, если рассмотреть его в контексте культуры памяти о периоде начала 1920‐х годов, сложившейся в соседних деревнях и населенных пунктах.
Как уже говорилось, мои наблюдения основаны на результатах полевого исследования сел Жердевского района, проведенного в мае 2018 года в рамках проекта «После бунта». В ходе исследования были собраны полуструктурированные интервью с учителями, краеведами, активистами, старожилами — всеми, кто мог сказать хоть что-то о восстании, а также были изучены памятники и другие артефакты мемориальной культуры округи[234].
В границах Жердевского района историки обнаруживают почти все типы событий, характерных для Антоновского восстания: нападения антоновцев (дезертиров) на продотряд (Туголуково), рейды красной конницы и бои за деревни (Жердевка, Каменка), оборона бронепоезда под Жердевкой, крупное сражение с участием Г. К. Жукова (бой под Вязовом), партизанская война и расстрелы заложников[235]. Такая насыщенная история ранних 1920‐х годов коррелирует с количеством памятников убитым красноармейцам и продотрядовцам — они есть почти в каждом населенном пункте. При этом осведомленность местных жителей о восстании невысока.
В середине 2010‐х уроженка села Новорусаново, возглавившая отдел по делам культуры администрации Жердевского района, проводила опись всех памятников событиям Гражданской войны и восстания, стоящих на балансе администрации. В списке (включающем и отсутствующие в реальности монументы) находятся десять памятников. Даты установки памятников не указаны в официальных документах. По рассказам местных жителей, большинство из них восходит к могилам, упорядоченным сразу после восстания, однако стилистически (обелиски со звездами или без них) они ближе к послевоенному монументальному стилю. Сопоставление старых фотографий монументов, фотографий середины 2010‐х и состояния памятников на момент исследования не оставляет сомнений в тенденции. Сельские памятники стремительно разрушаются от времени и «ремонтов». От некоторых сохраняются лишь основания, наспех нанесенная краска на других скрывает посвятительные надписи так, что многие уже затрудняются определить, кому они посвящены. Памятник в Жердевке пропал вовсе (фотография середины 2010‐х годов иллюстрирует болотистое состояние места, на котором он стоял). Особенно покинутыми памятники событиям Гражданской войны выглядят на фоне недавно приведенных в порядок монументов в честь бойцов Великой Отечественной войны (как правило, и те и другие
