История письменности. От рисуночного письма к полноценному алфавиту - Игнас Джей Гельб

легкими для изображения знаками, которые передают слова, такие же или похожие по звучанию на первые. Так, шумерское слово ti, «жизнь», которое трудно нарисовать знаками, этот прием позволяет передать при помощи знака «стрела», который обозначает в шумерском слово ti, «стрела».

И наконец, последний метод состоит в добавлении фонетического, но не семантического элемента к знаку для облегчения его верного понимания. Так, по-китайски знак «рука» теоретически может обозначать слова «рука, управлять, дотянуться, нести» и т. д., и, чтобы выразить слово ган, «нести», к знаку «рука» присоединяется слог гун, указывая, что его следует читать ган. Эти фонетические элементы в письменностях Ближнего Востока называются фонетическими индикаторами. Несмотря на то что они не являются абсолютно необходимыми для написания слова, в полностью сформированных системах словесные знаки очень редко встречаются без своих фонетических индикаторов. Фонетические индикаторы могут стоять перед словом или после него, и в каждой системе это диктуют те или иные традиции и предпочтения. В египетском письме фонетические индикаторы могут окружать знак слова, в месопотамском и хеттском они обычно следуют за ним. Кроме того, можно наблюдать разные варианты в том, что касается длины фонетических индикаторов. В египетской и хеттской системах фонетические индикаторы могут полностью повторять словесный знак, в месопотамской явно преобладают частичные фонетические индикаторы. В китайской системе ситуация несколько иная. Там фонетический индикатор, будучи добавлен к знаку слова, остается с ним навсегда, образуя единый словесный знак, состоящий из двух элементов. Подавляющее большинство китайских словесных знаков относится к этому классу. Возникновению множества знаков этого класса способствовал преобладающе односложный характер китайского языка и проистекающая из этого факта краткость фонетических индикаторов. Это явление – не уникальный случай в истории письменности. В шумерском языке мы также находим несколько знаков, которые часто состоят из основного и фонетического элементов, как, например, знак в виде головы животного, который после добавления силлабограммы za читается как aza, «медведь», а после добавления ug5 обозначает слово ug, «лев».

Так называемые «фонетические комплементы» возникли в качестве фонетических индикаторов, присоединяемых к основному знаку для облегчения его понимания, как, например, в написании gulul или gul-ul для gul в шумерском и ṭâbab или ṭâb-ab для ṭâb в аккадском. Из этого второстепенного положения фонетические индикаторы поднялись до равного положения с теми знаками, к которым они присоединялись, что в итоге привело к сокращению основных знаков до более коротких, например gu(l) или gu и ṭa(b) или ṭa соответственно. Об этом принципе редукции уже говорилось. В египетском прикрепление полных фонетических индикаторов к логограммам со временем изменило значение этих основных логограмм, сделав их семантическими детерминативами. Именно их египтологи называют «специфическими детерминативами», как, например, ɔxsxḥx ЖАТb, где детерминатив «жать» встречается только в слове «жать», в отличие от неспецифических детерминативов, таких как «идти», которые встречаются со всевозможными словами, выражающими движение.

Только в заимствованных системах письменности мы находим класс знаков, который не основан ни на одном из шести рассмотренных выше классов. Этот класс знаков, который я называю «аллограммами», включает в себя логографические, слоговые и алфавитные знаки или варианты написания одного письма, которые используются в качестве словесных или даже фразовых знаков, заимствованных для другого письма. Так, например, шумерский знак lugal, «царь», употребляется вместо аккадского šarrum, «царь»; аналогичным образом, шумерские написания in-lá-e, «он отвесит», in-lá-e-ne, «они отвесят», стали заменять išaqqal, išaqqalū, «он отвесит/они отвесят» соответственно в аккадской письменности, так же как шумерское igi-lú-inim-inim-ma употреблялось вместо аккадского ina maḫar sîbī, «при свидетелях». Есть сотни примеров такого рода словесных и фразовых знаков, которые вполне можно было бы называть шумерограммами, так как они представляют собой шумерские написания. Точно так же в хеттской клинописной системе с той же целью регулярно используются аккадские написания. Среди сотен примеров можно назвать аккадское id-din, соответствующее хеттскому pešta, «он дал», аккадское a-na a-bi-ia вместо хеттского atti-mi, «моему отцу» и т. д. Смешанный тип представлен написанием dingir-lum, где шумерское dingir, «бог», плюс фонетический индикатор – lum соответствует аккадскому ilum, «бог», и в целом заменяет хеттское слово šiwanniš с тем же значением. У этих так называемых шумерограмм и аккадограмм есть параллели гораздо более позднего периода, а именно использование арамеограмм в персидском письме пехлеви, где, например, арамейское слово malkā, «царь», выступает вместо персидского šāh, «царь». Еще более поздний пример подобного написания мы видим в современном чтении латинского etc. как «и так далее» и прочих подобных случаях. Еще одна удачная параллель – написание слова god, «бог», латинскими буквами вместо слова agaiyun с тем же значением в одной из письменностей, введенных недавно у аляскинских эскимосов.

Иногда на значение могут указывать не только словесные знаки, образованные при помощи разных методов, но и так называемые принцип позиции и принцип контекста ситуации, о которых мы подробно говорили выше.

Из этого краткого рассмотрения различных классов словесных знаков с очевидностью следует, что один знак может выражать и на самом деле выражает множество разных слов. Один знак может обозначать не только группу слов, связанных по смыслу, но и – с появлением фонетизации – слов, сходных по звучанию, но не связанных по смыслу. Это простая логография в чистом виде. В отличие от семасиографии, в которой такой знак, как СОЛНЦЕ, передает значение «солнце» и все связанные с ним идеи, например «яркий, свет, ясный, блестящий, чистый, белый, день» или даже «солнце светит, день настал» и т. д., в логографии знак имеет лишь столько значений, сколько существует слов, которые привычно и традиционно с ним связаны. Так, в шумерском языке знак СОЛНЦЕ выражает не менее семи слов, и все они связаны с основным смыслом «солнце», а в китайском знак СОЛНЦЕ сам по себе обозначает только слова «солнце» и «день», тогда как слово цин, «чистый, ясный», выражается комбинацией знака «солнце» со знаком «цвет»; слово мин, «яркий, блестящий», – комбинацией знака «солнце» и «луна»; а слово «белый» – знаком с неизвестным смыслом, очевидно не имеющим никакого отношения к солнцу. Аналогично, в египетском слова «солнце, день, белый, свет» передаются рисунком солнца, но слово txḥxnx, «сияющий», записывается другим знаком, отличным от знака солнца. Нет таких логографических систем, в которых знак может обозначать определенную идею со всеми связанными с нею ответвлениями, так же как нет практически ни одного случая в этих знаковых системах, когда знаки, будучи написаны, не предназначались бы для выражения слов или, будучи прочитаны и истолкованы, не соответствовали бы словам речи. Почти все такие случаи, которые большинство филологов называют «идеографией», оказываются при близком рассмотрении ошибочными. Когда автор хочет выразить слово с