Грюнвальдский бой, или Славяне и немцы. Исторический роман-хроника - Гавриил Александрович Хрущов-Сокольников

Болеслав. Князь не решится идти против всего народа и против своего языческого криве-кривейто. Сожгите его громы небесные! Он не решится бросить моему отцу и всей Польше оскорбления, выдав дочь теперь за москаля, хоть будь он самим великим князем московским!

— Да и дьявольский криве не позволит! — заметил граф Мостовский.

— Ну, об этом ещё можно поспорить, — засмеялся капеллан, — стоит только хорошенько попросить да принести обычные и чрезвычайные жертвы и неразрешимое тотчас разрешится!

— Не меряй всё, отец капеллан, на свой локоть, — сказал второй сват, — я давно знаю криве-кривейто Лидутко, это сын старого Лидзейки, что был при Гедимине. Он пошёл в отца, а того всеми клейнодами короля святого Стефана не подкупишь, даром что язычник. Это не то, что наши прелаты.

— Не изрыгайте хулы на служителей алтаря! — торжественно проговорил капеллан, — кому неизвестно, что сам криве-кривейто Лидзейко разрешил знаменитой Бируте выйти за Кейстута? А она была вайделоткой! Кто же мешает сделать это и теперь? Криве-кривейто налицо, новый жених тоже. Она поклялас — так криве разрешит клятву, а князь Вингала созовёт гостей на брачный пир! И овцы целы и волки сыты, и пресветлейший князь Болеслав получил гарбуза, а коли все довольны, я и подавно!

— Молчи, змея! — крикнул на него князь мазовецкий, — не растравляй свежей раны!

— О, ясный пан, моё дело не растравлять, а лечить раны душевные. Уж если не суждено нам обратить эту закоренелую язычницу в лоно христианской римско-католической церкви, — единой, истинной! — капеллан возвёл лицо горе, — так уж лучше совсем вырвать воспоминание о ней из груди такого витязя и борца христианства, как ваша ясная милость! Я думал, что задевая ваше самолюбие, я воздвигаю между вами вечную преграду, что вы тем скорее забудете думать о язычнице.

— И не достиг цели! О, я и теперь вижу, как сверкнули, остановившись на мне, её чудные глаза. Я ещё теперь вижу их перед собой. Нет, никогда мне не забыть её дивной красоты! — с жаром проговорил князь мазовецкий.

— О, я теперь уверен, что она чаровница, она заколдовала князя. Надо будет в первой каплице /часовне/ отслужить «Те Деум», и помолиться святому Станиславу, патрону всей Польши, может быть, он снимет чары. В Литве, особенно у этих проклятых язычников (да искоренит их Господь с лица земли!) ещё живёт таинственная наука приворожить человека и заставить его сохнуть и страдать от любви! Одно спасение — Те Деум[32], святая вода и молебен святому Станиславу!

Капеллан говорил с убеждением. Надо помнить, что в тот век вера в колдунов, ведьм и тайные науки была в полном разгаре и влекла на пытки и костры тысячи невинных, обвинённых в волшебстве и волхвованиях.

Князь мазовецкий прервал своего духовного отца.

— Нет, отец Амвросий, нет, не любовь осталась в моём сердце, не любовь, а месть. О, я бы дорого дал, чтобы выместить этой упрямой девчонке оскорбление, нанесённое в моём лице всему нашему роду!

— Отомстить? Хе-хе-хе! — засмеялся капеллан, — это вещь очень возможная… У меня сейчас блеснула удивительная мысль! О, как можно отомстить, зуб за зуб, око за око!

— И ты не увлекаешься, святой отец? — быстро спросил князь мазовецкий, — научи, озолочу! Мести, только одной мести, просит моя душа! Говори, говори, святой отец.

Вместо ответа капеллан сильнее подогнал своего коня, князь за ним последовал, и чрез несколько минут они шагов на 40 опередили своих спутников. Тогда только решился заговорить отец-капеллан.

— Итак, ясный ксёндже, вы желаете отомстить? Я по этому порыву узнаю кровь Пястовичей. Никогда не прощать ни одной обиды. Это хотя не по-христиански, но с язычниками разве можно поступать иначе?.. Мой план — страшный план, смотрите, чтобы не раскаиваться после!

— Говори, говори, и если бы мне пришлось призвать на помощь адских духов, запродать им свою душу, я готов, готов! — с жаром перебил его князь.

— Зачем душу губить, надо спасти душу, ясный ксёнже! Я так думаю, не захотела панна Скирмунда быть женой такого ясного пана, как ксёнж, так пусть будет она наложницей!. Не хотела волею, силою окрестить можно! Выкрасть княжну и тогда…

— Что ты говоришь! Да разве это возможно? Король Владислав (Ягайло) так дорожит миром с Литвой! Нет, это невозможно, такой поступок поднимет всю Жмудь и всю Литву, как одного человека.

— Эх, ясный ксёнже, мой дорогой сын духовный, есть на свете великая наука — дипломатией называется, а учит она, как чужими руками из огня без ухватов горшки вынимать… Вот я призвал её на помощь и додумался: как бы это отомстить упрямой княжне и её дикому отцу побольней, да чужими руками, и вот какая мысль мне пришла. Говорить, что ли?

— Говори, говори, ты будишь моё любопытство, ты воскресаешь мою надежду! — Говори! Я сказал, озолочу — а моё слово…

— Дороже червонного золота! — умильно и льстиво перебил капеллан. — Ну, так извольте слушать, но чтобы кроме нас двух никто не подозревал тайны.

Князь поднял руку, как бы желая поклясться. Капеллан продолжал:

— Вашей милости известно, что единственное место, где горит огонь, треклятый Знич, у этих поганых язычников и остаётся, это в Полунге, на морском берегу. Путь туда долог и ведёт вдоль границы. Княжну повезут в первое новолуние, у этих поганых язычников на всё нечестивые приметы. Кто мешает на пути сделать засаду с дружиной, мечами разогнать пёструю пешую сволочь криве да вайделоток, перевязать их? Тогда птичка поймана!

— Да ты с ума сошёл, ведь это война! Война между Литвой и Польшей.

— Зачем же между Литвой и Польшей, а не между Литвой и Орденом Тевтонским?

— Как орденом? — с удивлением переспросил князь.

— Да очень просто. Ваша милость сами видели, до чего были взбешены братья-крыжаки, когда их отчитал треклятый язычник. Я знаю командора, он шутить не любит, а такое оскорбление требует мести! Зачем нам самим марать руки в этом грязном деле? Пускай немцы разбивают поезда вайделоток. Нам бы только втравить их в дело. А за то я берусь, и тогда мой ясный князь отомщён! Предлог к войне