Прелестная наездница - Валери Боумен

когда гневается. — Ее взгляд внезапно стал жестким. — Но мы с ним видимся чрезвычайно редко.

Надо срочно сменить тему. После вчерашнего фиаско, когда он явно расстроил ее расспросами о матери, Эвану отчаянно хотелось, чтобы сегодняшний вечер прошел за легкой беседой.

— Вы часто бываете в Лондоне? — спросил он, когда лакей унес суповые тарелки и положил им следующее блюдо, макрель с фенхелем и мятой. — Не помню, чтобы я видел вас на балу или приеме.

— Я там никогда не была, — просто ответила Тея. — Предпочитаю загородную жизнь.

— Разве вы не скучаете по подругам? — удивился Эван.

Тея фыркнула.

— Моя единственная подруга — Мэгги.

— Мэгги? — Он наморщил лоб. — Ваша камеристка?

Тея кивнула.

— Полагаю, таким, как вы, это покажется весьма странным, но…

Он выгнул бровь.

— Таким, как я? И что это значит?

Тея улыбнулась и слегка покачала головой.

— Прошу прощения, милорд… Эван. Я всего лишь хотела сказать, что вы кажетесь таким… правильным, джентльменом до мозга костей.

— Правильным? — скептически переспросил Эван, усомнившись, что ему нравится это слово.

— Ну да, вы же понимаете. Отец говорил мне, что вы известный политик, из чего я заключила, что вы всегда следуете правилам, делаете все так, как полагается, придерживаетесь условностей.

Эван сделал еще глоток вина.

— Да почему, скажите на милость, вы пришли к такому выводу?

Тея неопределенно помахала вилкой.

— Политики всегда такие серьезные, чинные, респектабельные и… ну, правильные.

— Знаете, а я ведь не только политикой занимаюсь, но еще и наукой.

Тея прикусила губу.

— Теперь, когда вы сказали, я вспомнила, что отец вроде бы упоминал об этом. И в какой области?

— В данное время меня интересует разум. — Эван посмотрел ей в глаза в ожидании реакции.

— Разум? — Она нахмурилась. — Что вы имеете в виду?

— Я прочитал множество работ о возможностях человеческого мозга и понял, что они куда шире, чем мы думаем. Мозг также может иметь повреждения, которые кардинально меняют человека, его поведение.

— Да, это я понимаю, — кивнула Тея и тихо добавила: — Как у моей матери, например.

Эван едва не уронил вилку.

— Не сочтите за бестактность, но что с ней случилось? — не смог он справиться с любопытством, ругая себя, вернее, свой инстинкт ученого: ну почему все их разговоры сводятся к подобным темам?

— Моя мать обожала верховую езду. Это было самое ее любимое занятие, — начала Тея, пальцем касаясь ободка бокала. — Но однажды лошадь сбросила ее, мама сильно ударилась головой. Доктора подозревали, что у нее случилось кровоизлияние в мозг. Она очень долго не разговаривала, больше года, и постепенно угасла.

— Тогда вы за ней и ухаживали? — уточнил Эван.

Тея кивнула.

— Да. Говорила я, а она отвечала мне глазами: если не согласна со мной, они оставались открытыми. Как-то удавалось общаться.

В горле Эвана словно застрял комок.

— Должно быть, это было непросто.

— Я очень любила маму, — глядя куда-то в сторону, сказала Тея.

Эвану оставалось только гадать, испытывает ли она подобные чувства к отцу.

— Это продолжалось почти два года. Она умерла через несколько дней после моего восемнадцатилетия.

Душу Эвана наполнила жалость. Для девушки потерять мать в таком возрасте, когда следовало готовиться к дебюту в светском обществе, трагедия.

— Так вот почему вы не попали на бал дебютанток? — осенило его. — И замуж из-за этого не вышли?

Тея перевела взгляд на свою тарелку.

— Да, я была в трауре. И хотя отец попытался сократить его срок, чтобы я могла посещать приемы светского сезона, я отказалась, как и на следующий год.

— Теперь понятно, — мягко произнес Эван. — Так значит, ваша мать умерла из-за повреждения мозга?

Ноздри Теи гневно раздулись.

— Я этого не говорила. Мама слегла из-за травмы мозга, а умерла, потому, что у нее больше не было желания жить. Я уверена: она могла бы поправиться, если бы хотела.

Услышав гневные нотки в ее голосе, Эван понял: Тея не хочет обсуждать, что именно она имеет в виду. Что ж, он не будет настаивать.

Тея тряхнула головой, и на ее губах вновь появилась улыбка.

— В любом случае хватит об этом. — Она сделала глоток вина. — А какой еще областью науки вы интересуетесь?

Эван обрадовался возможности сменить тему. Последнее, чего он хотел, — это опять расстроить ее или всколыхнуть безрадостные мысли.

— Да мне многое интересно: например, как севооборот влияет на качество урожая, или способы усовершенствования кресла-каталки. — Он усмехнулся. — Или, к примеру, мы обсуждали с Эдуардом Дженнером его вакцину.

Брови Теи взлетели вверх.

— С самим Дженнером? Тем самым?

— Вам известно о Дженнере? — Эван не мог скрыть удивление: об этом ученом, разработавшем вакцину против оспы, вообще мало кто знал.

— Конечно. Более того: я читала его исследование. Вообще идея вакцинации — это огромный шаг вперед по предотвращению таких тяжелых заболеваний. Сколько человеческих жизней можно спасти!

Эван снова уставился на нее так, словно она явилась из другого мира.

— Вы совершенно правы.

— И пусть Дженнер разработал именно эту вакцину, сама идея принадлежит не ему.

Эван нахмурился.

— Что вы говорите?

— Да, это леди Мэри Уортли Монтегю привезла в Англию в прошлом веке технику вакцинации, которой обучилась на Востоке. Дженнер в детстве сам получил прививку от оспы как раз по этой технике, а потом ему помогли ее «Турецкие письма».

Брови Эвана взлетели вверх.

— Правда? Как любопытно!

— Да, хотя полагаю, что мне следует впасть в шок от того, что вы об этом ничего не знаете. Только мне почему-то кажется, что вы меня разыгрываете.

Она поморгала, глядя на него, улыбка не сходила с ее лица.

Эван покаянно склонил перед ней голову и хохотнул.

— Приношу свои извинения, миледи. Больше подобное не повторится.

Тея взмахнула рукой.

— Разумеется, я также читала труд Дженнера о грудной жабе. Его исследование коронарных артерии поражает.

— Вы интересуетесь медициной? — удивился Эван, внимательно глядя на нее.

Тея уставилась в тарелку.

— Да, пришлось.

— Была причина? — Эван отправил в рот кусочек макрели.

Тея промокнула губы салфеткой.

— Когда мама слегла, я перечитала кучу медицинской литературы: все, что сумела отыскать, пытаясь понять, что с ней случилось. Надеялась найти хоть что-нибудь, что бы ей помочь.

Эван, глядя на собеседницу поверх бокала с вином, вдруг осознал, что если вчера вечером он понял, что неверно оценил ее, то сегодня — что чрезвычайно недооценил. Она умна и начитанна, ее лучшая подруга — камеристка, и леди в знак благодарности шьет своими руками пеньюар для служанки. И это вдобавок к тому, что ему уже было известно: она почти два самых важных года своей жизни посвятила уходу за искалеченной матерью, хотя легко