Филипп. Я (не) умею любить - Екатерина Аверина

топтал, топил. Я по-мальчишески, по-детски так хотел, чтобы он увидел! Посмотрел, блядь, на меня иначе!

Потому что я любил отца…

– Фил, – он трет руками лицо. – Однажды, возможно совсем скоро, моя компания полностью перейдет под твое управление…

– А ты меня спросил, надо оно мне? – грубо перебиваю его, потому что снова решает сам. Это так бесит в последнее время. – Давай представим, что спросил. Хочешь знать ответ?

– Хочу.

– На-хуй-не-надо! Это три года назад я еще мечтал стать таким, как ты. Великим Дрейком, который продолжит династию. А потом ты вышвырнул меня из своей жизни, из жизни сестры. Тебе было насрать на то, что я думаю и чувствую. Заботливый отец?! Да что ты видел кроме своего бизнеса?! Ты и сейчас ни хрена не видишь! А я затрахался тебе что-то доказывать!

– Филипп, не смей, – в кабинет входит мама.

Как всегда, красивая, изящная, хрупкая. В ярких зеленых глазах беспокойство за двух ее любимых мужчин.

– Мама, – склоняю голову в знак приветствия и уважения.

– Кто позволил тебе так говорить с отцом? – ее голос непривычно холоден. – Ты прекрасно знаешь, почему вас тогда отослали из страны и за что ты был наказан. Фил, – ее тон становится мягче. Ладонью проходится по моим волосам, треплет их, как в далеком детстве. – Хватит. Отец любит тебя. После него ты мужчина в семье.

– Может в этом и проблема? – грублю, отталкивая ее руку.

Потому что рвет изнутри на части. Упрек от нее – это нож куда-то под ребра. Но я гну свою линию, потому что упрямый. Весь в него. В Демона со стальными глазами, на которого я так сильно похож.

Отец щурится и сжимает зубы. Его пальцы стиснуты на подлокотниках кресла. Ноздри раздуваются от ярости. Еще немного и выдержке Дмитрия Александровича конец. Нельзя переходить эту грань, но я дожимаю.

– Ты не думала об этом, мама? В том, что я всегда «после»?! Я, блядь, даже любить могу только по его указке! А он говорит, что не могу! Не умею я, мать вашу, любить! Все! Таким вы хотите, чтобы я был? Чтобы Алису бросил? Отказался от нее?! Чем мне надо заняться, мама? Готовиться принять империю Дрейка? – выдыхаю и ледяным тоном добавляю: – Хорошо.

– Филипп! – отец с рыком поднимается со своего места.

– Прости, мам, – подхожу, быстро ее целую.

Сердце стучит как бешеное. Хлопнув дверью гораздо громче, чем надо было, срываюсь с лестницы вниз, оттуда на улицу в тачку и вон из родительского дома. Дрожащими пальцами набираю лучшего друга.

– Марк, ты где? – голос вибрирует, дыхание сбито к ебаной матери.

– Дома. Дохну от тоски, – стонет друг.

– Есть предложение, – сворачиваю на главную дорогу, едва не зацепив бортом чьё-то дешевое неуклюжее корыто, названное машиной лишь по недоразумению.

– Весь во внимании.

– Хочу бухать и трахаться. Ты со мной? – очередной поворот со сладким визгом тормозов, и я у его дома. – У тебя десять минут. Жду внизу, – сбрасываю звонок и листаю вверх. Смотрю на имя в списке контактов. Лиса… – В задницу все! – швыряю мобильник на панель, достаю сигареты, закуриваю, сползая ниже по сиденью.

Практически лежу, выпускаю кольца дыма в потолок. Руки чешутся набрать ее. Хочу. Блядь, кто бы знал, как я хочу, чтобы эта маленькая папина дочка оказалась сейчас здесь, со мной. И я бы взял ее прямо в тачке. Голодный как черт! Секса хочу. С ней… Она не для тачки. Нет. Нельзя сейчас звонить.

Интересно, отец понял, почему я сорвался? Сомневаюсь. Он не спросил… Ни разу не спросил, чего хочу я. Пустое место. Его молодая копия. Тень.

– Привет, – Марк плюхнулся в соседнее кресло, регулируя его под свой рост. – Рассказывай.

– Никаких исповедей. Только алкоголь и секс, – отвечаю ему, голосом завожу тачку.

– Отец? – друг детства знает, где искать.

– Я сейчас выкину тебя из машины прямо на ходу, если ты не заткнешься, – рычу на него. – Да сука! – обжигаю губы остатками сигареты. – Что за день сегодня?!

– Значит я угадал. В «Инферно»?

– Нет. Есть идея получше.

Увожу его от привычных дорогих клубов в центре. Торможу возле бара, который стоит дешевле моей машины. Марк кривится так, будто сожрал десяток лимонов разом.

– Че за помойка? Ты меня куда привез? – брезгливо осматривает потрепанную вывеску, не спеша вылезать наружу. – Я не пойду туда.

– Сиди здесь тогда, – выхожу из машины.

– Сука, – усмехается друг и все же выползает следом.

– Мы приехали туда, где точно не встретим знакомых, – раздраженно поясняю ему.

– Надеешься сохранить лицо? – ржет Шевцов.

– Я же Дрейк. Сын великого и ужасного Демона! – снова бешусь.

– Да все. Не заводись, – отступает Марк. – Можно хоть бухло нормальное заказать? Не хочу завтра блевать весь день от разбавленного пива и паленой водки.

– Валяй, – киваю ему.

Шевцов уходит за дальний столик и, снова скривившись, протирает сразу пачкой салфеток стол и скамейки. Садится, делает дозвон, чтобы заказать для нас качественное бухло. Понаблюдав за ним с улыбкой, обращаю свое внимание на притихшего бармена.

– Мы тут посидим со своим, – не считая, достаю наличку, протягиваю ему стопку пятитысячных. – Не отсвечивай, ладно?

– Не вопрос, – мужик быстро убирает бабки в карман.

Бегло осмотрел витрину со скудным ассортиментом спального района и пошел к Марку. Он уже заказал нам доставку и через тридцать минут хороший алкоголь и еда были у нас на столе.

Сходил к барной стойке. Взял у парня посуду и еще упаковку салфеток для Марка. Друг поржал, разлил по первой порции абсента. Убиваться в говно, так наверняка. И бесит, что не берет. Закон подлости. Хочешь улететь до утра, а в башке так, муть просто и никакого эффекта.

Вторая бутылка пошла уже бодрее. Марку хорошо и меня накрывает. Наконец-то.

– М-да, походу трахаться мы сегодня не будем, – пьяно ржет друг.

– Забей.

Сомневаюсь, что у меня встанет на кого-то кроме моей голубоглазой Алиски.

Мы пьем с ним еще по одной. Шевцов, шатаясь, сваливает в сортир,