Море и жаворонок. Из европейских и американских поэтов XVI–XX вв. - Антология

Желаний жар и пламя блуда —

Все побеждает их остуда;

И даже громовержца гнев

В сих волнах гаснет, зашипев.

И ладан, чтимый небесами,

Припомни! – сотворен слезами.

В ночи на звезды оглянись:

Горит заплаканная высь!

Одни людские очи годны

Для требы этой благородной:

Способна всяка тварь взирать,

Но только человек – рыдать.

Прихлынь же вновь, потоп могучий,

Пролейтесь, ливневые тучи,

Преобразите сушь в моря,

Двойные шлюзы отворя!

В бурлящем омуте глубоком

Смешайтесь вновь, поток с истоком,

Чтоб все слилось в один хаос

Глаз плачущих и зрячих слез!

К стыдливой возлюбленной

Сударыня, будь вечны наши жизни,

Кто бы стыдливость предал укоризне?

Не торопясь, вперед на много лет

Продумали бы мы любви сюжет.

Вы б жили где-нибудь в долине Ганга

Со свитой подобающего ранга,

А я бы в бесконечном далеке

Мечтал о вас на Хамберском песке,

Начав задолго до Потопа вздохи.

И вы могли бы целые эпохи

То поощрять, то отвергать меня —

Как вам угодно будет – вплоть до дня

Всеобщего крещенья иудеев!

Любовь свою, как семечко, посеяв,

Я терпеливо был бы ждать готов

Ростка, ствола, цветенья и плодов.

Столетие ушло б на воспеванье

Очей; еще одно – на созерцанье

Чела; сто лет – на общий силуэт;

На груди – каждую! – по двести лет;

И вечность, коль простите святотатца,

Чтобы душою вашей любоваться.

Сударыня, вот краткий пересказ

Любви, достойной и меня и вас.

Но за моей спиной, я слышу, мчится

Крылатая мгновений колесница;

А перед нами – мрак небытия,

Пустынные, печальные края.

Поверьте, красота не возродится,

И стих мой стихнет в каменной гробнице;

И девственность, столь дорогая вам,

Достанется бесчувственным червям.

Там сделается ваша плоть землею,

Как и желанье, что владеет мною.

В могиле не опасен суд молвы,

Но там не обнимаются, увы!

Поэтому, пока на коже нежной

Горит румянец юности мятежной

И жажда счастья, тлея, как пожар,

Из пор сочится, как горячий пар,

Да насладимся радостями всеми:

Как хищники, проглотим наше время

Одним куском! уж лучше так, чем ждать,

Как будет гнить оно и протухать.

Всю силу, юность, пыл неудержимый

Сплетем в один клубок нерасторжимый

И продеремся, в ярости борьбы,

Через железные врата судьбы.

И пусть мы солнце в небе не стреножим —

Зато пустить его галопом сможем!

Определение любви

Моя любовь ни с чем не схожа,

Так странно в мир пришла она, —

У Невозможности на ложе

Отчаяньем порождена!

Да, лишь Отчаянье открыло

Мне эту даль и эту высь,

Куда Надежде жидкокрылой

И в дерзких снах не занестись.

И я бы пролетел над бездной

И досягнуть бы цели мог,

Когда б не вбил свой клин железный

Меж нами самовластный Рок.

За любящими с подозреньем

Ревнивый взор его следит:

Зане тиранству посрамленьем

Их единение грозит.

И вот он нас томит в разлуке,

Как полюса, разводит врозь;

Пусть целый мир любви и муки

Пронизывает наша ось, —

Нам не сойтись, пока стихии

Твердь наземь не обрушат вдруг

И полусферы мировые

Не сплющатся в единый круг.

Ясны наклонных линий цели,

Им каждый угол – место встреч,

Но истинные параллели

На перекресток не завлечь.

Любовь, что нас и в разлученье

Назло фортуне единит, —

Души с душою совпаденье

И расхождение планид.

Несчастный влюбленный

Счастливцы – те, кому Эрот

Беспечное блаженство шлет,

Они для встреч своих укромных

Приюта ищут в рощах темных.

Но их восторги – краткий след

Скользнувших по небу комет

Иль мимолетная зарница,

Что в высях не запечатлится.

А мой герой – средь бурных волн,

Бросающих по морю челн,

Еще не живши – до рожденья —

Впервые потерпел крушенье.

Его родительницу вал

Швырнул о гребень острых скал:

Как Цезарь, он осиротился

В тот миг, когда на свет явился.

Тогда, внимая гулу гроз,

От моря взял он горечь слез,

От ветра – воздыханья шумны,

Порывы дики и безумны;

Так сызмальства привык он зреть

Над головою молний плеть

И слушать гром, с высот гремящий,

Вселенской гибелью грозящий.

Еще над морем бушевал

Стихий зловещий карнавал,

Когда бакланов черных стая,

Над гиблым местом пролетая,

Призрела жалкого мальца —

Худого бледного птенца,

Чтоб в черном теле, как баклана,

Взрастить исчадье урагана.

Его кормили пищей грез,

И чахнул он скорей, чем рос;

Пока одни его питали,

Другие грудь его терзали

Свирепым клювом. Истомлен,

Он жил, не зная, жив ли он,

Переходя тысячекратно

От жизни к смерти и обратно.

И ныне волею небес,

Охочих до кровавых пьес,

Он призван, гладиатор юный,

На беспощадный бой с Фортуной.

Пусть сыплет стрелами Эрот

И прыщут молнии с высот —

Один, средь сонма злобных фурий,

Он, как Аякс, враждует с бурей.

Взгляните! яростен и наг,

Как он сражается, смельчак!

Одной рукою отбиваясь,

Другою – яростно вцепляясь

В утес, как мужествует он!

В крови, изранен, опален…

Такое блюдо всем по нраву