Оливер Твист - Чарльз Диккенс

— А въ другую руку дай еи ключъ отъ дверей, Феджинъ, — сказалъ Сайксъ, — тогда она будетъ еще степеннѣе.

— Да, да, моя милая, — сказалъ еврей, вѣшая ключъ отъ дверей на указанный палецъ правой руки молодой леди. — Такъ, очень хорошо! Очень хорошо, моя милая! — сказалъ еврей, потирая себя руки.

— О, мой братецъ! Мой бѣдный, дорогой, милый, невинный братецъ! — воскликнула Нанси, заливаясь слезами и въ отчаянія размахивая корзинкой и двернымъ ключемъ. — Что сталось съ нимъ? Куда увели они его? О, сжальтесь надо мной и скажите мнѣ, что сдѣлали съ моимъ дорогимъ мальчикомъ, джентльмены? Скажите, джентльмены, ради Бога, джентльмены!

Слова эти миссъ Нанси произнесла поразительно жалобнымъ, душу раздирающимъ голосомъ къ невыразимому восторгу своихъ слушателей; затѣмъ остановилась, подмигнула всему обществу, улыбнулась, кивнула головой и скрылась.

— Ахъ, что за ловкая дѣвушка, мои голубчики! — сказалъ еврей, оглядывая своихъ друзей и серьезно покачивая головой, какъ бы стараясь дать имъ понять, чтобы они всегда слѣдовали такому блестящему примѣру, который только что видѣли передъ своими глазами.

— Она дѣлаетъ честь своему полу, — сказалъ мистеръ Сайксъ, наполняя стаканъ и ударяя по столу громаднымъ кулакомъ. — Выпьемъ за ея здоровье и пожелаемъ, чтобы всѣ женщины походили на нее!

Пока произносились этотъ пожеланія и расточались похвалы по адресу Нанси, послѣдняя спѣшила къ извѣстной намъ полицейской конторѣ; шла она по улицѣ, не смотря на врожденную робость свою, совершенно одна и безъ всякой защиты и тѣмъ не менѣе прибыла благополучно на мѣсто.

Войдя въ участокъ съ задняго хода, она тихонько постучала ключемъ въ одну изъ камеръ и прислушалась. Ни единаго звука не раздалось внутри, она кашлянула и снова прислушалась. Отвѣта не послѣдовало; тогда она заговорила сама.

— Нолли, мой милый! — шептала Нанси ласковымъ голосомъ. — Нолли!

Внутри никого не было, кромѣ несчастнаго босоногаго арестанта, который былъ заключенъ за то, что игралъ на флейтѣ; преступленіе его противъ общественнаго спокойствія было вполнѣ доказано, а потому мистеръ Фенгъ приговорилъ его къ одному мѣсяцу заключенія въ Исправительномъ Домѣ, сдѣлавъ ему при этомъ весьма забавное замѣчаніе, что съ такими прекрасными легкими, какъ у него, ему несравненно цѣлесообразнѣе упражнять ихъ на мельницѣ, а не на музыкальномъ инструментѣ. Преступникъ ничего ему на это не отвѣтилъ; онъ думалъ только о потерѣ своей флейты, конфискованной въ пользу государства.

Нанси перешла къ другой камерѣ и постучалась.

— Кто тамъ? — спросилъ слабый голосъ.

— Нѣтъ ли здѣсь маленькаго мальчика? — прорыдала Нанси.

— Нѣтъ! — отвѣчалъ голосъ. — Сохрани насъ Боже!

Здѣсь содержался бродяга шестидесяти пяти лѣтъ, который былъ заключенъ за то, что не игралъ на флейтѣ или, говоря другими словами, за то, что просилъ милостыню на улицахъ и не добывалъ себѣ трудомъ средства къ существованію. Въ слѣдующей камерѣ сидѣлъ человѣкъ, который попалъ въ тюрьму за то, что продавалъ кастрюли безъ патента, то есть, зарабатывалъ кое что для своего существованія, не прибѣгая къ конторѣ для продажи гербовыхъ марокъ.

Такъ какъ никто изъ этихъ преступниковъ не отвѣчалъ на имя Оливера и ничего не зналъ о немъ, то Нанси прямо направилась къ толстому полицейскому въ полосатомъ жилетѣ и со слезами и самыми жалобными причитаніями, эффектъ которыхъ увеличивался быстрыми и краснорѣчивыми размахиваніями корзины и дверного ключа, умоляя сказать ей, гдѣ ея дорогой братецъ.

— У меня его нѣтъ здѣсь, моя милая! — сказалъ старикъ.

— Гдѣ же онъ? — зарыдала Нанси съ самымъ отчаяннымъ видомъ.

— Его увезъ съ собой старый джентльменъ! — отвѣчалъ полицейскій.

— Какой джентльменъ? О, Боже милостивый! Какой джентльменъ? — воскликнула Нанси.

Въ отвѣтъ на это, старикъ разсказалъ глубоко огорченной сестрѣ, что Оливеръ заболѣлъ въ конторѣ, что его оправдали, такъ какъ явился свидѣтель, показавшій, что покражу совершилъ не Оливеръ, а какой то другой мальчикъ, что обвинитель увезъ его въ свой собственный домъ въ совершенно безчувственномъ состояніи. Куда собственно его увезли, онъ не можетъ сказать, но помнитъ что кучеру отдано было приказаніе ѣхать куда то вблизи Пентонвиля.

Неизвѣстность и сомнѣніе привели въ такое состояніе бѣдную молодую леди, что она, спотыкаясь на каждомъ шагу, еле дотащилась до воротъ, но не успѣла она отойти отъ нихъ и нѣсколькихъ шаговъ, какъ пустилась бѣжать изо всѣхъ силъ, придерживаясь на этотъ разъ совсѣмъ другой и болѣе запутанной дороги, пока не добралась до жилища еврея.

Мистеръ Билль Сайксъ, выслушавъ отчетъ Нанси о совершенной ею экспедиціи, крикнулъ свою бѣлую собаку и, надѣвъ шляпу, поспѣшно вышелъ, не простившись даже ни съ кѣмъ изъ собравшагося тамъ общества.

— Непремѣнно слѣдуетъ узнать, гдѣ онъ, мои дорогіе! Непремѣнно надо его найти! — сказалъ еврей въ страшномъ возбужденіи. — Чарли, ничего не дѣлай, пока не выслѣдишь его и не принесешь мнѣ какого нибудь извѣстія о немъ. Нанси, моя милая, мнѣ нужно найти его. Я довѣряю тебѣ, моя милая… тебѣ и нашему Чарли. Погоди, погоди! — прибавилъ онъ, дрожащей рукой открывая запертый на замокъ коммодъ, — вотъ деньги, мои дорогіе! Я закрою это помѣщеніе сегодня. Вы знаете, гдѣ меня найти! Не оставайтесь здѣсь ни единой минуты… ни единой минуты, мой дорогіе!

Съ этими словами онъ всѣхъ вытолкалъ изъ комнаты и, тщательно заперевъ два раза на замокъ дверь и засунувъ ее болтомъ, онъ вытащилъ изъ потайного мѣста ящикъ, который онъ совершенно случайно показалъ Оливеру. Всѣ часы и драгоцѣнности онъ поспѣшно вытащилъ оттуда и принялся прятать ихъ за подкладку своей одежды.

Короткій ударъ въ дверь заставилъ его вздрогнуть и оставить свое занятіе.

— Кто тамъ? — крикнулъ онъ дрожащимъ голосомъ.

— Я, — отвѣчалъ Доджеръ черезъ замочную скважину.

— Что тамъ еще? — съ нетерпѣніемъ крикнулъ еврей.

— Привести его въ то другое мѣсто, спрашиваетъ Нанси?

— Да, — отвѣчалъ еврей, — какъ только она поймаетъ его. Найти его, найти во что бы то ни стадо, вотъ и все! Я знаю, что сдѣлаю потомъ, нечего бояться.

Мальчикъ отвѣчалъ, что понялъ, и пустился съ лѣстницы догонять своихъ товарищей.

— Пока онъ, значитъ, не проболтался, — сказалъ еврей, продолжая пристать вещи. — Если только онъ проболтается своимъ новымъ друзьямъ, мы съумѣемъ заткнуть ему глотку.

XIV. Дальнѣйшія подробности пребыванія Оливера у мистера Броунлоу. Замѣчательное предсказаніе мистера Гримвига относительно того, чѣмъ кончится порученіе, данное Оливеру

Оливеръ скоро пришелъ въ себя послѣ обморока, случившагося съ нимъ послѣ неожиданнаго восклицанія мистера Броунлоу. Старый джентльменъ и мистриссъ Бедуинъ рѣшили между собой тщательно избѣгать въ разговорѣ малѣйшаго намека на портретъ, не говорить также ни о жизни Оливера, ни о будущемъ его, а только о томъ, что можетъ развлечь его, но отнюдь не волновать. Онъ былъ слишкомъ слабъ, чтобы встать къ завтраку, но когда на слѣдующій день онъ сошелъ внизъ въ комнату экономки, онъ прежде всего взглянулъ на стѣну въ надеждѣ снова увидѣть лицо прекрасной леди. Надежда его не исполнилась: портретъ былъ куда то унесенъ.

— Ага! — сказала экономка, замѣтивъ взглядъ Оливера. — Его унесли, какъ видишь.

— Я это вижу, ма'амъ, — отвѣчалъ Оливеръ. — Зачѣмъ же его унесли?

— Его повѣсили внизу, дитя мое. Мистеръ Броунлоу сказалъ, что портретъ почему то очень волнуетъ тебя, а это можетъ помѣшать твоему выздоровленію.

— О, нѣтъ, нисколько! Онъ совсѣмъ не волнуетъ меня, ма'амъ, — сказалъ Оливеръ. — Мнѣ нравилось смотрѣть на него…. я такъ полюбилъ его.

— Хорошо, хорошо! — сказала старая леди, стараясь успокоить его;- поправляйся скорѣй, мой голубчикъ, и тогда его опять повѣсятъ здѣсь. Да! Обѣщаю тебѣ это! А теперь поговоримъ о чемъ нибудь другомъ.

Вотъ все, что могъ узнать Оливеръ относительно портрета. — Старая леди была такъ добра къ нему во время болѣзни, что онъ рѣшилъ не спрашивать ее больше; онъ очень внимательно выслушалъ все, что она ему разсказывала о своей милой и красивой дочери. которая вышла замужъ за милаго и красиваго человѣка и живетъ теперь въ деревнѣ; также о сынѣ, который служитъ клеркомъ у одного купца въ Вестъ-Индіи, о томъ какой онъ добрый молодой человѣкъ и четыре раза въ годъ обязательно посылаетъ ей письма и глаза ея наполнились слезами, когда она говорила о немъ. Пока старая леди распространялась о превосходныхъ качествахъ своихъ дѣтей и о заслугахъ своего добраго покойнаго мужа, который умеръ — бѣдная, чудная душа! — лѣтъ двадцать шесть тому назадъ, наступила уже пора чай пить. Послѣ чаю она принялась учить, Оливера какой то карточной игрѣ, которой онъ очень скоро выучился; она ему очень понравилась и онъ долго съ большимъ интересомъ игралъ, пока не наступилъ часъ, когда онъ долженъ былъ выпить теплаго вина съ водой и ломтикомъ поджареннаго хлѣба и затѣмъ ложиться спать.