Крымский Ковчег - Александр Прокопович
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он часто ездил на этом лифте, по делу и просто так. Сделанный в точности по древним чертежам, механизм представлял собой настоящее произведение искусства. Марку нравился барельеф, изображающий женщину, напротив дверей – невысокая, худенькая, подстриженная под мальчика.
Он умер через полгода после того, как лифт впервые отправился по маршруту. Марк был одним из первых заболевших атипичным раком.
Глава десятая
Ловчее озеро
Смелость – всегда объяснение и никогда – причина.
Конспект по экстремальной психологииОбычно к ходке готовились в три этапа. Сначала Антон продумывал план и излагал на бумаге. Потом его сутки держал у себя Влад, вероятно считая, что хороший план должен настояться, потому как что-либо исправлял Влад редко. Потом план получала Лена, вполглаза просматривала, сверяя по своей, ей одной понятной методе, и, несмотря на скорость, непременно находила две-три проблемные точки. Наконец план завершал круг, возвращаясь к Антону – на окончательный анализ.
На этот раз без Лены. Да и плана как такового не было. Точнее, был, но только до момента встречи с падшим. Дальше – сплошная импровизация. То, в чем Антон никогда не был силен.
Влад сделал все, что мог. Упаковал сумку Стрельцова всем полезным, что только нашел в своих закромах. Фонарик американский неубиваемый, радиостанция японская всепогодная, спиртовка отечественная, простая как молоток, сухое горючее, аптечка спецназовская, фляга с ягодной настойкой какой-то особой бронебойной крепости.
Стрельцов впервые шел в Москву для себя. Если бы у ходоков был кодекс, первым пунктом там стояло бы простое правило: никогда не ходить в Москву для себя и родных.
Нарушившие оставались в бывшей столице. Всегда. Не возвратиться мог любой – эти не возвращались гарантированно. Антон старался об этом не думать. Старался не вспоминать слова Воронина. Падший знал и ждал. Стрельцов старался не вспоминать глаза Воронина. В них не было зла. Только голод.
Падшему нельзя назначить встречу. Каждая ходка – риск не встретить вовсе никого, стучаться не в закрытые – в несуществующие двери. Антону везло. Он всего пару раз возвращался из ходки с пустыми руками. На этот раз его точно ждут. Вопрос в том, чтобы вернуться.
Ни Владу, ни Антону не хотелось даже думать о том, что сделает Лена, если узнает, что Стрельцов все-таки собирается в Москву. Уходил тайком. Потому собирался в офисе – между сейфом и баром. Перебирал записи в наладоннике, оказалось их числом немерено, впору книгу издавать…
С первой ходки Антон старался записывать все. Когда повезло и что подвело. Пытался понять. Не смог. Нащупал только одно – нет мелочей, если что-то может навредить – это случится. Если бы Мэрфи побывал в Москве, его законы звучали бы так же, только финал в них был бы другой. Все заканчивалось бы до боли однообразно – смертью… Чаще мучительной.
А еще в Москве иногда получалось слышать. Если поймать ритм, настроиться на Москву, можно услышать тонкие тихие голоса и дальше – идти так, чтобы не мешать. Однажды – или это только ему показалось – Антон смог сделать шаг настолько в ритм, настолько точно в такт, что и сам стал одним из этих голосов. Очнулся у ворот Периметра, не помнящий ничего после этого шага. Вспотевший до насквозь мокрого белья.
Это был один из двух случаев, когда Антон вернулся с пустыми руками. Не хватило сил вернуться в город. Не испугался – потерялся. Собирал себя по частям дома, снова решился на ходку только через месяц.
Казалось, где-то здесь, среди сотен заметок, должна быть главная – чтобы сыграть с Москвой хотя бы на равных.
– Антон?
Влад зашел как-то слегка боком, не поднимая головы. Когда он выходил, Антон не заметил, закопался в заметках… Большой Влад старался казаться незаметным и одновременно что-то сказать. Довольно трудная задача.
– Влад, все нормально?
– Да нет. Не нормально, но уже ничего не попишешь. Возьми.
В руках Влада был кожаный чехол, скрывающий довольно большую коробку.
– Пообещай, что не будешь держать зла. Обещай!
– А обычно держу?
– Антон, я тебя очень прошу!
– Обещаю.
Огромные руки Влада бережно сняли чехол с коробки. Под кожей оказался короб из матового пластика. Бережно, почти ласково разобравшись с защелкой, Влад вытащил еще один чехол, на этот раз матерчатый. Антон уже приготовился к тому, что и в этом чехле окажется коробка, а в коробке еще один чехол, но процесс вынимания завершился. Перед Антоном лежал черный пистолет-уродец, с длинной мушкой, без спусковой скобы и предохранителя. Примерно так выглядели пистолеты, самостоятельно выструганные из досок в далеком и не самом богатом детстве Антона.
– Гласе Ган. Стеклянный, а точнее, керамический пистолет. Ни один детектор не поймает, разве что сам засветишь. Одна обойма снаряжена, одна запасная. У меня больше нет, и уже не достать. Прости, что только сейчас. Простишь?
– Сколько эта штуковина стоит?
– Дорого. Вот я и жался.
– А сейчас чего?
– Сейчас это уже не бизнес. Сейчас – другое.
– А кобура есть?
– Имеется… Еще. Антон, есть ведь и третий вариант.
– Никуда не идти?
– Об этом я как-то не подумал. Нет. Врата. Там же есть все.
– Влад, Врата – это просто легенда. Никто не знает, что там на самом деле. А вот на подходах – все достоверно, как устав караульной службы, – написано кровью. Знаешь, о Вратах даже нормальных записей нет.
– А какие есть? Если есть, значит, кто-то дошел?
– Кто-то вовремя испугался, отступил – в результате выжил и даже кое-чего записал. Места там веселые, ничего не повторяется. То лед, то пламя. Так что давай пока без этого варианта…
Антон, как и любой ходок, записи про Врата собирал. И они его не радовали. По всему получалось, что вся легенда нужна была только для того, чтобы уменьшить список сгинувших в Москве на тех немногих, которые якобы дошли до Врат и потом были замечены на тайских островах или на дискотеке в лондонском Сохо… Легенда-утешение, хотя… Антон тоже видел пару человек, линия судьбы которых должна была оборваться в казино на Новом Арбате, однако же своим глазам Антон верил. В Москве действительно было что-то еще, кроме смерти. Скорее всего, что-то хуже женщины с косой.
Огромный Влад и тонкий Антон тихо присели на дорожку. Антон поднялся и вышел первым, не прощаясь и не оглядываясь. В подвал залетели брызги с улицы. Антон всегда уходил в дождь.
* * *До Периметра Стрельцов добирался медленнее обычного. Не обгонял, шел как прилежный выпускник автошколы. Чтобы без случайностей. Прошел досмотр, пистолет действительно оказался невидимкой. Наконец – Москва. Ворота бесшумно сомкнулись за спиной.
Сегодня в переулок Романова – всего-то час пешком. На этот раз без рикш – по-простому. Зато в кроссовках – не жмут, зато – несмотря на жару – в любимой кожаной куртке. Сумка через плечо. Важно было, чтобы все было как всегда. Хотя бы до офиса Воронина, падшего, у которого точно должно быть то, что нужно Антону. Потому что дальше – как всегда – не будет.
Кутузовский пока спит. Привычно. Оживет туристами ближе к полуночи, чтобы к рассвету снова уснуть. Не город – огромный клуб по самым странным интересам. Черные махины домов, кажется, почти не реагируют на солнце. Будто свет можно просто втягивать сквозь стены. Может, и можно.
Сегодня у стены Периметра как никогда людно. Наверное, людно – это не совсем то слово, но, когда на минном поле один человек, это уже людно. У Периметра трое – фактически толпа.
Антон знал отдельную породу ходоков, которые выходили за Периметр и тут же возвращались. В теории они могли записать на свой счет ходку. Они возвращались с главным призом – был в Москве, вернулся без потерь.
Для таких туристов к стене сталинской семиэтажки прилепился пластиковый короб кафе с нехитрым названием «На Кутузовском». Устраиваться прямо в здании хозяин не рискнул. Несмотря на то что здесь, у Периметра, годами все было мертво и пусто.
Антон ни разу не заглядывал в кафе и с трудом мог себе представить, чем таким можно заманить туда ходока. Точно не поесть и выпить. Пластиковые стены не оставляли простора для фантазии по поводу сервиса и особой атмосферы. Понятно, что хозяин приторговывает сувениркой, понятно, что в Сети полно восторженных отзывов – как же, выпил пива прямо в Москве. Двадцать метров от Периметра, но Москва же. И то, что здесь не останавливались автобусы официальных туров, тоже работало на имидж заведения. Но все-таки что здесь делали профи? Это оставалось для Антона загадкой.
Сейчас три человека курили у входа, и это могло значить только одно: внутри уже было столько посетителей, что курящие и дым не помещались в одном месте.
Одного Антон знал. Нелучшее знакомство иногда становится вполне терпимым. Изя Корчевский – человек, который никогда не был приятным, но часто оказывался нужным. В неизменной кожаной жилетке, напяленной сверху на неизвестное количество футболок, человек-капуста с запахом, который мог заставить тосковать о противогазе даже в жару за тридцать. Вероятно, мысль о пользе утреннего душа затерялась где-то в бесконечных боях Корчевского за экономию воды и мыла. Как бы ходок, как бы торговец, вечно полусогнутый, будто его плечи оттягивает невидимый груз, обычно Изя держался в хабе. Скупал у ходоков артефакты за копейки, продавал за рубли и каким-то чудесным образом умудрялся вечно оставаться на стадии «еще одна неудачная неделя – и я нищий».