ПоэZия русского лета - Максим Адольфович Замшев

занятная штука, Настасья…»

Жизнь занятная штука, Настасья,

иногда посреди темноты

небеса замирают от счастья

и роняют на землю цветы.

И стоит, занесённый цветами,

словно снегом, наш утренний сад,

и жуки потрясают рогами,

и кроты защищают кротят.

Глубоко под корнями растений

есть в другую Вселенную лаз,

и оттуда являются тени

мужиков, что погибли за нас,

и стоят над твоим изголовьем,

и на лавках сидят во дворе,

и уходят назад по кротовьей

световой дальнобойной норе.

Дмитрий Молдавский

«Поэту таланта мало. Поэту нужна судьба…»

Анне Долгаревой посвящается

Поэту таланта мало. Поэту нужна судьба.

Талант питается жизнью, а не чужими книгами.

Разыгрывается партия. Фигуры по полю двигая,

Божья рука управляет позицией и интригою.

Ты изначально пешка, сила твоя слаба.

Ты не видишь общей картины. Соседних фигур две-три,

а когда, до кого из вас и дойдёт ли очередь,

знает только Гроссмейстер. Жди и копи внутри

энергию потенциальную, сам с собой говори,

чтоб вовсе не онеметь. Хоть какую-то о́чевидь

пытайся осмыслить, вобрать в голову или в грудь,

зарифмовать, структурировать в строки, четверостишья:

клетку перед собою, куда бы ты мог шагнуть;

клетку через одну, куда б тебя мог метнуть

Игрок; насущную клетку, где ты пережидаешь затишье.

Появятся первые бреши в дружественном строю.

Промчится бешено конница в рубке остервенелой.

В какой-то момент, возможно, ты приблизишься к королю.

Но ты же стоишь как вкопанный! Что я за чушь порю?

Он сам за тобою спрячется! Чёрный он или белый?

Ты можешь сказать ему пару ласковых слов

или блюсти устав: равнение на середину!

Но помни, что битва в разгаре. Братья теснят врагов,

а может быть, отступают. Главное, будь готов,

ранец походный заранее вскинь на спину.

Готов, не готов – подхватит тебя рука Игрока,

ты воспаришь над полем навстречу судьбе и цели.

За хаосом взрывов, земли изгибов, сквозь пороха облака

успей разглядеть, кто остался в живых из твоего полка,

попробуй осмыслить масштабы сраженья и цену

победы и поражения: сколько уже внесено,

а сколько придётся доплачивать, чашу весов склоняя

в нужную тебе сторону, если вообще оно

возможно и достижимо – кровь тебе не вино,

можно и не дождаться следующего урожая.

Что бы ты ни увидел, знай: у тебя есть миг,

прежде чем, грянув оземь Финистом – соколом ясным,

окажешься в гуще боя, хорошо бы среди своих;

но всяко бывает. Бог знает, какой гамбит

разыгрался в мире, сейчас, на глазах твоих,

становящемся из чёрно-белого чёрно-красным!

Допустим, пройдя сквозь пекло бомбёжек и штыковых —

лоб в лоб – атак, на последней горизонтали

ты встретишь победу в числе немногих живых,

даже, возможно, выбившись из рядовых,

не в орденах пускай, но и не без медалей.

Тогда и настанет время вспомнить, что ты поэт.

Раны, ожоги, рубцы, испещрившие память, —

это и есть судьба, – даже если желанья нет,

если талант угас, ты обязан извлечь на свет

не для того, чтобы вылечить и исправить;

это и невозможно. Но новых предостеречь,

дабы не повторяли, но были меж тем готовы

враз – по команде – встать, а по жребию – порознь лечь

за короля, за друзей, за родную речь,

за чёрно-белую землю – по предначальному Слову.

Но цену общей победы знает один Творец,

и, если тобою жертвуют, не выпускай оружие.

За други своя погибнуть, как воин и как боец,

не перестав быть поэтом, – эта судьба не хуже!

09.06.2022

««Мой завод древнее мамонтова говна»…»

«Мой завод древнее мамонтова говна» —

Так сказал остроумный механик. Я ему верю на

слово, ведь слово механика – весомее чугуна.

Это роднит механиков и поэтов.

Создавался завод в относительно мирные времена,

когда даже Русско-японская не планировалась война.

На волне индустриализации задач было до хрена.

Начинали с водопровода. Докатились до велосипедов.

Такие уж были люди, такая была страна:

делали что хотели, от крейсера до рядна.

Сам государь-император и (немка) его жена

не только не возражали, но и поощряли это.

Однако Русско-японская, за ней – мировая война,

заодно с войной – революция (да три ещё, не одна!)

ждать себя не заставили. Страну развалили на

хрен! А завод для фронта и для победы

вовсю собирал самолёты из фанеры и полотна.

И лучшие в мире лётчики, вчерашняя пацанва,

седлали их, как Пегаса: где узда там, где стремена? —

и кто в штопор, кто в пе́тлю (чем тебе не поэты)!

Страна полыхала годами, словно нетленная купина́.

Все пили и проливали кровь вместо вина.

Достигали, чего – неведомо. Почти что достигли дна.

Четырёхлетним Лазарем с того воротились света.

Подустали скакать, как по прерии краснокожие племена.

Как умели, вождя схоронили – Ульянова-Ленина,

а сменил его тот, в чьём имени воля была стальна

(и не надо дискуссий, рассказ вообще не про это).

Наступила мода на новые облики и имена.

Мой завод национализировали, окрестили его «Коммунар»[6]

(отличное имя для парня, не какой-то там ГлавЛётНар —

ХренПойми имени какого-нибудь предкомбеда)!

Я не желаю пафоса. Хватит и без меня

авторов, чья поэзия «ахами» пленена.

Если возможно, Отче, да мимоИдетъ она —

чаша Большого Стиля, Имперского бреда!

Но слова из песни не выкинешь, когда