ПоэZия русского лета - Максим Адольфович Замшев

только от вёсел плеск.

Он весны исчерпал запасы,

Наш до-после-военный мир.

И оплыл, как кусок пластмассы,

Цифровой потребляя жир.

Превратили мы в камни ноты,

Разбросали их по земле.

И спасаемся от икоты,

Завершая парад-алле.

Только, Господи, скоро-скоро,

Обожжённый твоей весной,

Я уйду, я сбегу из хора,

Чтобы голос подать иной:

Мой единственный композитор —

Ветер, ветер! Гуляй, реви!

Я прильну к тебе, так чтоб свитер

Загорелся вдруг от любви

На московском асфальте прямо,

В переулках среди колец.

Чтобы вновь волноваться, мама,

Отдаляя любой конец.

«Земному шару напекло висок…»

Земному шару

напекло висок.

Располагался рай

наискосок.

Скучал в нём

по России

каждый третий

В семи десятках

световых столетий.

Там время продолжал небесный царь

У звёздочки

по имени Мицар,

Как гениальный врач

за занавеской,

И спорили Сенека с Достоевским,

И были пальцы

в поцелуях пчёл.

А здесь смертельный бой

уж час как шёл:

Со срезанным лицом наполовину

Сержант упал в божественную глину,

Хлеб Родины своей

подняв с земли.

И вдруг увидел

страшное вдали:

Нас будущих,

расслабленных,

как травы,

Обильно

существующих

без славы,

в отдельно

подзаряженном гробу

С предсказанными

цифрами на л б у.

Сержант Смирнов

смотрел на это дело

И удивлённо

презирал печаль,

А рядом с ним

Мария песню пела,

качаясь, как солдатская медаль.

«Весна стоит в пальто коротком…»

Весна стоит в пальто коротком

И утешает как умеет.

Не привыкай к военным сводкам,

А то душа окоченеет.

Не привыкай смотреть на карты,

Не то покроешься коростой.

Кто это время нам накаркал?

Чужой, нездешний ворон пёстрый.

Хочу, как мальчик, взять рогатку

И победить в лесу волчицу.

К щеке часов прижали ватку,

Из цифры восемь кровь сочится.

Луна на Пасху ляжет решкой,

И смерть не выйдет на работу.

Москвичка в утренней кафешке!

Не привыкай к донецким фото.

Не то тебя железом тронет,

Не в Волновахе, на Волхонке.

Ты слышишь, это время стонет

В обычной радиоколонке!

Отныне в церкви на Таганской

Россия будет ставить свечку

Блаженной бабушке луганской,

Не взявшей у фашиста гречку.

«А Горбачёву все эти тридцать лет…»

А Горбачёву

все эти тридцать лет

Каждую ночь снится звон тридцати монет,

И за Берлинской стеной Гефсиманский сад,

Платья его жены на ветвях висят…

Ходит по саду юродивый в поздний час.

Снова к нему Горбачёв: «Помолись за нас!»

Плачет блаженный у мокрых могильных плит.

Шепчет в ответ:

«Богородица не велит…»

А на могильных плитах следы времён

И миллион миллионов живых имён —

Тех, кто погиб,

тех, кто не был рождён,

а мог,

Если б другого правителя дал нам Бог.

Но Горбачёв не Иуда, ему ль грустить?

Он оправдал себя, он будет вечно жить!

Пиццей отравленной паству кормить с руки.

Войн и конфликтов всё праздновать огоньки!

Он не Адольф, не Борис, не какой-то Буш!

Первой-последней леди советской муж!

Всем Карабахам-Донецкам – физкульт-привет!

В Мюнхене Русью не пахнет и Бога нет.

«Носи как маленькую икону…»

Носи как маленькую икону,

Смотрящую сквозь века,

Медаль на ленте

«ЗА ОБОРОНУ

РУССКОГО ЯЗЫКА».

И кто б ни значился на обложке,

Упасть не старайся ниц.

Корми кириллицей

с чайной ложки

Детей и поющих птиц.

Пусть припадают к бортам моллюски,

Услышав чужую речь.

А в плен возьмут —

ты молчи по-русски,

Чтоб шапки врагов поджечь.

Пусть время колется

злей и горше,

Теперь до Победы стой

За Дальний Восток!

За Донецк!

За Оршу!

За русский язык родной!

«А из радиоточки…»

А из радиоточки

Только сырость и грусть.

«Капитанскую дочку»

Надо знать наизусть.

Чтоб весны фонограмма

Дотекала до рук.

Там, где Пушкин и мама,

Там и Родины звук.

Так, про что эта повесть?

Растолкуй же ты мне!

Про любовь, и про совесть,

И про службу стране.

Мы за прошлое платим

И радеем, дружок,

Кто за честь, кто за платье,

Кто за лучший денёк.

Наши страшные ссоры

Завершит этот год,

А заморскому вору

Скоро срок свой придёт.

Ярче солнечной стружки,

Что горит без конца,

Лишь Россия и Пушкин,

Да могила отца.

Временно уехавшие

(басня)

Лейтенант-пограничник открыл калитку

И глядит на бегущую прочь элитку:

Прошмыгнули два голубых паяца.

«Нам, – говорят, – совесть не позволяет остаться!»

Пристроиться к ним норовит

Блогер с плакатиком «Стыд!»,

Актриса в наряде парчовом

В образе жены Горбачёва

И две пацифистки-нимфетки,

Которым срочно нужны таблетки.

Давятся они утром на взморье повидлом,

Всех, кто в России, считают быдлом.

Но следят внимательно за новостями:

«Что же творится там в русской избушке?»

И поверьте, скоро

вернутся и