Шах и мат - Эли Хейзелвуд
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Нолан бросает на меня беглый взгляд. Я бы даже сказала молниеносный.
– Не знал.
– Ему все равно, Дарси. И, к твоему сведению, это не значит, что ты можешь болтать об этом на каждом углу.
– Еще мясного рулета, Нолан? – вмешивается мама и выходит из кухни, когда Нолан с благодарностью кивает.
– А ты, Нолан, – продолжает Сабрина, – тоже?
– Иисусе, – образ семьи Бодлер мелькает у меня перед глазами. – Так, всё, я закрываю эту тему и хочу напомнить, что нельзя обсуждать с людьми, с которыми вы только что познакомились, такие темы за обедом. И в любое другое время.
– Может, он не возражает, – говорит Сабрина. – Ты возражаешь, Нолан?
– Не возражаю, – отвечает Сойер с поразительно невозмутимым видом.
Сабрина посылает мне торжествующую улыбку. Я убью ее. Она не оставила мне другого выбора. А потом заставлю Дарси помочь мне избавиться от тела. Или маму. Или Голиафа.
– Мальчики и девочки?
Нолан качает головой:
– Нет.
– В основном девочки?
– Нет.
– В основном мальчики?
– Нет.
Сабрина на мгновение выглядит загнанной в угол, но ее лицо внезапно озаряется.
– Это чтобы не исключать тех, кто за пределом бинарности!
– Так что, – вмешивается Дарси, – когда вы планируете переспать?
Ответ Нолана – «Сложно сказать» – накладывается на мой – «Никогда!» – и полностью поглощает его.
Я хлопаю ладонью по лицу.
– Готова поспорить, Мэллори хороша во всем этом. Она очень много тренируется.
Нолан смотрит на меня долгим, изучающим взглядом, который милосердно прерывает мама своим появлением с мясным рулетом в руках.
– У тебя есть братья или сестры, Нолан? – спрашивает она.
Я никогда не была более благодарна за смену темы.
– Два сводных брата. Со стороны отца.
– Сколько им лет?
Нолан щурится, будто пытается вспомнить:
– Где-то тринадцать или четырнадцать. Может, младше.
– Не знаешь точно?
Он пожимает плечами:
– Никогда их не видел.
Мамины брови выгибаются.
– Должно быть, ты проводишь большинство праздников с мамой.
Из Сойера вылетает приглушенный смешок. Или насмешка.
– Я не виделся с родителями много лет. Обычно меня приглашает кто-то из друзей.
– Почему ты не общаешься с родителями? – спрашивает Дарси.
– Разница во взглядах. На мою карьеру.
– Им не нравится центр для пенсионеров?
Нолан сдерживает улыбку и серьезно кивает.
– Это вроде как грустно, – говорит Дарси. – Я вижусь со своей семьей каждый день каждой недели каждого года.
– Это тоже вроде как грустно, – бормочет Сабрина. – Мне не помешало бы немного личного пространства.
Дарси пожимает плечами:
– Мне нравится, что мы всегда вместе. И мы всё друг другу рассказываем.
Колкий взгляд, который Нолан бросает в мою сторону, вызывает у меня желание зарядить ему в пах, но моя нога застряла между его ног, так что я всерьез подумываю утопиться в подливке. Медленная, питательная, вкусная смерть.
Не знаю, какими смертными грехами из прошлых жизней я заслужила подобное унижение, но после ужина Нолана уговаривают остаться «еще на чуть-чуть, пожа-а-алуйста» и усаживают смотреть телевизор.
– Тебе нравится «Ривердейл»? – с энтузиазмом спрашивает Сабрина.
Они с Дарси облепили Нолана на диване с двух сторон и положили Голиафа ему на колени. («Какое знакомое чудовище, – сказал Нолан, взяв морскую свинку в руки. – Как будто я недавно видел его портрет». Я едва удержалась, чтобы не воткнуть ему вилку в глаз.) Мама, прислонившись к дверному косяку, с восторгом наслаждается этой идиллией. Давненько я такого за ней не замечала. Меня же сначала послали за сэндвичами из мороженого, потом заставили вернуться, когда я принесла шоколадные вместо клубничных.
– Никогда не видел.
– О боже. Ладно, смотри, это Арчи, и он типа главный герой, но всем больше нравится Джагхед, потому что здравствуйте, это же Коул Спраус, и там происходит убийство, которое…
– Он милый, – шепчет мама, пока я загружаю посудомойку.
– Коул Спраус?
– Нолан.
Я раздраженно выдыхаю. Выходит не так возмущенно, как задумывалось.
– Неправда.
– И у него, кажется, отличный вкус.
– Потому что он съел почти весь твой мясной рулет?
– По большей части. Ну и еще потому, что, кажется, не может отвести глаз от моей ничего не подозревающей дочери.
«Я на девяносто три процента уверена, что он собирается оставить напалмовую бомбу в нашем подвале, – готова выпалить я. – Или хочет нас ограбить. Он скроется с нашей семейной копилкой в ту же секунду, как мы отвлечемся. И прихватит остаток мясного рулета».
Я до сих пор не понимаю, зачем он здесь. Своим успокаивающим голосом ведущего национального радио Сойер спрашивает моих сестер:
– А кто из персонажей Ривердейл? – и заставляет их хихикать и бить себя по лбу. Но я хочу, чтобы он ушел как можно скорее. Прямо сейчас.
Проходит не меньше часа, прежде чем мама напоминает Дарси, что ей нужно закончить домашку по английскому, а Сабрина запирается у себя в комнате, чтобы обсудить с друзьями роллер-дерби по видеосвязи: Эммали должна стать джеммером[32] и вообще что не так с тренером в последние дни?
– Я иду спать, – многозначительно говорит мама.
Смотрю в окно и вижу, что солнце еще не село.
– Нолану тоже пора.
– Он может остаться, если хочет, – мама тепло ему улыбается и уходит к себе, опираясь на трость.
– Не хочет! – кричу я ей вслед.
Я бы не удивилась, если бы кто-то из моей семьи решил нас подслушать, поэтому на улице дохожу аж до абрикосового дерева. Сойер следует за мной. В это время года на дереве можно обнаружить немного листьев – впрочем, как и в любой другой сезон.
Уперев руки в бока, я поворачиваюсь к Сойеру. В закатном свете он выглядит эффектнее, чем обычно: углы и изгибы его лица сильно контрастируют друг с другом.
Если честно, в этом нет никакого смысла. Я не должна находить его настолько привлекательным, потому что он не такой. Нос слишком большой. Резко очерченная челюсть. Губы чересчур полные, глаза слишком глубоко посажены, скулы тоже… с ними тоже что-то не так. Я не должна думать об этом.
– Ты съел около двенадцати свиней в мамином мясном рулете, и они в тебе будто растворились. Теперь объясни, пожалуйста, зачем ты явился.
– Я почти уверен, что это была говядина. – Сойер достает до одной из верхних ветвей. Причем с легкостью. – Твоя семья думает, что мы встречаемся? – Расстроенным он не выглядит – скорее, невероятно довольным.
– Без понятия. – Возможно. – А что, какие-то проблемы?
Хочу, чтобы он сказал да. И я брошу ему в лицо, что это он виноват, раз явился без предупреждения. Но он нарушает мои планы:
– Кому не нравится хорошая история про фальшивые отношения?
Выгибаю бровь:
– Удивлена, что ты вообще о таком знаешь.
– Одна моя подруга – большой фанат Лары Джин. Я высидел около шести фильмов.
Он имеет в виду свою девушку.
– Их всего три.
– Казалось, что больше.
Он такой уверенный. Непринужденный. Думаю, известный обиженный неудачник с проблемным темпераментом, который проводит девяносто процентов своего времени, изучая эндшпили с разноцветными слонами, не должен вести себя спокойно в обычной жизни. И все же.
Кажется, внутри него горы уверенности в себе. Откуда бы они там ни взялись. «Посмотри на него, – предлагает внутренний голос. – Ты знаешь, откуда они».
О, да заткнись ты.
– Почему ты здесь, Нолан?
Он отпускает ветку. Наблюдает за тем, как она какое-то время пружинит, а затем замирает на фоне темнеющего неба. И когда тянется ко мне, я уже готова вертушкой ударить его в подбородок, но он всего лишь убирает упавшую на лицо прядь. У меня все еще кружится голова от этого прикосновения, когда он говорит:
– Я хочу сыграть в шахматы.
– Не смог найти кого-нибудь в Нью-Йорке? Нужно было ехать аж до Нью-Джерси?
По всей видимости, припаркованный перед домом миссис Абебе «Люсид-Эйр» принадлежит Сойеру. Конечно же, он водит машину моей мечты.
– Не думаю, что ты поняла, – он выдерживает мой взгляд. Кажется, у него дергается кадык. – Я хочу сыграть в шахматы именно с тобой, Мэллори.
О.
О?
– Почему?
– Вчера на том месте должна была быть ты. Это было… Ты была там. Передо мной, по другую сторону доски. – Он сжимает губы. – Это должна была быть ты.
– Да, что ж.
Было бы круто, если бы это была я. Узел сожаления затягивается внутри, и у меня
