Дом Цепей (litres) - Стивен Эриксон

— Я знаю, Флакон. Но в наши дни войны с избытком полны волшебством и удивительными боеприпасами, рано или поздно начинаешь ожидать сюрпризов.

Мимо пронеслись две собаки Геслера, огромный пастуший пёс следовал за хэнским Тараканом так, будто пушистая собачонка несла в зубах его поводок.

— Тут… сложно разобраться, — вздохнул Флакон. Он протянул руку за большим камнем дискообразной формы и подобрал его. — Эрес’аль, — сказал он. — Каменный топор — вся низина усыпана ими. Обточенные озером, что когда-то её наполняло. Такие делали по несколько дней, а потом ими даже не пользовались — просто выбрасывали в озеро. Какой в этом смысл? Зачем создавать приспособление и не использовать его?

Смычок уставился на мага:

— О чём это ты говоришь, Флакон? Кто такие эти Эрес’аль?

— Уже никто, сержант. Они пропали давным-давно.

— Духи?

— Нет, они были во все времена, во все века, что знавала эта земля. Моя прабабушка говорила об Эрес. Тех, что жили ещё до имассов. Первые, кто создал инструменты и придал форму своему миру. — Он покачал головой, сдерживая дрожь. — Я никогда не думал, что встречу одного из них. Но он был тут… она была тут, была частью песни внутри тебя.

— И она рассказала тебе про эти орудия?

— Не напрямую. Скорее, она поделилась со мной, раскрыла мне своё сознание. Это она подарила тебе тишину, не я. У меня нет такой силы. Я лишь попросил её, и она была милосердной. По крайней мере, — он окинул взглядом Смычка, — я думаю, это было милосердием.

— Ещё каким, парень. И ты всё ещё… можешь говорить с этой Эрес?

— Нет. Я хотел как можно быстрее выбраться оттуда. Выбраться из той крови.

— Моей крови.

— Ну, в большинстве своём да, твоей крови, сержант.

— А другая часть?

— Принадлежала этой песне. Эм-м, песне «Мостожогов».

Смычок закрыл глаза и опёрся головой на камень. Кимлок, будь он проклят, этот таннойский духовидец из Эрлитана. Я отказал ему, но он всё равно это сделал. Он украл мою историю — и не только мою, историю всех «Мостожогов». Он украл её и сделал из неё песню. Этот ублюдок взял и вернул нас в лапы Рараку…

— Иди помогать остальным, Флакон.

— Как прикажешь, сержант.

— И ещё… спасибо.

— В следующий раз, когда встречу Эрес, обязательно ей передам.

Смычок уставился ему вслед. Так, значит, будет следующий раз, да? Интересно, сколько подробностей ты утаил, парень? Он гадал, не станет ли завтрашнее утро свидетелем его последней битвы. Едва ли он о таком мечтал, но если это будет необходимо… Возможно, его призывали присоединиться к павшим «Мостожогам». Тогда это не так уж и плохо. О более жалкой компании и мечтать нельзя. Проклятье, как я по ним скучаю. Скучаю по всем, даже по Валу.

Сержант открыл глаза и встал на ноги, затем поднял и надел шлем. Он повернулся и окинул взглядом низину к северо-востоку, укрепления врага и пыль с дымом, которые поднимались от города, спрятанного внутри оазиса. И по тебе, Калам Мехар. Интересно, осознаешь ли ты, зачем оказался здесь?..

Обезумевший шаман извивался и шипел, носясь по кругу, словно краб, вздымая с почерневшей от огня плоской костяной плиты пыль. Корабб, державший во рту полдюжины панцирей скарабеев, которые висели у него на шее для защиты от злого глаза, сморщился, когда его стучащие зубы попали на один из панцирей и раздавили его, оставив на языке горький вкус. Он вытащил изо рта амулет и начал сплёвывать остатки хитина.

Леоман подошёл к шаману, схватил его за телабу, поднял костлявого мужчину с земли и потряс, превращая в месиво из летающих волос, ткани и слюней. После этого Леоман вновь усадил шамана и прогремел:

— Что ты видел?

— Армии! — завопил старик, дёргая свой нос так, будто он только что вырос.

Леоман сердито нахмурился:

— Это мы и без тебя видим, проклятый факир…

— Нет! Ещё армии! — он проскользнул мимо Леомана и побежал к южному выступу холма, где начал подпрыгивать на месте и тыкать пальцем в малазанские укрепления на острове напротив старого дренажного канала.

Леоман и не думал следовать за ним. Он пошёл к Кораббу и трём другим воинам, пригнувшимся за низкой стеной.

— Корабб, отправь к Ша’ик ещё одного всадника — нет, постой, лучше езжай к ней сам. Даже если она делает вид, что её не волнует наше прибытие, я хочу знать, как на рассвете будут расположены племена Матока. Узнай это сразу после разговора с ней. И, Корабб, обязательно поговори с ней лично. Потом возвращайся сюда.

— Сделаю всё, как ты прикажешь, — ответил Корабб, выпрямляясь.

В двадцати шагах от них шаман развернулся и начал кричать:

— Они тут! Псы, Леоман! Виканские псы!

Леоман нахмурился.

— Этот дурак с ума сошёл…

Корабб вскочил на коня. Он не станет тратить время на то, чтобы седлать его, особенно если это придётся делать под безумные вопли шамана. Воин уселся, затянул потуже удерживающие пику на спине ремни и пришпорил скакуна.

Путь в оазис был извилистый и ухабистый, он вился между глубокими дюнами и неровными выступами, из-за чего ему приходилось замедляться и позволять лошади самой выбирать безопасный маршрут.

День плавно перетекал в вечер, на юго-западе оазиса, где путь пролегал через глубокие рытвины, уже вовсю разбегалась тень. Когда конь обошёл по щебню резкий изгиб, внезапное зловоние одновременно обдало своим духом и коня, и всадника.

Путь им преграждала мёртвая лошадь. А прямо под ней — труп.

У Корабба заколотилось сердце, он спрыгнул с коня и медленно двинулся вперёд.

Посланник Леомана. Тот, которого он отправил, как только прибыли войска. Арбалетный болт прямо в висок. Проломил кость, прошёл насквозь и вырвался с другой стороны.

Корабб изучил скалы вокруг. Если бы в них прятались убийцы, он уже был бы мёртв, рассудил воин. Значит, скорее всего, они не ожидали, что будут ещё посланники.

Он вернулся к своему коню. Было трудно уговорить животное идти мимо трупов, но он смог наконец обойти их и снова запрыгнул на скакуна. Неустанно осматривая округу, он продолжил путь.

Спустя шестьдесят шагов дорога выходила на открытый песчаный склон, за которым виднелись пыльные кроны гульдиндх.

Облегчённо вздохнув, Корабб погнал коня вперёд.

Два сильных удара в спину бросили его тело вперёд. Лишенный стремян и седла, Корабб схватился за шею скакуна, хотя животное кричало от боли и дрожало. В движении его паническая хватка ослабла, и правое колено коня с силой снова и снова било Кораббу по шлему, пока тот не свалился и узловатый сустав не стал врезаться в его голову.