Дом Цепей (litres) - Стивен Эриксон

— А потом?

— Отнеси меня обратно в мой храм… если сможешь.

— Ладно.

Он ощутил ладонь на древке стрелы, торчащей из левого плеча. Вспышка боли, затем темнота.

Старая броня Ша’ик была разложена на столе. Один из воинов Матока заменил изношенные ремешки и крепления, затем отполировал бронзовые пластины и шлем с забралом. Полуторный меч был смазан и заточен. Оббитый железом и шкурами щит ждал, прислонённый к ножке стола.

Она замерла в комнате в полном одиночестве, рассматривая амуницию, оставшуюся от предшественницы. Старуха, как говорили, умело обращалась с мечом. Шлем казался слишком большим, решетчатые пластины на щеках изгибались по всей длине, крепились к тяжёлой налобной полосе. Чернёная кольчуга подобно паутине прикрывала прорези для глаз. Длинная бармица тянулась от заднего обода.

Она подошла к стёганому поддоспешнику. Тот был тяжёлым, с пятнами старого пота. Шнуровка под руками спускалась по бокам по всей длине. Пластины из вываренной кожи прикрывали верхнюю часть бёдер, плечи, руки и запястья. Она методично затянула каждую шнуровку и застёжку, пробуя разные варианты, чтобы распределить вес до того, как придёт пора надевать доспехи.

Впереди была ещё целая ночь, распростёршаяся перед ней подобно чёрной дороге в бесконечность, но она хотела ощутить, как броня охватывает её тело; желая ощутить на себе её вес, она прикрепила поножи, сабатоны и наручи, затем направилась к нагруднику. Колдовство осветило бронзу, и доспех шелестел как тончайшая жесть. Конструкция позволила ей затянуть ремни самостоятельно, и вскоре она уже взяла меч и вложила в ножны, затем обернула тяжёлый пояс вокруг талии, расположив крючки, соединяющие его с кирасой, так, чтобы вес пояса не ложился на бёдра.

Остались лишь пара перчаток, подшлемник и сам шлем. Она сомневалась. Есть ли у меня хоть какой-то выбор? Богиня оставалась тяготеющим присутствием в её голове, пустившим корни в мышцы и ткани, её голос растекался в венах Ша’ик. На каждом вдохе она ощущала возрастающую силу и не сомневалась, что использует её, когда придёт время. Или, скорее, сила использует её.

Чтобы убить мою сестру.

Она ощутила чьё-то приближение и обернулась ко входу.

— Ты можешь войти, Л’орик.

Высший маг показался на пороге.

Ша’ик сморгнула. Он был облачён в броню. Белая эмаль была исцарапана и явно видала виды. Длинный узкий клинок висел на бедре. После короткой паузы она вздохнула:

— Значит, мы все готовимся…

— Как ты уже видела, более трёх сотен воинов Матока охраняют этот дворец, Избранная. Охраняют… тебя.

— Он преувеличивает риск. У малазанцев полно забот…

— Опасность, которую он предвидит, Избранная, не связана с малазанцами.

Она пристально посмотрела на него:

— У тебя измученный вид, Л’орик. Полагаю, тебе стоит вернуться в свой шатёр и отдохнуть. Завтра ты мне понадобишься.

— Вы не нуждаетесь в моих предупреждениях?

— Богиня защищает меня. Мне нечего бояться. К тому же, — она улыбнулась, — три сотни отборных воинов Матока охраняют этот дворец.

— Ша’ик, этой ночью произойдёт схождение. Среди твоих советников есть чтецы Колоды. Прикажи им бросить карты, и они подтвердят мои слова. Собираются силы. В воздухе пахнет предательством.

Она взмахнула рукой:

— Всё это не важно, Л’орик. Я неприкосновенна. Так же и от богини нельзя отречься.

Л’орик подошёл ближе, глаза его расширились.

— Избранная! Рараку просыпается.

— О чём ты?

— Разве ты не слышишь?

— Ярость богини поглощает всё, Л’орик. Если ты слышишь голос Священной пустыни — это предсмертный крик Рараку. Вихрь пожрёт ночь. И любая возрастающая сила, осмелившаяся приблизиться, будет уничтожена. От богини, Л’орик, нельзя отречься.

Ещё некоторое время он смотрел на неё, потом будто сморщился под бронёй. Он провёл рукой перед глазами, словно пытаясь отогнать ужасное видение. Затем, кивнув, развернулся и направился к выходу.

— Погоди!

Ша’ик обогнала его и остановилась. Из-за холщовых стен звучали голоса.

— Пропустите его! — крикнула она.

Ввалились двое стражников, удерживавших какого-то человека. Перепачканный, в пыли и поту, он был истощён и избит настолько, что не мог стоять. Один из стражников рявкнул:

— Это Корабб Бхилан Тэну’алас. Один из офицеров Леомана.

— Избранная! — прохрипел тот. — Я — третий всадник, посланный Леоманом! Я обнаружил тела остальных — убийцы преследовали меня до самого дворца!

Лицо Ша’ик исказила ярость.

— Приведи Матока, — рявкнула она одному из стражей. — Л’орик, этому человеку нужно исцеление, чтобы он встал на ноги.

Высший маг вышел вперед и положил руку на плечо Корабба.

Дыхание пустынного воина замедлилось, затем он медленно выпрямился.

— Леоман шлёт привет, Избранная. Он желает знать о позиции Матока…

— Корабб, — перебила Ша’ик. — Ты вернёшься к Леоману — с сопровождением. Передаешь ему мой приказ — ты слушаешь?

Он кивнул.

— Пусть Леоман немедленно скачет ко мне. Он примет командование моими армиями.

Корабб сморгнул:

— Избранная?

— Леоман Кистень возьмёт под командование мои армии. До рассвета. Л’орик, отправляйся к Корболо Дому и донеси до него мой призыв. Пусть явится безотлагательно.

Л’орик заколебался, затем кивнул:

— Как прикажете, Избранная. С вашего позволения, я пойду.

Он покинул комнату, миновал залы и переходы, проходя мимо стражников, наблюдая, как оружие покидает ножны, и ощущая на себе пристальные взгляды. Корболо Дом дурак, если попробует подослать к ней убийц. Но как бы там ни было, ночь началась, и звёздный свет в оазисе танцевал по обнажённым клинкам.

Приближаясь к толпе перед дворцом, Л’орик остановился. Он открыл Путь, продемонстрировал его искрящимся свечением вокруг себя. Маг не хотел, чтобы кто-нибудь совершил фатальную ошибку. Ощущая себя непривычно обнажённым, он направился к шатру командующего Корболо Дома.

«Живодёры» в своих скрытых окопах были уже готовы, дребезжание оружия и брони и приглушённые разговоры стихали, когда он проходил мимо, чтобы возобновиться у него за спиной. Л’орик хорошо знал, что эти солдаты волей обстоятельств и по своему желанию стали отдельной силой. Отличившиеся резнёй. Нарушившие все малазанские законы. Знающие, что им не видать пощады. Их самоуверенность поколебали опасения, их знаменитая свирепость теперь подпорчена нотками страха. И их жизни — в окровавленных руках Корболо Дома. Полностью. Сегодня они не будут спать.