Заповедник для академиков - Кир Булычев

Разговор получался странным. Алеша вел себя иначе, чем всегда. Где его вальяжная ирония, умение все превратить в элегантную шутку?

Тут в дверь постучал Кураев, который желал спросить, что чувствует человек, когда совершает полет вместе с трапом с пятиэтажного дома. Хоть он при том присутствовал, но сам ничего подобного не испытывал.

За столом уже сидели Татьяна с Анастасией Николаевной. Но не притрагивались к салату — ожидали мужчин.

— Это было ужасное зрелище, — сказала Анастасия Николаевна. — Можно было умереть только от одного вида.

— Вы легко отделались, — сказала Татьяна.

У нее были глаза как у рыси — желтые, яростные, не соответствующие чертам лица и мягкой манере поведения.

Сколько ей лет? Наверное, под сорок. Такая красивая женщина, а не нашла себе спутника жизни.

— Я вас, мужчин, не люблю, — сказала она, когда принялись за ужин.

— Грубые, волосатые, норовят схватить руками за самые нежные места, — поддержал ее Алеша.

— Ах, я не это имела в виду! — отмахнулась Татьяна. — Я думала о мужской неверности. Почему нужно было в город уходить в компании этого ужасного Бегишева? Неужели Антонина вас привлекает больше меня?

— Антонина доступна. — Алеша пришел на помощь Андрею. — Она тянется к мужчинам всем своим прекрасным телом. А вы уходите в тень.

— Я берегу тело для избранника, — ответила Татьяна.

Она не шутила.

— Андрюша провел день в городе в приключениях и деловых встречах, — сказал Гаврилин. — Он даже обедал с посольским работником.

Никто не оценил иронии Гаврилина.

Анастасия сказала, подбирая ложкой бульон:

— Совершенно противоестественный союз! Что их объединяет?

— А помнишь «Остров сокровищ» Стивенсона? — спросила Татьяна.

— Помню, но не понимаю.

— Там собрались совершенно случайные люди, чтобы искать сокровища.

— Закопанные Петром Первым, а то и новгородскими ушкуйниками на острове Готланд? — догадался Алеша.

— Но зачем им нужен старичок, похожий на Ленина? — спросила Анастасия.

— У него чутье на клады. Бывают же собаки, которые находят по запаху наркотики! — ответил Гаврилин.

— Он шутит, — сказала Татьяна, — ведь наркотики — органические! А он мертвенький.

— Андрюша должен нам помочь, — сказала Анастасия Николаевна. — Ведь он в душе не принадлежит к этому дикому сообществу.

— Как я могу вам помочь?

— Как русский человек русским людям, — сказала старуха. — Вы разделяете взгляды большевиков?

— Ни в коем случае! — ответил Андрей.

— Надеюсь, что, несмотря на вашу молодость, это отношение сложилось на основании жизненного опыта и вы не лицемерите.

— Не обижайся, Андрюша, — сказал Гаврилин. — Анастасия Николаевна бывает излишне эмоциональна.

— Излишней эмоциональности не бывает, — сказала Анастасия Николаевна. — Она бывает искренней и ложной. Меня же искренне волнуют проблемы нашего государства.

Андрей почувствовал, что разговор подходит к важной грани. Наконец-то он узнает что-то об этих дамах.

— Не лучше ли перейти к нам в каюту, у нас есть хорошее вино, — сказала Татьяна, — можем там побеседовать. А то тут слишком много любопытных глаз.

— Но тогда, — улыбнулся Гаврилин, — следует вести себя как настоящие конспираторы, как большевики. Уходим по двое — мы с Андреем сразу после вас. Идем сначала к себе в каюту.

Дамы согласились, что конспирация не помешает, а Гаврилин сказал Андрею, когда они шли к своей каюте:

— Я не знаю, что нам намерены сообщить милые дамы, но мне кажется, что компания Бегишева, куда ты попал по неразумию или недоразумению, — это не детский сад. Это опасные люди. Они ни перед чем не остановятся.

Андрей хмыкнул, соглашаясь.

— Чем меньше они будут знать, тем лучше. Мне даже кажется, что между ними и нашими дамами существует неприкрытый антагонизм.

И с этим Андрей согласился.

— Посидим у нас минут десять, потом пойдем в гости.

За иллюминатором горели окна — теплоход стоял в ста метрах от обыкновенных высоких жилых домов.

— Ты не чувствуешь, что угодил в историю? — спросил Гаврилин.

— Еще как чувствую. Но хотелось бы узнать побольше.

— Любопытство погубило кошку, как говорят англичане.

— Меня особенно не спрашивают, — сказал Андрей.

Он подошел к иллюминатору. Был бы бинокль, можно было бы поглядеть, как ужинают, спорят или укладываются спать прибрежные шведы — благо они не считали нужным закрывать ставни или шторы.

— Если тут есть конфликт, — сказал Гаврилин, — я предпочту быть на стороне дам.

— Ты вообще предпочитаешь быть на стороне дам, — согласился Андрей.

— Шутки — шутками, но Бегишев со товарищи — коммунисты.

— И одновременно спонсоры вашего круиза?

Андрей не поверил Алеше.

— Когда это мешало коммунистам? Особенно если этот круиз — прикрытие для важных дел.

— А кто такие Анастасия с дочкой?

— Ну уж не хуже, чем коммунисты.

И они отправились в гости к Анастасии.

У дам был люкс — двухкомнатный: страшный дефицит, так как начальствующие лица стремились завладеть люксами, как доказательством своей принадлежности к сливкам общества.

Дамы уже освоили его.

Комната была украшена фотографиями в темных рамочках, букетиком высушенных цветов, подносами, чашками и разной посудой, не приспособленной к качке.

— Садитесь, мы сейчас к вам присоединимся, — сказала Анастасия.

Она уплыла в туалет — слышно было, как там льется вода, заглушая голос Татьяны.

Татьяна вышла с подносиком, на котором стояли чашки. Анастасия принесла кофейник и нарезанный бисквит на тарелочке.

— Простите, что не можем принять вас достойно, господа, — произнесла Анастасия.

Она была в длинном гимназическом платье с белым отложным воротничком. Словно выпускница на вечере встречи. Татьяна была в джинсах. Ее резкому характеру и движениям больше подходила мальчиковая одежда. Женщины обычно чувствуют свой стиль.

— Мы очень благодарны вам, что вы здесь, — сказала Анастасия Николаевна. — Нам нужна помощь всех интеллигентных людей.

— Вот именно, — произнесла Татьяна, словно удостоверила принадлежность Андрея к интеллигенции.

— Угощайтесь, — пригласила Анастасия Николаевна. — Печенье мы в Копенгагене покупали. Как вы знаете, Дания славится своим печеньем. У меня в Дании живут родственники, там моя бабушка умерла.